Кстати, о женах. Почти все темные, присутствующие здесь, замужем или уже выбрали себе будущих мужей, а вот светлые из так называемого клана Волка по большей части свободны. Собственно, замужем всего лишь одна из них – это вторая жена молодого синьора Алессандро, по имени Лис, и она тоже находится здесь, и сейчас о чем-то тихо переговаривается со своим супругом. Другие «волчицы» тоже о чем-то шепчутся между собой, при этом поглядывая в мою сторону. Я склоняюсь к молодому синьору Алессандро и по-немецки тихо спрашиваю, а в чем, собственно, дело. – Понимаете, синьор Раймондо, – ответил тот, – они обсуждают вашу кандидатуру в качестве возможного будущего мужа. Тут так принято – когда претендентки сначала сговариваются между собой, составляя комплот, и только потом подходят к мужчине с предложением руки и сердца, а у того есть право только принять его или отвергнуть. Эти девушки очень разборчивы и их устраивают только статусные высокоранговые женихи – а вы как раз такой. Их смущает только то, что вы пока не владеете русским языком. Очень неудобно иметь мужа, с которым потом придется объясняться через переводчика или на пальцах. – Вы можете передать им, – говорю я, разглядывая стреляющих в меня глазками красавиц, – что в ближайшее время я постараюсь исправить этот недостаток. Если бы еще недавно кто-нибудь сказал мне, что я заинтересуюсь дикарками, да еще не в качестве мимолетных постельных подружек (кто из нас, итальянцев, не грешен?), а как потенциальными женами, то я рассмеялся бы этому фантазеру в глаза. Но теперь я придерживаюсь совсем другого мнения. Эти синьориты милы, симпатичны, чистоплотны, а главное, способны родить мне красивых, здоровых и умных детей, чтобы семья Дамиано и в этом мире была многочисленной и влиятельной. Потом, когда мы все легли спать, оставив только одну дежурную следить за огнем, мне приснился сон, что я, уже старый седоволосый морской волк (ведь даже они иногда умирают в собственной постели), сижу в окружении множества жен, детей, невесток, зятьев и внуков, в большом доме, почти дворце. Я – один из патриархов-прародителей нового народа, пышно расцветшего под этими первозданными небесами. А утром, наскоро умывшись и позавтракав остатками вечерней трапезы, мы начали подготовку к походу. Первым делом я послал силачек-неандерталок в трюм ручными помпами откачать воду, которая просочилась туда за время долгой стоянки, и после этого ко мне на борт поднялся синьор Сергий, чтобы при посредстве молодого синьора Алессандро обсудить наши дальнейшие действия. Первым делом синьор Сергий сказал, что уровень воды в реке за сутки поднялся еще сантиметров на десять, что увеличило наши шансы снять фрегат с мели. Теперь надо понять, как это сделать. Я предложил вытравить якорные канаты на всю их длину, после чего «Кораджосо» заведет якоря на противоположный берег реки Адур и закрепит за деревья. Потом останется только крутить кабестан и молиться, чтобы прочность якорных канатов оказалась больше, чем сила, удерживающая киль «Медузы» в песчано-илистом речном дне. Потом мы вместе измерили лотом глубину на месте стоянки фрегата, точно замерили расстояние от палубного настила и килевой балки, и после всех вычислений обнаружили, что «Медуза» сидит на грунте только носом и отчасти средней частью корпуса, а под кормой – не меньше фута глубины. Тогда синьор Сергий предложил изменить центровку фрегата, перекатив все имеющиеся на палубе пушки как можно ближе к корме и разгрузив сидящую на мели носовую часть, а уже потом, как я и предлагал, завести якоря и поработать кабестаном. Каждая пушка должна весить больше тонны, но если на нее наваливаются вдесятером, то она не устоит. Главное, чтобы при этом никому не отдавило ногу маленькими колесиками, посредством которых эти пушки катаются по палубе. Кстати, перед началом этой операции синьор Сергий поскреб одну из пушек кончиком своего ножа, и когда там блеснуло желтым, удовлетворенно хмыкнул. Когда я спросил, с чем связано его удовольствие, он ответил, что бронза – это ценный материал, а вот чугунные орудия он, не задумываясь, приказал бы покидать за борт для облегчения корабля. На выполнение этих операций у нас ушло времени до полудня. И я тоже принял участие в толкании пушек – а как же иначе, если даже синьор Сергий вместе с членами своей команды наваливается на пушку с криком «A nu davay!». И вот, когда мы выкатили пушки из матросских кубриков, фрегат «вздохнул» и довольно ощутимо осел на корму. Половина дела была сделана. Потом «Кораджосо» на моторе подошел к нам со стороны правого борта, и мы аккуратно опустили к нему на палубу якорь, чтобы он завез его на другой берег реки Адур. С якорем по левому борту проделать это было гораздо сложнее, поскольку полоска воды, отделяющая борт «Медузы» от берега притока, была очень узкой, и даже «Кораджосо», без груза имевший осадку меньше метра, не мог втиснуться в эту щель. Тогда синьор Сергий предложил новый план – тянуть корабль с мели только правым якорем, а чтобы компенсировать разворачивающий момент, зацепить еще один трос за бизань-мачту и выбирать его в сторону противоположного берега притока при помощи рычажной тали, закрепив конец за одно из растущих там деревьев. Наконец к выполнению этого плана все готово. Синьоры и синьориты моей команды ходят по кругу, медленно вращая кабестан, якорный канат натягивается как струна гитары и звенит от напряжения, синьор Сергий у бизань-мачты мерно двигает рычаг тали. И вот, когда мы уже думаем, что у нас ничего не получится, нос «Медузы» начинает медленно ползти вправо и назад, а за ним так же легко подается корма. Потерявшие опору сходни падают в воду. Несколько ударов сердца – и фрегат, слезший с прибрежной мели, выходит на мутный стрежень притока, где достаточно глубоко, чтобы он не скреб килем по дну. И в этот момент, чтобы нас не раньше времени вынесло в реку Адур, я приказываю прекратить вращать кабестан и одновременно отдать левый якорь. В итоге «Медуза» оказывается на плаву, почти на самом слиянии притока и главной реки, и над водой раздается наш общий торжествующий крик. Теперь для завершения работ осталось только привести все в порядок: отцепить выполнившую свое предназначение таль, вернуть на место правый якорь и расставить по своим местам пушки – с учетом того, что катить их придется вверх по наклонившейся палубе. Дифферент на корму в плавании нам не нужен. Но главное сделано: корабль на воде, и, как только мы закончим все необходимые работы, отправится в плавание. Остальные задачи – чисто технические, а вот эта была принципиальной. Времени на то, чтобы проделать все, что нужно, у нас ушло ровно до вечера, а потому, я, махнув на все рукой, приказал готовить ужин и отдыхать. Задачи, намеченные на этот день, мы уже выполнили, а начинать что-то новое уже нет времени. В итоге после ужина светлые синьориты из клана Волка отблагодарили меня своими народными танцами под аккомпанемент голосовой речевки и хлопков в ладоши. И все бы ничего, да только танцевали те самые особы, которые положили на меня глаз, и делали они это, скинув свои парки из шкуры оленя и обнажившись по пояс. А еще среди них оказалась одна из силачек-неандерталок. Я в жизни не подозревал, что у женщины могут быть такие фундаментальные полушария, похожие на половинки разрезанного надвое арбуза. Одним словом, вечер прошел очень и очень интересно, и в какой-то мере поучительно. Стоило мне только чуть-чуть выделиться из общей массы, как я тут же стал объектом для брачной охоты. Весь четвертый день нашего похода был посвящен тренировкам. Я личным примерам показывал своей команде, как подниматься на мачту, ходить по реям, вязать и развязывать морские узлы, и что надо делать в той или иной ситуации. По ходу этих тренировок выяснилось, что у темных и светлых синьорит просто идеальная память, они все запоминали с первого раза. Теперь понятно, как Основатели так быстро могли научить их своему языку. В наше время каждую из них рассматривали бы как уникума и чудо природы, но здесь, где еще нет письменности, люди с идеальной памятью – самое обычное явление, а иначе человечество вовсе утратило бы возможность запоминать и передавать опыт. Попутно я установил, что, поскольку мои временные подчиненные заучивают термины и команды на итальянском языке, то в походе мне даже, возможно, не понадобится переводчик, что очень хорошо, учитывая прискорбную нестойкость молодого синьора Алессандро по отношению к бортовой и килевой качке. Утром шестого дня похода все было готово к отправлению. План с синьором Сергием мы составили еще с вечера. Господствующие ветра в этой местности сейчас юго-западные, так что спускаться вниз по течению нам придется при курсе относительно ветра от полного до крутого бейдевинда. А крутой бейдевинд для корабля с прямыми парусами на узкой реке, да и с необученной командой – это плохо. Снос по ветру значительный, и можно запросто выскочить на берег. Так что предложение синьора Сергия черепашьим шагом протянуть «Медузу» через эти меандры на буксире мы сочли наилучшим вариантом. Нет, будь у меня команда, составленная хотя бы из курсантов Военно-морской академии в Ливорно, я бы рискнул обойтись без посторонней помощи, но с неопытными синьоритами на мачтах об этом лучше не мечтать. К тому же не стоило забывать об асдике на корабле синьора Сергия: он найдет нам выход в море гораздо быстрее, чем это можно сделать при помощи лота. А вот потом, когда нас выведут из путаницы мелей на простор Бискайского залива, начнется отдохновение души, если не считать команды, которая три дня назад увидела парусный корабль первый раз в жизни. Но стоит один раз суметь поставить паруса – и до самого входа в эстуарий один и тот же курс (норд с небольшим склонением к осту), один и то же галс (крутой левый бакштаг). Для такого корабля с прямыми парусами бакштаг – одно из наилучших положений судна относительно ветра. Снос при этом минимален, и его легко парировать изменением положения штурвала. Поставил один раз паруса, закрепил – и иди, главное, чтобы только рулевой не ловил мух ртом. При входе в эстуарий последует поворот через фордевинд, после чего левый бакштаг сменится правым. При этом потребуется повернуть реи в соответствии с новым галсом, но это дело уже не столь сложное. И наконец, уже на подходе к цели надо будет оставить только минимум парусов, чтобы не пролететь мимо назначенной стоянки, а бросить якорь в точно указанном месте. В соответствии с этим планом мы и поступили. С якоря снялись с таким расчетом, чтобы быть в устье реки Адур в самый пик прилива. Так мы почти избавили себя от необходимости лавировать, проходя поверх большей части мелей. И вот около полудня мы в море, «Кораджосо» разворачивает нас носом на курс норд и отдает буксирный трос. Светлые синьориты птицами взлетают на мачты, темные – на палубе, в готовности исполнять команды. Первым распускается и надувается блинд, потом фок, за ним грот, и самым последним поднимается бизань. «Медуза», еще совсем недавно беспомощно дрейфовавшая по воле ветра и волн, вдруг ощущает, что у нее есть ход. Форштевень режет воду, но скорость явно недостаточна, поэтому мои матроски лезут выше, распускать марсели (второй ярус парусов). И на этом все, достаточно. О брамселях, трюмселях и тем более лиселях[14] речь не идет. Несмотря на то, что французские фрегаты в свое время были самыми быстрыми кораблями в своем классе, мы сейчас не на королевской регате, поэтому скорости в пять узлов нам вполне достаточно. До точки поворота у входа в эстуарий таким ходом идти двадцать пять часов. Конечно, подготовленные моряки поставили бы паруса раза в три быстрее, но, как я уже говорил, нам совершенно некуда спешить. Главное, что никто не сорвался с высоты, а то, когда я смотрел, как там копошатся прекрасные синьориты, у меня от ужаса за них замирало сердце. Одно дело – тренироваться, когда фрегат стоял на спокойной воде, и совсем другое – ставить паруса при пятибалльной зыби. Чтобы мы могли идти не снижая скорости, синьор Сергий «одолжил» мне из своей команды подготовленную рулевую. Это его вторая темная жена Вауле-Валя. Я смотрел, как эта совсем молодая синьора в такой холод, широко расставив ноги, стоит на палубе босиком, крепко держа в руках штурвал. Как перевел мне молодой синьор Алессанро, своими босыми ступнями эта особа ощущает каждый удар волны о корпус, малейшие изменения курса и скорости. Это не мастерство судовождения в том смысле, в каком привыкли воспринимать его мы, а уже искусство. Приноровившись к «Медузе», эта синьора вела фрегат твердой рукой и я, успокоившись, ушел отдыхать. Вахты стояли четыре через четыре[15], и я знал, что на борту «Кораджосо» творится то же самое, потому что синьор Сергий мог меняться за штурвалом только со своей первой женой Алохэ-Анной. Их маленький кораблик шел под парусами примерно в кабельтове перед нами, как бы прокладывая путь, а когда стемнело, то на его корме зажегся яркий фонарь, будто путеводный маяк. К точке разворота для входа в эстуарий мы подошли в час пополудни седьмого дня похода. Не скажу, что эта операция далась нам просто, но мы были достаточно далеко от берега, чтобы наша неуклюжесть могла нам повредить. Вверх по течению Гаронны мы шли, можно сказать, в уже вполне комфортных условиях. На первых порах нам помогал прилив, пик которого мы застали, потом скорость стала падать из-за встречного течения, но парусов я не добавлял, ибо незачем. Примерно за час до темноты синьор Сергий вышел на корму своего корабля и знаками стал показывать, что нужно спустить паруса и бросить якорь. Когда я выполнил эту просьбу (что было намного проще, чем распускать паруса в открытом море), русский вождь ошвартовал свой кораблик рядом и поднялся на палубу «Медузы». – Мы почти пришли, – перевел мне слова синьора Сергия молодой синьор Алессандро, – и не стоит портить этот успех ненужным риском. Не знаю, как вам, а мне совсем не хочется словить на стрежне корпусом плывущее бревно. Сонар тоже не панацея от всех болезней, поэтому везде успевает тот, кто никуда не торопится. Я был всецело согласен с этим утверждением, поэтому последнюю ночь нашего путешествия мы простояли на якорях, спустив паруса, и отправились в путь утром, когда рассеялся туман. Я вспомнил, как целую вечность назад (или, точнее, тому вперед) наша «Лоренцо Марчелло» почти также шла вверх по течению – как мы думали, к городу Бордо, а на самом деле туда, откуда никто не возвращается. Круг замкнулся: теперь я снова строевой офицер, стою на мостике корабля, но только отныне служу людям, которые в тысячу раз более достойны моей службы, чем синьор Муссолини. 12 ноября 2-го года Миссии. Понедельник. Вечер после ужина. Первый этаж, правая столовая Большого Дома. Второе возвращение Сергея Петровича из вояжа на реке Адур выглядело воистину триумфальным. Фрегат, вставший на якорь чуть выше по течению полуразобранной итальянской субмарины, вызвал всеобщий фурор. Теперь дело было за малым: корабль разгрузить, а потом поставить на якорь так, чтобы по весне его не снесло ледоходом и не смыло наводнением. А вот с этим были проблемы, и их не решала даже стоянка в окрестностях Новой Бурдигалы. В исторический период Гаронна не была замерзающей рекой, поэтому ни перед кельтами-вибисками, основавшими там свой город, ни перед их наследниками никогда не стояла задача защищать свой флот от ледохода. В силу этой причины в глубоководном порту Луны «Медуза» будет так же уязвима, как и на якорной стоянке напротив Большого Дома. Более того, река там почти в пять раз уже, чем за слиянием Гаронны и Дордони, и если напротив нынешнего поселения при предельном напряжении сил вполне возможно отсыпать защитную дамбу, образующую затон, то в окрестностях Новой Бурдигалы для такого сооружения просто нет места. Для обсуждения этого и других сопутствующих вопросов в Большом Доме собрался Совет вождей, куда были приглашены все начальствующие лица, включая предводителей кланов пока находящихся на испытательно-воспитательных сроках. Все прочие восприняли это приглашение как должное, только старший унтер Пирогов оказался смущен и весьма польщен. – Благодарствуем, Сергей Петрович, – сказал он, – за то, что зовете к себе меня, простого мужика, и сажаете за господский стол держать совет вместе с разными благородиями. – А кого мне еще звать? – ответил Петрович. – Неужели господина Котова, полностью отстранившегося от ваших дел? Подразделение у вас, Гавриил Никодимович, в порядке, никто из подчиненных в дурном не замечен, работы идут по плану, сами вы ничего глупого пока не сказали, так чего бы мне вас не позвать посоветоваться. Может, и скажете чего полезного, в силу своего жизненного опыта и практической сметки. К тому же забудьте про деление людей на господ и мужиков, у нас тут в ходу другая конструкция, когда мы различаем людей дела и бездельников. Первых мы всячески привечаем, а вторых гоним прочь, ибо нет им места в этом суровом и жестоком мире. Позвали и капитана Раймондо Дамиано – тот попал на Совет прямо с корабля. Впрочем, как раз он посчитал свое приглашение вполне закономерным. – Итак, – сказал Сергей Петрович, открывая заседание, – начнем с организационных вопросов. С сегодняшнего дня синьор Раймондо Дамиано считается закончившим процесс искупления своих прошлых грехов и переводится в наши действительные сограждане с назначением постоянным капитаном фрегата «Медуза». Поскольку этот вопрос целиком подпадает под мои шаманские прерогативы, то в обсуждении не нуждается. Но этого недостаточно. Учитывая проявленные капитаном Дамиано способности обучать людей и возглавлять команду, а также высокий уровень компетентности, я предлагаю перевести его из итальянского клана в клан Прогрессоров, с условием, что ближайшие полгода он освоит русский язык на уровне, достаточном для полноценного общения. – А почему именно он? – спросил Антон Игоревич. – А не, к примеру, Виктор де Легран? – Виктор де Легран сам себе клан, – ответил Сергей Петрович. – К тому же он хороший помощник и надежный спутник в путешествиях, но при этом не принес в наш народ никаких новых знаний, которым он мог бы обучить других людей. Я бы предложил считать его почетным Прогрессором – точно так же, как и Люси д`Аркур. – Ладно, – сказал Антон Игоревич, – возражения снимаются. Как говорили в прежние времена, по подвигу должна быть и награда, а вы с этим синьором Дамиано сделали большое дело. Одни бронзовые пушки чего стоят… – Я бы в первую очередь поблагодарила вас за шкуры карибу, – сказала Марина Витальевна. – Бедные римляне уже сильно мерзнут, и если мы еще немного промедлим с их утеплением, то неминуема эпидемия простудных заболеваний. – О да, – сказал старший центурион Гай Юний, – сейчас погода, как у нас в Риме зима. Парни уже не ворчать, когда перед наряд натягивать меховой штаны. Когда их не поддувать снизу, они чувствовать себя совсем надежно. Что быть дальше? – Мы же говорили тебе, – сказал Андрей Викторович, – дальше будет настоящая зима с морозами, метелями и снегами в человеческий рост. Но вам она уже не страшна. – С такой командир как ты, парни готовы идти бить морда хоть сам Харон, – сказал тот. – Они верить в Великий Дух, и знать, что он их не бросить. – Погодите, товарищи, – сказал Антон Игоревич, – кажется, мы отклонились от темы. Я, например, вообще не верил, что этот фрегат можно привести к нашему порогу, и в то же время понимал, что любой другой вариант практически неосуществим. Грузоподъемности «Отважного» совершенно недостаточно для того, чтобы до ледостава вывезти хотя бы часть того, что нам нужно. – Фрегат это не только ценный мех, но еще и возможность форсировать разборку обломков парохода, – сказал Андрей Викторович. – Перевозить за раз по двенадцать тонн – это одно, а вот по двести – совсем другое, а то усилия Петровича хоть как-то освоить свалившееся на нас богатство в последнее время стали напоминать попытки стаканом вычерпать море. Ведро для этой задачи гораздо сподручней. – Скажи мне, Андрей, а где ты собираешься держать этот фрегат зимой? – спросил Антон Игоревич. – Ведь это не «Отважный», и на берег его не вытащишь. Мало того, что в нем минимум тысяча тонн веса, он к этому еще и не приспособлен. – Тысячу тонн этот фрегат будет весить в полном грузу, – сказал Петрович, – да и то вряд ли. Тонн девятьсот максимум. После полной разгрузки, по моим расчетам, останется примерно шестьсот пятьдесят тонн. Но держать его нам действительно негде. Разве что, сняв мачты и уменьшив осадку до минимума, попробовать затолкать его в устье Ближней. – Нет-нет, – перевел Александр Шмидт слова Раймондо Дамиано, – так делать ни в коем случае нельзя. Чтобы снять мачты, надо удалять весь такелаж, что очень сложно, но еще сложнее будет собрать все обратно. Без соответствующей верфи, с подготовленными плотниками, я бы не советовал вам даже задумываться о такой операции. Если нет подходящего места для стоянки, защищенного от течения и ледохода, то его надо обязательно сделать. – И как же синьор Дамиано предлагает нам организовать такую стоянку? – с некоторым раздражением спросил Сергей Петрович. – Он не знает, но я читал, как это делается в России, – сказал Александр Шмидт. – Удивительно, Сергей Петрович, что вы этого не знаете. Для зимней стоянки кораблей на реке выбираются речной залив, соединенную с рекой протоком старицу[16] или озеро, соединенное с рекой каналом. В крайнем случае подойдет наносной остров, который прикроет собой стоянку от напора льда. Если ничего подобного нет, но река достаточно широкая, то строят дамбу, образующую искусственную гавань, в которой на зиму ставят пароходы и баржи. – Ни один человек не может знать всего, – сказал тот. – Поэтому этот вопрос как-то выпал из сферы моих интересов. «Отважный» мы просто вытаскивали на берег, а фрегат – это совсем недавняя неожиданность. К тому же у нас нет подходящих естественных водоемов, пригодных для зимовки такого крупного корабля, потому что если бы они были, то этот разговор просто бы не состоялся. – Ты должен решить этот задача, – неожиданно произнес отец Бонифаций. – Я думать, что это воля Великий Дух. Суметь взять, теперь суметь сохранить. – Это как в компьютерной игре, месье Петрович, – сказал Ролан Базен, – пока не откроешь все секреты и не найдешь все ключи, то не откроется выход на следующий уровень. Если нет естественной защиты, то надо строить защитную дамбу. – Теоретически ты прав, – кивнул Сергей Петрович, – а практически я просто не представляю, как построить такую дамбу, не имея ни техники, ни избыточного количества рабочих рук. – А так же, как ваш Петр Первый построить Петербург, – весело сказал Ролан Базен. – Об этом читал уже я. Сначала в дно реки вбивать два ряда деревянных свая, потом между ними сыпать земля и камень. И делать это надо зимой, когда других работ нет, а на реке стоит лед. Камень надо брать на другом берегу. Там, где его подмыла река, он валяется просто так, даже не надо взрывать. – Мои парни может сделать такая штука, чтобы бах-бах забивать бревно в землю, – сказал Гай Юний. – Это мы уметь, когда ставить зимний лагерь. – Такая дамба должна быть высотой от нынешнего уровня воды не меньше трех метров и шириной около пяти метров… – Петрович с сомнением покачал головой. – Иначе ледоход либо перехлестнет ее сверху, либо снесет из-за недостаточного количества инертного материала, который своей массой и должен обеспечить сопротивление. Причем три метра высоты – это от поверхности воды; глубина на том месте, где должна быть рабочая часть этого сооружения, составляет до шести метров. Таким образом, если посчитать на коленке, нам надо будет привезти за два с половиной километра три тысячи кубометров камней и грунта и высыпать их в воду. Вообще для нас это возможно или нет? У нас нет того количества работников, какое было у Петра Великого, и мы не имеем права относиться к людям с такой варварской безжалостностью, как он. Если мы возьмемся за эту каторжную работу и не справимся с ней, то все наши труды окажутся напрасными, а фрегат уничтоженным. На фоне объема работ, необходимых для отсыпки дамбы, идея вытащить фрегат на берег, даже не снимая с него мачт, выглядит более вменяемой. Проблема заключается в том, что фрегат – это не коч, и не приспособлен к такой процедуре, тащить его на берег необходимо по слипу, но у нас такого сооружения нет, и сделать его нам не из чего и некогда, ибо требуемый объем работ ненамного уступает задаче построить дамбу. К тому же дерево, единственный доступный для нас материал, имеет паскудную привычку плавать, а утонув, гнить и для укладки на дно подходит мало. Оба этих недостатка практически отсутствуют у лиственницы, но ее в здешних лесах как-то не наблюдается. За лиственницей опять же надо плыть к предгорьям Пиреней. А на это уже нет времени. На фоне наступившей после этих слов тишины лейтенант Гвидо Белло и капитан Раймондо Дамиано о чем-то зашептались по-немецки с Александром Шмидтом. – Лейтенант Гвидо Белло говорит, – начал переводить Александр Шмидт, – что по аналогии с плавучими доками можно сделать плавучий слип из дерева, дальний конец которого окажется притоплен форштевнем фрегата при начале его вытаскивания на берег. Надо только подобрать подходящий участок берега, где дно было бы равномерно пологим, без уступов и ям. – Интересная идея, – сказал Петрович, – только вот этот ваш плавучий слип при притапливании форштевнем фрегата будет пытаться вывернуться из-под киля, чтобы всплыть на поверхность. – Тогда, – сказал Александр Шмидт, – лейтенант Гвидо Белло говорит, что плавучий слип следует как-нибудь закрепить или сделать таким широким, чтобы опустившийся край упирался в дно, которое не даст ему переворачиваться. – Второй вариант значительно реалистичней первого, – задумчиво произнес Сергей Петрович, – ибо у нас тут нет людей-пингвинов, которых можно было бы загнать в ледяную воду крепить слип. Но такой широкий слип потребует на себя слишком много дерева, и окажется слишком тяжелым и громоздким. Возникнет отдельная задача, как его собрать и доставить на место. К тому же не забывайте, что у нас сейчас идет путина, и заняться этим вопросом мы сможем только после окончания хода лосося, то есть уже во время ледостава, когда времени останется совсем немного. – Месье Петрович, – сказал Ролан Базен, – не обязательно делать широким весь слип. Достаточно среди коротких бревен, на каждый метр или полтора настила, вставлять длинные, на весь размер древесных стволов. А то может получиться так, что ваш слип окажется такой плавучий, что не захочет тонуть, когда на него начнут натянуть форштевень фрегат. – Вот это вполне вменяемая идея, которую мы можем попытаться реализовать, в отличие от постройки защитной дамбы, – сказал тот. – Но я сейчас подумал о другом. Мы собирались перебираться в Новую Бурдигалу потому, что там удобное место для достаточно глубоководного порта. Но это должен быть незамерзающий порт, а в эти суровые времена былые достоинства оборачиваются недостатками. Надо как следует подумать – а нужен ли нам этот переезд, или мы все-таки попытаемся освоить эту площадку? – Все наши речные города-порты на Севере, которые я видел, а видел я немало, – сказал Антон Игоревич, – построены не на основных руслах, а на защищенных от ледохода протоках. Возможно, стоит сыпать камни не поперек реки, а вдоль, чтобы хотя бы не за один, а за два или три года, создать защитный остров, который прикроет якорную стоянку. В отличие от поперечной дамбы, продольную не будет так размывать течением, особенно если ее основой станет уже существующая продольная отмель. Возможно, что в именно такую влетела итальянская субмарина. – Правильно, – подвел итог Сергей Петрович, – по моему мнению, строить город надо все же здесь, сохраняя прежнюю схему планировки. Бор вокруг Большого Дома мы трогать не будем, Промзона останется Промзоной, к существующим объектам со временем добавятся верфь и док, а жилье следует строить на противоположном от нас берегу Дальнего. Следующим летом перестроенные римская казарма и Аквитанский дом перестанут быть там единственными строениями. Что касается детальных планов постройки плавучего слипа и возможности отсыпки защитной дамбы, то я думаю, что к этому вопросу мы вернемся после того, как я пройду на «Отважном» вдоль берега и прощупаю дно сонаром. Но главными делами для нас сейчас должны быть путина и разгрузка фрегата, а для бригады плотников еще и постройка собственного жилья. Все остальное потом. На этом на сегодня, пожалуй, все. Вопросы, предложения, просьбы есть? Раз нет, значит, заседание прошу считать закрытым. Александр, скажи синьору Дамиано, что покажу ему, где он с сегодняшнего дня будет жить. 17 ноября 2-го года Миссии. Суббота. За час до полудня. Слияние Гаронны и Дордони, Клан Северного Оленя, вождь Ксим. Казалось бы, вождя Ксима ничем нельзя удивить. Все он уже в этой жизни видел и все знает, но, вырулив на головной лодке на стрелку Гаронны и Дордони, как и в прошлом году, застыл в изумлении. Первое удивительное, что бросилось ему в глаза – это большая плавучая пещера, во много раз больше той, на которой Великий шаман Петрович весной приходил к пещере клана Северных Оленей. В прошлом году ее тут не было. У этой большой пещеры вверх росли три дерева, украшенные раскидистыми ветвями, а не одно, как на маленькой, которая, впрочем, тоже была тут. Так что нельзя было сказать, что это она так выросла за год – как жеребенок вырастает во взрослую лошадь. Людей на большой пещере не было видно, но они могли быть у нее внутри. Наверное, туда могут поместиться два-три таких клана, как Северные Олени. Второе удивительное – это низкая штука, едва выступающая из воды. На ней копошилось множество людей, издававших звонкие звуки, напоминавшие те, что производят сосульки, когда весной, подтаяв, падают с нагретого солнцем скального карниза. Что они делают, вождь не понимал, но предполагал, что там творится великое колдовство, ублажающее духов Огня и Молнии. Он знал, что Петрович – это великий шаман, способный делать то, что не под силу больше никому, и при этом никогда не занимается бесполезными делами. Любое его действие только увеличивает силу племени Огня, и, наверное, как раз с помощью такого колдовства сюда была призвана вторая плавучая пещера. Третье удивительное – людей в племени Огня прибавилось в несколько раз, и если раньше их количество выглядело невероятным, то теперь оно стало невозможным. Ту штуку, которую Великий шаман Петрович называл «сеть», забрасывали в реку не в одном, а сразу в трех местах, в результате чего суета творилась просто невероятная. Одни люди тянули эти «сети». Другие понукали небольших животных, похожих на толстых ушастых жеребят серого цвета, на боках которых висели большие плетеные корзины с выловленной рыбой. Третьи же явно занимались разделкой, потрошили и пластали рыбьи тушки – и Ксим вздохнул, вспомнив, как легко это делать, когда у тебя в руках нож из звонкого небьющегося блестящего камня. Четвертое удивительное – помимо людей племени Огня, присутствовали охотники и женщины нескольких других кланов, живших намного выше по течению, приплывшие сюда на лодках бить жирную и не уставшую от долгого путешествия рыбу. Там, наверху, вблизи мест нереста, от лосося останутся только кожа да кости; жирующий медведь такую еду есть будет, а человек не очень. Но на сражение за удобное место или с целью отобрать добычу это походило мало. Да и кто будет нападать на могущественнейшее племя, с легкостью истребившее задиристый клан Волка? Эти люди толпились на берегу, пока их вожди и шаманы, заметные по высоким коническим шапкам, о чем-то спорили, размахивая руками, с вождями племени Огня. Но вот, видимо, они пришли к согласию, и охотники кланов стали выталкивать к вождям племени Огня своих женщин и детей. Не всех, но очень большое количество. Ксим встревожено оглянулся. Он задержался на несколько дней потому, что посетил несколько кланов, обитавших в среднем течении Дордони и на притоках – из-за нехватки лодок во время хода лосося они не ходили вниз по течению ловить рыбу, а делали это прямо возле своих летних стоянок перед возвращением в пещеры. Не желали их вожди возиться с изготовлением множества лодок, и потом плыть куда-то далеко за рыбой, когда ее и так можно наловить в ближних окрестностях. На своих лодках эти кланы только доставляли свою добычу к зимним пещерам. Северные Олени – совсем другое дело. В верховья рек лосось доходит совершенно истощенный и в недостаточном количестве, так что если люди, живущие там, хотят есть и жить, то поплывут хоть на другой конец света. В тех кланах-домоседах Ксим провел переговоры и под обещание привезти выменянные глиняные чашки набрал в свои лодки ненужных вдов с детьми и девушек, которые не нашли себе мужа. И теперь он подумал – остались ли еще у Великого шамана Петровича чашки на обмен после того, как Северных Оленей опередили другие кланы? Вот так: рука удивлений без одного пальца, и последний палец – тревоги. Впрочем, увидев приближающиеся лодки Северных Оленей, на берегу приветственно замахали руками, приглашая пристать, и вождь Ксим подумал, что раз уж его тоже зовут принять участие в обмене, значит, чашки еще не кончились. Вон стоит Великий шаман Петрович, вон главный охотник племени Огня, а вон Фэра (сестрица Ксима) и ее парку оттопыривает уже довольно объемистый живот. И все они приветливо машут, радуясь предстоящей встрече. – Поднажали! – сказал Ксим, и гребцы чаще заработали короткими веслами, стремясь побыстрее пересечь стрежень. Оказавшись на противоположном берегу, Ксим первым, как и положено вождю, выскакивает из лодки и направляется к своей могущественной родне. Голова его кипит от невысказанных вопросов. Ему кажется, что, не найдя выхода через рот, эти настойчивые «почему» и «зачем» сейчас полезут у него прямо через уши. Еще на подходе он увидел, что теперь среди работающих на берегу много молодых сильных мужчин. Это они тянут из реки «сети», полные красной рыбы, и грузят ее в корзины на спины серых длинноухих животных, то и дело оглашающих окрестности противными криками. В прошлом году племя Огня почти целиком состояло их женщин, и вот теперь оно необъяснимым образом пополнилось множеством сильных охотников. При этом по некоторым приметам – частям одежды и манерам – было понятно, что это не члены какого-то из местных кланов, присоединившегося к племени Огня, а совсем чужие люди, пришедшие в эти края издалека. Вот и пятый палец удивления – взамен беспокойства, пропавшего, когда Ксим увидел за спиной вождей на деревянной подставке (в племени Огня ее называли «столом»), высокие стопки керамической посуды. И эта посуда была сделана гораздо более искусно, чем полученная от Великого шамана весной. Еще там лежало что-то прикрытое куском тонкой промасленной кожи, и вождь никак не мог догадаться, что это. – Здравствуй, вождь Ксим, – сказал Великий шаман племени Огня ртом своей жены Фэры, – я очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались, когда я приезжал к Северным Оленям весной? – О да, Великий шаман Петрович, – оживился Ксим, – я все помню, и тоже рад тебя видеть. Я привез собой своих бездельниц и их отпрысков, от которых мой клан хочет избавиться, чтобы не кормить лишние рты. Но это не все. Еще я посетил другие соседские кланы, которые не ходят бить лосося сюда на Гаронну, и предложил их вождям справедливую цену по одной чашке-плошке за каждую ненужную им женщину и девочку. Я надеюсь, что наш уговор на обмен еще в силе, а не то вожди кланов, из которых я брал ненужных женщин, сильно на меня обидятся.