— Брось свои глупости, Вася! — Кэто отстранила его руку. — Пойми, температура повысилась в белом домике! На целых семь градусов. Что гусеницы плохо переносят жару, это известно каждому, кто ухаживает за ними. Хуже начинают есть, меньше дают шёлку. Знали это и ребята. Поэтому дежурные строго следили, чтобы помещение шелкопрядов не прогревалось, и потому на солнечной стороне никогда не открывали окон. — Почему повысилась температура? — все окружили Кэто. — Почему? Пусть ответят дежурные. — Кэто произнесла эти слова совсем как классная руководительница. — Кто сегодня дежурит? — Я, — Валерий сделал шаг вперёд. — И я… — с Васи слетело всё его самодовольство. Он даже постарался вытянуться по-военному. — Ты? — Кэто энергично ткнула пальцем в его плечо. — А ты работал сегодня? — Не-ет, — Васин голос слегка дрогнул. — Так вот, кто-то оставил окно с солнечной стороны распахнутым настежь. Комната нагрелась. Что будет теперь с шелкопрядами? — Они заболеют? Умрут? — Валерий стал часто-часто моргать. — Это я открыл окно… — Ты? Зачем?.. — выкрикнули ребята. — Вот и бери с такими обязательство! — возмутился Гико. — Кто был прав, Вася? — спросила Кэто. Вася смолчал. — Валерик, для чего ты открыл окно? — не унималась Кэто. — Чтобы сфотографировать шелкопрядов… — А почему не закрыл потом? Валерий не нашёлся, что ответить. — Вот видишь! — злорадно сказала Кэто Васе и, обращаясь к Валерику, продолжала допрашивать как настоящий следователь: — А инструкцию знаешь? Инструкцию? Валерий только головой мотнул, он её не знал, не видел. — А ты, Василий, оставляешь его одного дежурить и даже не проверишь, знает ли он инструкцию. — Кэто в упор поглядела на Васю. — Да слушай ты его, — рассердился Вася. — Валерка, ты же сам не позволял дома открывать ставни, когда у вас жили маковые. Да, это, пожалуй, Валерий хорошо знал. А тут он не подумал. Стало очень тихо. Слышалось, как потрескивали цикады, как перекликались птицы. На лбу у Кэто появилась морщинка. — Надо покормить гусениц и посмотреть, как станут они есть, — сказала она. Торопить ребят не пришлось. Все бросились за листьями — шелкопряды в опасности! Гусеницы приняли корм как ни в чём не бывало. Сразу послышался едва различимый шорох. И всё-таки каждый с тревогой ждал Марину. Но ни её, ни Цицино не было. — Кэто, послушай, — тихо произнёс Гико, — Вася ведь не просто бросил дежурство. Ушёл по очень важному делу. Дрозда ловить… — Дрозда? Очень важное дело! — Кэто на миг перестала наблюдать за гусеницами. — Хорош дежурный! — Вот всегда ты так, не дослушаешь, а говоришь, — рассердился Гико. — Думаешь, всё лучше других знаешь. Он так здорово придумал с дроздом… — Чтобы Сёмушка признался, — подхватил Вано. — Ничего не понимаю! — Кэто тряхнула головой. — Да объясните толком про Сёмушку, про дрозда! Рассказывать начал Вася и, как всегда, помогать ему, перебивая друг друга, стали и Вано, и Гико, и даже Валерий. Кэто слушала сначала невнимательно, но по мере рассказа становилась всё сумрачней. Коробку с шелкопрядами девочка рассматривала долго и пристально. Она хоть и не хотела, но должна была признать, что эти гусеницы — такие же, как в белом домике, того же возраста, той же окраски. Марина Петровна всё не шла. Кэто нетерпеливо поглядывала на дверь — куда это она запропастилась? Гусениц решили из коробки не вынимать, пусть до прихода Марины Петровны так и останутся. А там Марина Петровна распорядится, как с этой коробкой поступить. Кэто очень хотелось тут же объявить Валерию: «Ты больше не работай с нами в бригаде! Из-за тебя все неприятности — тебе принёс Сёмушка дрозда, тебе он рассказал, как пропали маковые, а ты молчал и прикрывал Сёмушку!». Она, Кэто, была права. В душе она чуть-чуть даже злорадствовала: её опасения так быстро оправдались. Но помня свой разговор с тётей Нюшей, Кэто не высказывала вслух ничего. Скоро все поймут, что она правильно хотела поступить. Вот эти самые случайности, о которых говорил дядя Вату. Кэто хотела их предусмотреть, так Вася первый помешал. Поэтому всё её недовольство обратилось на Васю. — Почему ушёл ловить дрозда? Почему доверил Валерику одному дежурить? Почему вместо себя не поставил кого-нибудь? Кэто так и сыпала этими «почему». Вася стоял перед ней пристыженный, растерянный. Он уже не чувствовал себя героем, и никто им не восхищался. На него смотрели серьёзные, очень сосредоточенные лица товарищей. — Хотел поймать дрозда, чтобы неожиданно… — не очень внятно начал он. — Так ведь и Сёмушка хотел сделать сюрприз, неожиданно, — возразила Кэто. У Васи вспыхнули даже шея и уши, но ответить он не успел. Примчалась Цицино Марина Петровна ушла на совещание вместе с тётей Нюшей, сообщила девочка. Что делать? Все посмотрели на Кэто, а она сама была в затруднении. Она пожала плечами: надо посоветоваться, а то наделаешь ещё больше глупостей. Я не успел сказать! Никогда ещё Сёмушка не был так раздосадован и огорчён. Он почти никогда не плакал, но когда все ушли, Сёмушка не раздумывал, стыдно ли плакать. Просто из глаз его полились одна за другой крупные капли. Что сделал он худого? Не возьмёт себе он эти коконы, не нужны они ему. Ведь он же понимает, — у них обязательство. Во всех неприятностях, по мнению Сёмушки, был виноват Вася: разыскал дрозда — раз, унёс коробку с гусеницами — два, раззвонил всем — три. Без него обошлось бы всё как нельзя лучше. Теперь достанется Сёмушке. И не носить ему больше красного галстука пионера… Сёмушка собрался пойти на колхозное футбольное поле, на тренировку. Когда принимаешь мяч, обо всём забываешь. А что если там повстречается Гико? Ведь он заядлый футболист. Или Вано? Может быть, и ребята из колхоза уже знают от Васи историю с дроздом. Сёмушка вытер глаза, раз-другой шмыгнул носом, взглянул на часы. Их стрелка приближалась к цифре пять. Надо покормить шелкопрядов, вспомнил Сёмушка. Не своих, их уже не было. Но бабушка, уходя на совещание колхозных шелководов, велела ему вместе с соседкой накормить её гусениц. С корзиной, наполненной листьями шелковицы, Сёмушка прошёл в сарайчик. Мальчик был даже рад, что соседка запаздывала. Он иногда и раньше, когда ещё не интересовался червяками, помогал бабушке. Он разложил как полагалось корм на стеллаже, и сразу же гусеницы пришли в движение. Это не то, что в коробке. На полках раздолье. Шелкопряды могут прогуливаться как им нравится. Вот одна гусеница, будто рассердившись, надулась, потолстела, укоротилась. Другая внезапно остановилась, изогнулась, как знак вопроса. Глядя на гусениц, Сёмушка даже не заметил, как высохли его слёзы. Наверное, и его коробочные гусеницы будут теперь жить на просторе, им будет удобнее… Удобней-то удобней… Сёмушка только сейчас сообразил: вынимать их из коробки и класть на полки ни в коем случае нельзя. Из-за какой-нибудь одной поцарапанной гусеницы могут заболеть остальные. Так говорила бабушка, а ведь она зря не скажет. Ребята могут этого не знать. Если же шелкопряды заболеют, не сдобровать Сёмушке. Опять на его голову посыплются обвинения, а главное, прощай, хороший урожай! Гусеницы должны быть целы и невредимы! Сейчас же надо предупредить ребят, хоть они и обидели Сёмушку. Он мог бы сразу пойти в белый домик, но там дежурные, да наверное и остальные ребята, кормят гусениц, а Сёмушке очень не хотелось встречаться с Васей. Смотреть, как тот важничает, словно индюк, и ещё выслушивать от него про честь звена и достоинство советского пионера? Нет, Сёмушке это невмоготу. Вася не один, с ним, конечно, и его дружки. Нет, в белый домик нечего идти. Предупредить Кэто? Она-то всегда за него заступается. Но именно поэтому стыдно поглядеть ей в глаза. Цицино, конечно, дразнить не будет, и строго смотреть она не умеет. Но вечно она заодно со своим братцем. Остается Валерий. Валька самый подходящий Не важничает. Пусть отчитает, накричит, всё-таки не Васькина противная ухмылка. Так и поступит Сёмушка. Скорей к Валерке. Тот, наверное, забежит домой поесть перед тем, как идти на волейбол, а Сёмушка предупредит его. Сёмушка рассчитал всё правильно, но вышло совсем иначе. Валерия не оказалось дома, и ждать пришлось долго-долго.