– Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, – произнес он, отчеканивая каждое слово. – У нас ничего не происходит. – Ничего? Ты считаешь, что случившееся с Альбертом Блумом – это ничего? – Ну, что касается Альберта, я не стал бы этого утверждать, но это не имеет никакого отношения к вам, семье и поместью. Теперь недоумение появилось на лице Тристана. – Но… – начал он, уставившись на своего управляющего. – Убийство Блума не имеет к нам никакого отношения, – оборвал его Грошонг. – А смерть Мойнигана? – Лично я его не убивал, – сделав глоток виски, произнес Грошонг. – А вы? – Нет. – Вот и хорошо. Тристан, нахмурившись, перевел взгляд с Грошонга на ковер. – Насколько я понимаю, сына Блума сейчас допрашивает полиция, и все знают, что он угрожал своему отцу накануне вечером, – добавил Грошонг. Тристан опустился в кресло, стоявшее у стены, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, словно пространство вокруг было пропитано амброзией. Через некоторое время он открыл глаза и уже гораздо спокойнее заметил: – Хорошо. Грошонг допил остатки виски и поднял бутылку. На этот раз Тристан не стал противиться. Грошонг разлил виски в два стакана и, подняв свой, заметил: – Вам не о чем беспокоиться, мистер Хикман. Совершенно не о чем. – Расскажи нам, что произошло, когда ты вчера подрался со своим отцом, Майкл. Адвокат, сидевший рядом с Блумом, делал какие-то записи, не глядя на своего подзащитного. – Я уже говорил вам… – устало произнес Блум. – Да, мы уже обсуждали это, инспектор Сорвин, – внезапно отрываясь от своих бумаг, произнес адвокат. Казалось, он находится в полусне, а может быть, он обдумывал более интересное дело. – Повтори, пожалуйста, – обворожительно улыбаясь, попросил Сорвин. Блум кинул взгляд на своего адвоката и пожал плечами. – Он пришел в «Танцующую свинью». И подошел прямо к стойке, хотя видел, что я сижу там, и знал, что это выведет меня из себя. – А почему это должно было вывести тебя из себя? – Из-за того, что он сделал. Из-за матери и… Фионы. – А что он сделал? – Он убил мою мать, – устало ответил Блум. – Он отказался позвать повитуху. Сказал, что сам справится. Но он не смог ничего сделать. И она умерла в страшных мучениях. – Откуда ты это знаешь? Насколько я понимаю, ты же был тогда младенцем. – Соседи позвали врача. Не могли больше слышать ее крики. Они мне и рассказали. Сорвин откинулся на спинку стула. И это стало знаком для Беверли. – На мой взгляд, звучит не слишком убедительно, Майкл. Все это произошло более тридцати лет тому назад, и ты не можешь этого помнить, – сказала она. – Откуда вы знаете? – Думаю, тут есть что-то еще. Думаю, ты ненавидел своего отца потому, что чувствовал свою вину за случившееся. А вина твоего отца заключалась лишь в том, что он недооценил серьезность положения… – А что, эта доморощенная психология так необходима? – снова поднял голову адвокат. – Ты обвинял своего отца, потому что боялся посмотреть правде в глаза, – не обращая на него внимания, продолжила Беверли. – Какая разница, – с пренебрежительным видом откликнулся Блум. – А может, дело не в этом? Может, он плохо с тобой обращался? Блум пожал плечами. – Вы часто ссорились? – Иногда. – Насколько часто? Блум снова пожал плечами. – Он бил тебя, когда ты был маленьким? На это ответа не последовало. – Видимо, да. – Бывало, – вздохнул Блум. – Так он бил тебя? – повторила Беверли, легко улыбаясь краешками губ. Блум начал ерзать. – Чем он бил тебя? Ремнем? Щеткой для волос? Блум опустил голову. Адвокат начал проявлять некоторый интерес к происходящему, однако это был пассивный интерес зрителя, а не участника. – Именно поэтому ты так его ненавидел? – продолжила Беверли, восприняв его молчание как утвердительный ответ. – Потому что он бил тебя, когда ты был маленьким? Потому что ему нравилось тебя бить? – Да. Именно так. – Блум внезапно вскинул голову. – Ему нравилось издеваться надо мной. И он не любил, когда ему напоминали о том, что он делал. В то время он был настоящим куском дерьма. А потом я вырос, а он состарился. И однажды я отплатил ему за то, что он делал, да еще с процентами. – Майкл глубоко вздохнул и мрачно ухмыльнулся. – А потом с ним произошел этот несчастный случай. И после него он уже начал хуже себя чувствовать. – Блум издал неприятный смешок. – Начал разваливаться на части. Начал пить, и ничто другое его уже не заботило. Сорвин вопросительно поднял брови, а Беверли нахмурилась. – А что это за несчастный случай? Блум не слишком убедительно изобразил свою полную непричастность. – Упал с лестницы. Разбил голову, повредил себе мозги. – И это произошло случайно? – спросила Беверли. – Без всякого участия с твоей стороны? – Абсолютно. Ой ли? «Тут что-то есть, – подумала Беверли. – Мы подходим к этому не с той стороны». Блум снова опустил голову. Беверли немного переместилась, чтобы лучше видеть его лицо. – Расскажи мне о своей сестре. Ее зовут Фиона, да? – А что моя сестра? – раздраженно осведомился Блум. – Как твой отец обходился с ней? Ответа не последовало. Интересно. – Она на три года старше тебя, так? – спросила Беверли. – Да. – Ее он тоже бил? – после небольшой паузы продолжила Беверли.