— Вот этот паренек, — сказал Петр Степанович. Толстяк посмотрел на меня и фальшиво заулыбался. — А выглядит хорошо, — сказал он. — Смотрится. Слушай, дружок, есть шанс подзаработать. — Я вам не «дружок», — хмуро сказал я. У меня это слово в печенках сидит. — Ну-ну, не будем ссориться раньше времени. Я вот что предлагаю. Бой по кикбоксингу. Десять раундов. Контактных. В ночное время. Если победишь, можешь получить до миллиона. В зависимости от ставок. Проиграешь — тысяч триста. — Он повернулся к Петру Степановичу и кивнул в мою сторону: — Бабы на него будут ставить, такие им нравятся, свеженькие. — Но Петруха смотрел куда-то в окно, заинтересовавшись дребезжащим трамваем. — Постой-ка, — забеспокоился толстяк. — А ты действительно такой чемпион или прикидываешься? Растяжку хоть сможешь сделать? — Попробую, — скромно произнес я и, развернувшись к нему спиной, не глядя, левой пяткой сбил его шляпу. Она покружилась под потолком и упала Петру Степановичу на колени. — Вот черт! — охнул толстяк. — Ловко. — Он нагнулся за шляпой и снова напялил ее на свою лысину. — Ну так как, согласен? Деньги — наличными. Могу аванс дать. — А вы что скажете, Петр Степанович? — спросил я. — Решай сам. — Он нарочно зевнул. — Я тебе не мать родная. — А можно, я подумаю? — Подумай, — согласился толстяк. — Только скорее. До вторника мне нужно пары составить. Я сказал, что «подумаю», лишь бы отвязаться от него. На самом деле я не собирался принимать участие в этой затее. У нас в Твери тоже устраивались такие гладиаторские бои, на поляне, за городом. Потом кости мешками собирали. Тут чем больше крови, тем больше визга и денег. А богатые дамочки такие зрелища любят, знаю. Нет, спасибо за угощение, уже наелся. После занятий я поехал в общагу, чтобы переодеться в костюм. Был у меня такой серый, австрийский, специально для выездов. Я даже галстук повязал, отобрав его у Димыча. — Теперь ты выглядишь совершенно как пай-мальчик, — заверил он меня. — Все лимпопо. Два наших других соседа, первокурсники, таращились на меня во все глаза. Им еще все было в диковинку, поскольку их только недавно оторвали от папы с мамой и зашвырнули в общежитие. Ничего, пусть привыкают. — Может, тебя одеколоном спрыснуть? — предложил Димыч. — А потом в целлофан завернуть и отправить по адресу, — подхватил один из новеньких, толкая другого в бок. Я только посмотрел на него строго, но ничего не ответил. — Где ты с ней познакомился? — спросил Димыч. — На баррикадах, — сказал я, и тут в комнату ввалился Тимур, и с ним еще двое. По его расширенным, блуждающим зрачкам я понял, что он уже накурился анаши и принял граммов триста. — Привет! — буркнул он мне, протягивая ладонь. — Куда это ты вырядился? — В консерваторию за консервами. — Вот уж с кем мне не хотелось ничем делиться. Мы с ним не любим друг друга, хотя и не показываем вида. — Ты, говорят, вчера отличился? — А, ерунда! — Тимур махнул рукой и уставился на новеньких. — Вот вы-то мне и нужны. Они оба съежились на стульях, видно, тоже наслышались про вчерашнее. Тимур осклабился. Ему нравится, когда его боятся, хотя сам он трус. Вот Аслан, тот боец. И я считаю так: не обязательно быть жутко здоровым, носить на себе горы мышц. Важно быть не сильным, а смелым. Если почувствуют, что ты струхнул, тебе никакие приемы не помогут. У меня сколько раз так было, когда пасовали здоровенные детины. Главное, не отводить глаз и не бояться. Тимур стоял перед новенькими, раскачиваясь на носках. Держал паузу. Ждал, что ли, когда они под себя сходят от страха? — Пошли на крышу, — сказал он наконец. — Учиться будем. На крыше у нас все разборки проходят, все выяснения отношений. Место для дуэлей, вроде Булонского леса. Площадь там большая, попихаться есть где. Один раз, до меня, правда, кто-то после такой дуэли вниз спланировал. Оформили как самоубийство. — Пошли, — неуверенно сказал один из новеньких и стал подниматься. — Сиди уж! — вмешался я. — Хватит, Тимур, остынь. Покалечил уже одного. — А тебе-то что за дело? — спросил Тимур. — Ради чего заступаешься? — Ради подруги Тургенева Полины Виардо, — ответил я. — Ну хочешь, я с тобой пойду на крышу вместо них? Только не сегодня, завтра. — Я с тобой еще не ссорился, — проговорил Тимур. Как ему, наверное, казалось — зловеще. Но я только усмехнулся. И он отвалил вместе со своей злостью. А я поправил галстук и поехал к тезке любимой женщины великого русского писателя. 4 Дверь открыла ее мама, я сразу сообразил, потому что это была ее точная копия, только спустя двадцать лет. Выглядела она молодо и приветливо. — Ну заходи, Филимон, — сказала она, улыбаясь и принимая от меня цветы. — Я вообще-то чаще зовусь Алексеем, — немного смутился я, тщательно вытирая ботинки о коврик. — Понимаю-понимаю. Ладно, спасибо, что помог вчера девочке. Полина мне все рассказала. «Ну, положим, не все», — подумал я про себя, а вслух сказал: — Вы извините, Людмила Александровна, что я тогда по телефону так безбожно врал и поневоле вам в любви признался. — За это не извиняются, — снова улыбнулась она, рассматривая меня. А я все еще топтался на коврике. В коридор вышел отец, с посеребренной шевелюрой, целой гривой волос, как у африканского льва. В руках он нес жирного черного кота. — Хватит трясти копытами и шлепай сюда, — сказал он. Он почему-то решил говорить со мной на молодежном сленге. Видно, думал, что так до меня быстрее дойдет. — Водку будешь? Теплую, газированную, из горла? Андижанского розлива? — Кирилл! — укоризненно вскрикнула его жена. — Шучу, шучу. У нас сегодня, молодой человек, маленькое торжество. Нашему любимому коту исполняется десять лет. Соберутся его лучшие друзья… Кот, лениво свесив морду с его рук, смотрел на меня желтым глазом, недоумевая, почему я явился без подарка. — Поздравляю, — сказал я ему; надеюсь, что он понял. — А где Полина? — Почему-то задерживается. — Отец подтолкнул меня в комнату. — Ты проходи. Будем чай пить. В гостиной уже сидели четыре человека, двое мужчин и две женщины, оживленно беседуя. — Это Алексей, сокурсник Полины, — сказала Людмила Александровна. А я и не догадывался, что уже зачислен в университет. Может, и стипендия идет? Я взял чашку чая и пирожное и скромно сел в уголке. Сами они пили коньяк, но мне, конечно, не предложили. Мал еще. Присмотревшись, я узнал в одном из мужчин известного артиста, часто мелькающего в кино. Второй, как потом выяснилось, был писателем. Я даже что-то такое читал, только не мог вспомнить, что именно. Меня больше всего поразило, что говорили они о самых обыденных вещах: о ценах на продукты и прочей ерунде. Я-то думал, что у них мозги забиты чем-то возвышенным и недоступным. Чувствовал я себя немного неуютно, не в своей тарелке. — Людмила Александровна, — тихонько спросил я, — а где Полина? — Давно должна вернуться из бассейна, — так же тихо ответила она. — Ты не беспокойся. Кушай торт. Я пил уже третью чашку чая и злился. Хороша красавица! Пригласила в гости, а сама в бассейне плещется, золотая рыбка. Вот встану сейчас и уйду. Но вместо этого я посадил к себе на колени именинника и стал почесывать ему за ушком. Кот, конечно, понял, что я к нему подлизываюсь, но довольно заурчал. — Вот интересно, что обо всем этом молодой человек думает? — спросил вдруг народный артист, и все разом посмотрели на меня, словно я был голый. А я даже не слышал, о чем они там между собой говорили. Надо было что-то соврать, и я выдал: — Мне после травмы черепа доктор запретил думать: голова гудит. — Молодец, ушел! — похвалил артист. — А вообще-то что с них спросишь? Это потерянное поколение. — Нравственных ценностей нет, — сказал писатель. — Сейчас любимый персонаж — жулик, спекулянт. Куда уж дальше ехать. Ну, подумал я, пошла старая песня! Теперь они будут долго рассуждать о том, какие мы все плохие и скверные; и откуда мы взялись такие? Как будто не они были нашими отцами и учителями. И если вдуматься: у кота, лежащего на моих коленях, тоже нет никаких нравственных ценностей, от него вообще никакой пользы, но его все любят. — Вспомнил! — сказал я. — Ведь это вы написали книжку о секретаре комсомольской организации, который все бросил и уехал на БАМ, строить железную дорогу? А потом ему доверили золотой костыль вбить. Вот интересно, где сейчас этот секретарь и какой коммерческий банк возглавляет? Вы не знаете? Гости засмеялись, а писатель, похоже, смутился. — Уел он тебя, — сказал артист. — Ладно, помолчи. Ты сам в кино Дзержинского играл. Пламенного революционера. А Кирилл статьи писал о дружбе народов. Где она, эта дружба? Все мы кривили душой, а теперь расплачиваемся. Россия еще будет триста лет страдать, пока золотым тельцом не переболеет. Я у сына спрашиваю: «Зачем ты рекламные ролики делаешь, ведь надувательство одно?» А он отвечает: «Я за пятиминутный текст получаю больше, чем ты за толстый роман». Поспорь тут. В дверь позвонили, но пришла не Полина, а еще какие-то гости. И только через полчаса появилась она. Самое смешное, что она очень удивилась, увидев меня среди собравшихся. — Боже мой! Совсем забыла, что пригласила тебя, — сказала она. — И пошла после бассейна в парикмахерскую. У нее была новая прическа: волосы зачесаны наверх и уложены вокруг головы.