«Ладно тебе, Миллс. Мы все знаем, что ты держишь всё в себе». Они не ошибались. Я никогда не умела откровенничать. Мне исполнилось одиннадцать, когда мама усадила меня и Элли за мороженым и сказала, что была больна. После этого на быстро слегла. Казалось, в один день она осторожно объясняла нам, что означало слово «рак», а в другой её подключили к всевозможным трубкам и проводам. Резкий запах больницы и антисептика заменил аромат духов «Elizabeth Arden Sunflowers», которыми она брызгалась каждое утро. Ближе к её концу папа держал нас в стороне. — Не беспокойте маму, — говорил он нам. — Не мешайте ей. И мы не мешали. Мы говорили, что в школе всё хорошо. Что мы счастливы, что мы любили её и ни в чём не нуждались. И я скрывала всё, что хотела ей поведать, до того времени, когда ей станет лучше. Я не беспокоила её ссорой с моей подругой Кирстен, или что мистер Донохью был самым гадким учителем в школе. Я хотела рассказать ей позже. Но она умерла, и мне было некому это рассказывать. Было невыносимо больно от тоски по ней. Однако я знала, что жизнь продолжалась. Моя тихая правда не вырывалась наружу, меня устраивало хранить её в себе. И стало привычным отступать и слушать. Я научилась быть прекрасным слушателем. В колледже я где-то вычитала, что, если дать кому-то долго говорить о себе, это запускало в нервной системе говорящего те же сигналы радости, как еда или деньги. И с тех пор я ненамеренно использовала эти знания. Все, кто хотел от меня большего, сдались. Те, кто остался, смирились, что я отступала, когда разговоры становились глубокими. Зато я стала экспертом в том, когда сменить тему или пошутить. Как удобно, наверное, это было для Дастина. Я была непринуждённой девушкой, потому что я не хотела ничего анализировать. Мы редко ссорились, потому что не были заинтересованы. Он был счастлив сохранить статус-кво, поэтому не просил меня покинуть свою зону комфорта. Рейд, напротив, всегда был сосредоточен на мне, чем напоминал мою сестру. И настоящее свидетельство моего эмоционального уродства в том, что я могла утомить даже лучших людей. Я перечитала его сообщение для Кэт, и стало больнее, чем должно было. Для него Кэтрин — другая женщина, не Милли. Он обсуждал это с кем-то, не со мной. У меня не было никаких обид на Рейда. Я не имела права расстраиваться, когда он решил, что ему лучше подойдёт кто-то другой. Но почему такое чувство, будто ковер выдернули из-под моих ног? Он рассказал незнакомке, что совсем меня не знал. Могла ли я его винить? Я вспомнила любимую улыбку у него — терпеливую, когда он был недоволен, но очарован — все равно любил меня. Я сравнила её с выражением лица прошлой ночью, когда он уходил. Утомлённые взгляд, разочарование в чертах лица… Его хмурые глаза, которые темнели и темнели, пока не огрубели и не стали незнакомыми. Теперь он хотел встретиться с ней, и я не знала, как быть. Я в конкретной заднице. * * * Район, где жил Эд, состоял из рядов маленьких коричневых домиков, каждый был копией соседнего. Парковки для велосипедов стояли на каждом углу, в каждом дворе были одинаковые кусты. Мне казалось, что это было задумано для услады глаз, но это оставалось копией кошмаром. Если я подпевала радио, не обращая внимания на дома, то оказывалась не на той улице, не понимая, нужно было повернуть у высокого дерева или у того, что стояло до него. Как сейчас. Я объездила квартал дважды, а потом остановилась у его дома, где в тишине тикал двигатель моего автомобиля. Поездка сюда почти не успокоила меня. Я сидела в машине и желала, чтобы у меня был маховик времени, чтобы я могла сказать прошлой Милли не тупить. Я взглянула на телефон и поняла ещё одно: Рейд не звонил и не писал с прошлой ночи. Честно говоря, я бы, наверное, не ответила. Сомневаюсь, что навыки безбожного вранья могли сейчас обеспечить мне нормальный разговор, даже через сообщения. Почти полдень, но Эд открыл дверь в халате с джойстиком в руках. Обычно бы я ругала его за это, но я тоже была в пижамных штанах и даже не надела лифчик. — Ты не из доставки пиццы, — сказал он, жуя печенье «Pop-Tart». Я протиснулась мимо него и вошла в дом, где услышала, как Алекс кричал на видеоигру. Место дивана у Эда занимали геймерские кресла с высокими спинками, что стояли напротив самого большого и дорогого телевизора из всех, что я видела. Алекс сидел в одном из них и, когда увидел меня, сделал паузу в матче FIFA. — Миллс, пришла поиграть? — Пришла пожаловаться, — сказала я. — Мне крышка, ребята. Рейд хочет встретиться с Кэтрин. — Твой взрыв в сообщении не отпугнул его? — Алекс издевался, но мне было всё равно. — Вы были правы. Эмоции его заводят, — я бросила ему свой телефон и рухнула комком на хлипкое кресло-мешок в углу. Эд подошёл к Алексу сзади, и они тихо прочли последнее сообщение Рейда. Я старалась не замечать, как приподнималась бровь Эда, как Алекс бормотал: «Ой». Было сложно не ощущать себя обнажённой, пока они смотрели на экран, где были ясно видны все мои недостатки. Алекс первым поднял голову. — Он прислал это сегодня? Я грызла ноготь. — Прошлой ночью. Пока я спала. — Он хочет встретиться с тобой… с ней, — сказал Алекс. — Срань господня. Эд выпрямился, повернулся и дёрнул себя за волосы. — Если я мало говорю, то только потому, что кричу внутри. — Ладно, это не такая уж и проблема, — Алекс озадаченно посмотрел на Эда. Милый весёлый Алекс. А милый эмоциональный Эд плюхнулся в кресло, вытер ладони о свои прикрытые халатом бёдра. — Это проблема, Алекс, ведь это наши лучшие друзья, и один из них врал другому. А ещё мы оба знали. Мы сообщники и подстрекатели. — Это не помогло, — проскулила я и вжалась в подушку. Шарики наполнителя в дешёвом кресле-мешке решили в тот же миг раздвинуться подо мной, и я, согнувшись, скатилась на пол. Со стоном я упала на лицо. И так и осталась. — О, это печально, — Алекс выдержал пять секунд и рассмеялся. Но хотя бы Эд сжалился надо мной. — Ладно тебе, — он протянул руку. — Вставай. — Оставь меня, — пробубнила я с пола. — Тут моё место. — Ты не перегибаешь? — Эд опустился на колено передо мной, и я зажмурилась, на секунду заметив член под его халатом. — Ты о том, перегибаю ли я из-за Рейда, испытывающего чувства к той версии меня, которой не существует? Или насчёт реальности, где он считает меня эмоционально бесплодной? И давайте не забывать, что я обманула лучшего друга, — я села. — Кто так делает? Я даже не знаю, что на меня нашло пару месяцев назад. Я думала, такое могло произойти только на каком-нибудь шоу по MTV. Эд, к счастью, ушёл и притащил контейнер от молока, чтобы сесть на него. — Прошу, не обижайся на это, ведь ты знаешь, что я тебя люблю, но что ты ожидала? Я заскулила вместо ответа, Алекс тут же встрял: — Вот. Вот, что случается. Секреты заразны. — Спасибо, Алекс. Он пожал плечами. — Кто-то должен говорить с тобой прямо, и кто ещё это сделал бы? Только мы с тобой дружим. — У меня есть другие друзья, — возмутилась я. — Кто? — спросил Эд и быстро добавил. — Бариста не в счёт. — Ты хочешь имена? — я попыталась смеяться, но вышло слабо. — Имён много. Все друзья с работы. И моя сестра. — Которую мы ни разу не встречали и о которой ты не рассказываешь, — напомнил Эд. Я открыла рот, но возражений не нашлось. Один воздух. — И все эти друзья с работы, — сказал Алекс. — Почему ты не познакомила нас ради свиданий? Я снова хотела поспорить, но не смогла. У меня были знакомые на работе, с которыми я говорила по пути на собрания кафедры или за обедом. У меня были просто друзья, как Эйвери — хотя она была почти врагом — но остальных я порой видела в спортзале, могла пересечься с ними где-то ещё. С подругами я недолго ладила. Каждая женская дружба поворачивала не туда, и я не знала, как это исправить, потому что не научилась ссориться. Я всегда думала, что ссора означала конец. Может, теперь я и стала старше, узнала об этом лучше, но я до сих пор была ужасна в конфронтациях. — У меня никогда не было близкой дружбы, — призналась я, и уже ненавидела то, что, пожимая плечами, приходилось оправдываться. — После смерти моей мамы мы… сплотились. Девиз папы гласил: «Не нервничай из-за мелочей. А это всё мелочи». Наверное, после смерти мамы для него эта фраза стала раскрытой истиной. По сравнению с этим всё остальное — мелочи, — осознание раскрывалось, пока я говорила это. — Если я это пережила, могу пережить всё, да? Не стоит усложнять проблему, зацикливаясь на ней. Эд пытался скрыть своё раздражение. — Разговор об этом не значит, что ты зациклилась. — Знаю, но… — Просто так мы можем узнать тебя, — он поднял руку, чтобы я не спорила. – Назови пять важных фактов о Рейде. Это я могла. Я хитро улыбнулась, и Алекс быстро добавил: — Выше пояса.