– С каких это пор ты стал маме днём названивать? – пошутила Мирослава. – Ни с каких! Она сама позвонила, спросила, могу ли я сегодня прийти пораньше. – Ой, Шура, не иначе Софья Марковна снова приготовила для тебя невесту. – Я то же самое подозреваю, – сердито буркнул он, – и поэтому сказал ей, что буду поздно. И когда она только угомонится?! – Мама хочет как лучше. – Как лучше я сам найду, когда мне приспичит жениться. – Экий ты неблагодарный, – усмехнулась Мирослава. – Нет чтобы посочувствовать! А она потешается! Подруга называется. – Прости, Шур, я сочувствую, просто с языка сорвалось. – Ладно, прощаю, что ж ещё с тобой делать. – До звонка, дорогой. – И она отключилась. Наполеонов вздохнул и стал нажимать кнопки телефона, набирая номер фотографа. – Валерьян? – Я. – Ты спишь или мечтаешь? – Проявляю. – Зайдёшь сразу, как освободишься, ко мне, возьмёшь адреса и сфотографируешь девушек так, чтобы они были не в курсе, что попали в объектив. – Девушек? – оживился Легкоступов. – Напрасно радуешься, может быть, они подозреваемые. – Реально подозреваемые или только может быть? – улыбаясь в трубку, уточнил Валерьян. – Хватит мне зубы заговаривать, – рассердился Наполеонов, – задание понятно? – Так точно, господин следователь, – отчеканил фотограф. – Ну, так и выполняй. * * * Валерьян долго и аккуратно выбирал лучшие ракурсы, фотографируя Инну, Лену и Лизу. Больше всего его вдохновила Лена Лосева. Он сразу догадался, что молодая женщина ждёт ребёнка, и постарался снять её так, чтобы фотографии отразили её одухотворённость, мягкую улыбку, сияющий взгляд. Впрочем, Лиза Легкоступову тоже понравилась. Наполеонов, давая ему скупую информацию об этой девушке, заметил: «Копается в останках прежних цивилизаций и счастлива». Валерьяну не без труда удалось из него выудить, что Лиза Карамелькина учёный-египтолог, защитила диссертацию, имеет статьи в русских и зарубежных изданиях. В общем, девушка талантливая и целеустремлённая. В мечтах он уж фотографировал её на фоне пирамид, возле сфинкса, сидящей на верблюде. Но за неимением возможности запечатлеть её среди этой экзотики ограничился пальмой в вестибюле института, фонтаном в сквере, интерьером кафе на набережной и сделал несколько простых фотографий исключительно для Наполеонова, который постоянно вопил: – Мне эти фотки не для вернисажа, я их в дело подшиваю! Инна Колокольцева не понравилась Валерьяну с первого взгляда, и он постарался передать на фото те отталкивающие черты её натуры, которые увидел сам. Просматривая дома то, что у него получилось, Валерьян остался доволен результатами своего вдохновенного труда. Зато Наполеонов, как всегда, был недоволен. – И что это за художественное творчество? – ворчал он, просматривая фотографии. Валерьян молча стоял рядом и улыбался. – Ради бога, сядь, – взмолился Шура, – не могу я, когда такая дылда стоит у меня над душой. – Затем следователь сгрёб все фотографии и сказал: – Впрочем, забирай всё и вези Мирославе Волгиной. Пусть она над твоим художеством корпит. А с меня довольно, устроил тут Третьяковскую галерею. – В Третьяковке не фотографии, а картины, – улыбнулся Валерьян. – А то я не знаю, один ты у нас такой умный, – проворчал Шура, – вот тебе адрес, и поезжай. – Слушаюсь, господин следователь, – усмехнулся фотограф и скрылся за дверью, прежде чем Наполеонов ему что-то ответил. – Ах, какой красавчик, – вздохнула Элла, глядя вслед удаляющемуся Легкоступову. Шура тем временем анализировал результаты экспертизы и ни на йоту не сомневался в том, что Оксану хотели убить. Его не смущало то, что миндалём были посыпаны оба пирожных. Из этого следовало только то, что у отравительницы аллергии на миндаль не было. Теперь предстояло выяснить, кто мог знать об аллергии Арефьевой. Начать он решил с самой близкой подруги. Настю уже проинформировали о случившемся с Оксаной. И он позвонил ей на сотовый, желая узнать, дома она или всё ещё с подругой в реанимации. Девушка отозвалась почти сразу: – Слушаю. – Настя, это Наполеонов. – Я узнала. – Нам надо поговорить. – Хорошо, – тихо отозвалась она. И он догадался, что девушка плачет. – Настя, вы дома? – Да, у себя дома. – Вы ведь живёте недалеко от Оксаны. – Да, рядом. Мне прийти туда? – Нет, если вы не возражаете, то скажите свой адрес, и я приеду. Только не сейчас, а попозже. Вы не против? – Нет. Записывайте адрес. – Говорите, я запомню. Она назвала улицу, номер дома и квартиры и отключилась первой, забыв попрощаться. В самом деле, зачем прощаться, если они собираются вечером встречаться… Глава 17 Весенний день медленными шагами приближался к вечеру, но до заката было ещё очень далеко. Валерьян любил это время года и радовался, что поездка в коттеджный посёлок к детективу позволит ему какое-то время побыть на природе. Его серая «Лада Веста», казалось, тоже была рада прогуляться и с удовольствием наматывала километры дороги на свои быстрые колёса. Он вспомнил, что, увидев Мирославу Волгину впервые, засмотрелся на неё, а она подмигнула ему и пропела: «Ты сними, сними меня фотограф». А когда она ушла, он долго смотрел ей вслед и лишь потом спросил у оказавшегося рядом Наполеонова: – Кто это? – Частный детектив Мирослава Волгина, – ответил Шура и добавил: – Но ты очень-то на неё не засматривайся. – Это ещё почему? – Поматросит и бросит. – А тебе что за забота? – Не хочу терять ценного сотрудника, – усмехнулся Наполеонов. Вообще-то Валерьян был совсем не против того, чтобы она начала его матросить… Хотя оказаться брошенным, конечно, не хотел.