*** Прогуливаясь по Роттердаму, Михаил решил вновь отправиться к берегу. Там жизнь вся просто кипела. Люди суетились в своих делах, и вокруг здания адмиралтейства прохаживались красивые господа да дамы, с лиц которых так и не исчезало то счастье от свободы, что обрели… Роттердам – был в ту пору второй город после Амстердама по торговле и считался «самым красивым во всей Голландии». Улицы широкие и хорошо вымощены. Опять же – снова абсолютная чистота. Каналы выложены камнем, пересекают город во всех направлениях, а вокруг – густые деревья, которые хоть и скрывают солнце от горожан, но очищают воздух от запаха каналов и испарений земли. Строение города все каменное и настолько необычно-красивое, что глаза Михаилу было трудно отвести. Дома вокруг высокие, хотя и небольшие, а по архитектуре – смесь старой с новой. Улицы часто пересекаются площадями, и каждый раз, как Михаил проходил через очередной мостик над каналом, ему открывался совершенно новый вид… «Николя прав, здесь видишь город, висячие сады и море со всеми чудесами и сокровищами…», – размышлял он, остановившись и любуясь жизнью вокруг. – «Филиппу досталась такая земля! А он превзошел своих современников в тиранстве и гонениях. Полное изуверство… Губить, гнать свой народ? Зачем?… Но вот, достойный пример силы. Голландцы, согнанные с лица земли, показали свету, к чему способно человечество, если есть свобода, если ее можно обрести. Они показали, как уголок земли, почти затопленный морем, победил… Отделили насыпями пространства и сделались обитателями дна морского… Теперь им предстоит экономически восстанавливать страну после власти французов, которая длилась на протяжении двадцати лет. Голландцы же благословляют русское оружие, освободившее и их… На престол входит король Виллем, и он будет обладать полной властью. От республики вновь к королевству… Что ждет?… Улучшение, или вновь тирания?… Сможет ли мир когда-нибудь победить всю тиранию, стать свободным?…» Meneer! (Господин!) – воскликнул мальчишка лет двенадцати, представ неожиданно перед Михаилом и протянув записку. Михаил только и успел, что удивленно взглянуть да взять в руку листок, как мальчишка скорее умчался вон, исчезнув за углом улочки. Что за чертовщина, – прошептал он, оглядываясь, но никто не обращал на него внимания. Михаил вздернул бровью. Недовольно покачав головою и вздохнув, он раскрыл написанное на листе и принялся читать, вчитываться и стараться принять то, что там ему было сообщено. Он снова оглядывался по сторонам, чтобы найти хозяина записки, но попытка была тщетна. Его там не было. Пошатнувшись, Михаил с тревожным взглядом отправился вперед. Он знал лишь один путь, куда идти. Сначала медленно, потом ускоряя шаг, он ворвался в трактир «Groоt Schippers Huis» (Большой дом моряков), где его уже ждали на встречу друзья, как уговорились еще вчера. Мишель! – радостно воскликнули они, но, видя окаменевший взгляд севшего к их столу товарища, улыбки с их лиц поисчезали. Может пива? Корона, старинное, хвалят его очень! – предложил Сашка, но Михаил молчал и глядел в одну точку, будто был не с ними. Мишель? – чуть встряхнул его за плечо Алексей. Заметивший подобную неприятность внимательный хозяин трактира тут же поспешил к ним с маленькой кружкой, в которой было уже что-то налито: Dit is een hele sterke borrel, dan kom je weer tot jezelf! (Очень сильный напиток, сразу придешь в себя!) Алексей, не ставший переводить пока товарищам вышесказанное, тут же приподнес кружку с этим напитком к губам Михаила, и тот закивал и отпил. Ja, ja! С'est claire comme du chocolat `a l'eau! (Да, да! Это ясно, как шоколад!) – воскликнул довольный хозяин, когда и он, и все остальные вокруг уставились на Михаила, выпучившего глаза, потом сразу зажмурившего, прослезившегося и отдернувшегося тут же на стуле. Все, – прохрипел он, и тут же отпил пива, схватив одну из кружек друзей. Вновь встряхнувшись, Михаил выложил на стол записку, что сжимал до того в руке, и спросил, уставившись в глаза Алексея: Где здесь этот мост? В недоумении Алексей открыл записку: «Вы знаете, Михаил Алексеевич, что я предупреждал обратиться к Вам за помощью. Я понимал, что так и сложится. Не таите зла и обид. Они ни к чему. Прошу лишь отыскать Варвару. Так судьба повелевает, от нее не уйти. Когда Вы получите сию записку, меня может уже не быть, по крайней мере рядом. Я должен замести некоторые следы, а Вас прошу заботиться о Варе. Дальнейшие указания Вы сможете найти у моста Roobrug на камне слева. На сим камне я оставил печать. Вы, и только Вы, сможете узнать ее, поскольку я знаю, что в вашем сердце тоже есть любовь, искренняя и настоящая. Обязательно посмотрите на картины художника, что там рисует. Там будет подсказка. Прошу принять мои искренние сожаления обо всем.» Ни подписи, ничего более подробного, – задумчиво вымолвил Алексей. – Однако, мы-то знаем, от кого сие послание. Что случилось? – насторожились Дмитрий и Сашка, и Михаил передал им записку на прочтение… 38 *** Любезный трактирщик объяснил и даже нарисовал на обратной стороне записки, как пройти к нужному им мосту. Михаил с друзьями отправились туда пешком и торопились, но движение на улицах, как и на каналах, казалось беспрестанным да беспокоило еще больше. Подъемные мосты постоянно пропускали корабли. На палке у каждого мостовщика был привязан деревянный башмак, который наполнялся монетами-дойтами: платой за пропуск. Лошади вокруг тянули повозки и беспрерывно стучали по мостовой огромными подковами. Телеги с овощами, носилки с зеленью, коляски, запряженные козами, собаками, – все мелькало перед глазами. Тут же заметны и слышны биржевые крикуны с колоколами в руках, и кричат о новых таксах на товары. Толпы народа следуют за ними туда, куда привезли партию нового чая, и купцы тут же собираются его испробовать на качество. «Но год тому назад биржа сия не наполнялась таким множеством народа; одни только подозрительные служители Наполеоновой таможни расхаживали по портикам и косо смотрели на купечество, лишенное почти всех своих выгод.» – размышлял Николай, стоя на площади у бронзовой статуи известного ученого Эразма. – «Несчастный Эразм, отягощенный толстою книгою, закутанный в священническую тех времен одежду, к бесславию художника похож более на соляной столб, нежели на монумент славе Эразмовой…» Николя! – воскликнул Михаил, когда с друзьями вышел на площадь Эразма и увидел, как и знал заранее, своего товарища. О встрече здесь они тоже уговорились еще вчера, чтобы вместе вновь отправиться на прогулку и изучение столь прекрасного города. Однако теперь в планах было иное… Николя, прости, мой друг, – предстал перед ним Михаил. – Варвара Игоревна в какой-то опасности. Я ничего пока не понимаю, – растерянно говорил он, вызывая в Николае оцепенение. Вот, – протянул Михаил ему записку, и тот тоже ее прочитал, после чего ответил: Что ж, значит, отправляемся искать ту печать и художника! Или наоборот, – добавил Алексей. Не медля более ни секунды, все отправились поскорее в путь. Вновь мелькало все вокруг бурною жизнью, и вновь предстояло пройти через некоторые площади да каналы. На одной из таких площадей оказался рынок, на котором было много торговок живностью, рыбою и зеленью. Собравшаяся толпа не давала пройти даже вокруг, уставившись на происходящее у одной из телег. Михаил с друзьями чуть прорвались вперед и тоже остановились, наблюдая двух женщин, дерущихся за несколько копеек, переданных покупателем, как понял из выкриков Алексей и тут же рассказал товарищам. У обеих этих рыбных торговок руки были намазаны песком, явно для того, чтобы скользкая рыба не выпала из рук. Они схватили по живому угрю и стали друг дружку бичевать, от чего вскоре и угри, и лица дерущихся оказались окровавленными. Постаравшись поскорее пробраться мимо ужасающего события, друзья все же выбрались и поспешили через мост далее. Там! – воскликнул Николая, указав на виднеющийся иной мост через тот же канал. – Я был здесь не так давно! Приблизившись к тому мосту, который и оказался именно Roobrug, друзья остановились. Там, в ряд сидело несколько художников. Они рисовали картины, а те, что уже были готовы, стояли подле, красовались, заманивая прохожих если не встать и любоваться, то бросить взгляд. Михаил с Алексеем принялись искать нужный камень, стараясь незаметно для прохожих, чтобы не привлекать ненужного внимания, вглядываться. Найти какую-то печать, пометку, или еще что – было гораздо труднее, чем они предполагали, как бы ни было вокруг чисто. Николай с Дмитрием и Сашкой прохаживались у картин и наблюдали, как увлеченные творческим делом художники ловко рисуют то красками, то углями… Ну что? – поинтересовался Дмитрий у Михаила, когда заметил, что тот с Алексеем присели у моста и смотрели на камни. Ничего иного, как эти инициалы, – пожал плечами Алексей. Дмитрий взглянул на надпись, выцарапанную на камне: ММСхHB. Николя! Сашка! – позвал он остальных подойти. Посмотрев и узнав инициалы, Николай расплылся в улыбку: На одном из портретов внизу были они, как мне кажется! Ты не на шутку внимателен! – поразился Сашка. Друзья вернулись к картинам, и Николай тут же указал, где такие же инициалы находятся. Это было изображение моста Roobrug, на котором стояла молодая пара, ласково глядя друг на друга и держась за руки. Все было, как и в обычный день: суета, все как живое, даже звуки будто были слышны, но эта молодая пара приносила в картину художника необъяснимую романтику и нежность… Ik heb dit schilderij gewijd aan een mooi jong verliefd stelletje. Ik kon hun liefde niet laten ongmerkt laten! Onderin staan hun initialen! – пояснил довольный художник, и Алексей перевел его слова друзьям: Он посвятил эту картину молодой влюбленной паре, любовь которых он не смог не заметить. И инициалы принадлежат как раз им. Красиво, – согласился Сашка, а Николай тут же спросил: А имена их какие? Алексей тут же задал этот вопрос художнику, и тот пожал плечами: Maria Margaretha Cost met Hendrik Budde. Все! – довольно воскликнул Дмитрий, потирая вдруг запотевшие руки. – Дело за малым!