Хозяева, которые поужинали ранее, не торопились приставать к нему с расспросами, молча тянули мятный чай. И лишь когда Шура сказал «спасибо» и перебрался на диван, Мирослава попросила: – Рассказывай. – Рассказывать, собственно, нечего. Замотался, а толку с гулькин нос. – Ты узнал, какими духами пользуется Оксана? – Да, у неё духи «Золото скифов». – Ну, что ж, мы ведь с самого начала не думали, что это Арефьева наведывалась в квартиру Четверткова… – Как ты думаешь, зачем вообще эта особа приходила туда? И если она открывала квартиру ключами, то, выходит, знала, что хозяина дома нет. Мирослава кивнула: – Да, она знала, а приходила, скорее всего, затем, чтобы оставить фотографии и с их помощью пустить следствие по ложному пути. – Надеялась, что, увидев фотографии, мы уверуем в виновность Геликанова. – Я думаю, да. Ты пробил номер автомобиля? – Да. Его владелец некто Липатов Андрей Маркович, 1974 года рождения. Вот адрес. – Он положил на стол вдвое сложенный листочек. – Спасибо, завтра нанесу ему визит. – Думаешь, он приятель этой девицы? – Скорее всего, нет. Вряд ли, зная об убийстве Четверткова, она решилась бы подъезжать к его дому на автомобиле знакомого. – Могла проколоться… – Могла, но мне в это не верится. Завтра узнаю. В открытое окно влетал приятный ветерок и вместе со струёй прохлады вносил тонкий аромат нарциссов. – Хорошо у вас здесь, ребята, – Шура зевнул, прикрывшись ладонью, – только я сейчас усну. – Тогда иди к себе, – сказала Мирослава. И Наполеонов отправился в комнату, которая в этом доме называлась Шуриной. А Волгина с Миндаугасом убрали со стола и вышли прогуляться в сад. В полночном небе мерцали звёзды, а само оно, умытое лунным светом, казалось сияющим. Детективы ни слова не сказали о деле, которое их занимало. Просто шли и наслаждались весенней ночью, любовались звёздами и луной. – Помнишь, у Щипачёва, – сказала тихо Мирослава, – поэты и влюблённые и шепчут и лепечут о луне. И даже океаны бросаются ей навстречу, чтобы потом отойти с сожалением назад. – Да, помню, – кивнул Морис. – Поэт радуется, что океанам повезло и им никак не достать до луны, иначе бы даже они хлебнули беды с переменчивой небесной красавицей. Ведь никому не известно, какова же она, обратная сторона луны, – Миндаугас внимательно посмотрел на Волгину: – Но вы-то думаете не о луне. Она тихо вздохнула: – Да, ты прав. Я думаю о переменчивости жизни, то, к чему стремились люди после семнадцатого года прошлого века, во что страстно верили и чему отдавали свои жизни, обесценилось и стало никому не нужным. Грустно… Он посмотрел в её сторону, его голубые глаза ослепительно сверкнули, вобрав в себя ночной свет. – Надеюсь, вы не хотели бы жить ни в начале, ни в середине прошлого века? – Не хотела бы, – согласилась она, – но всё равно грустно. Получается, как у Чебурашки: «Мы строили, строили и наконец построили». Он невольно рассмеялся, а потом серьёзно произнёс: – Я рад, что со строительством коммунизма у наших предков ничего не получилось. – Ну да, с этим я согласна. Однако теперь у тебя своя страна, а у меня своя… – Зато у нас одна планета, – проговорил он тихо, – и я уверен, что скоро границы станут не важны… – Не уверена в этом, – отозвалась она так же тихо, – но, слава богу, нет границ для стихов. – Да, и общечеловеческие ценности важны в любые времена и для всех. Те же стихи о луне, написанные человеком, искренне верившим в торжество коммунизма, понятны и близки нам, развращённым благами цивилизации, – усмехнулся он и осторожно дотронулся до её руки. Она кивнула. Был уже второй час ночи, когда они поднялись на крыльцо и собирались открыть дверь, как вдруг она сама распахнулась и на них налетел Наполеонов. – Где вы ходите? – закричал он. – По ночам люди спать должны. – Мы гуляли, Шур, а ты чего не спишь? – удивилась Мирослава. – Я уезжаю! – Куда? Зачем? – Царькова звонила. Там опять бог знает что творится, голос у неё дрожит, кто-то ей угрожает. – Я поеду с тобой, – быстро сказал Морис. – Да, так будет лучше, – согласилась Мирослава и, обернувшись к Миндаугасу, сказала: – Позвонишь мне, как всё разъяснится. – Хорошо. – Морис устремился вслед за Наполеоновым и вывел из гаража «БМВ». Глава 15 Настя долго не могла заснуть, она ворочалась с боку на бок. Ей казалось, что луна не просто заглядывает в окно, а буквально сидит на подоконнике, свесив в комнату тонкие ножки своих лучей. Девушка встала и плотно задернула штору. Но в сумраке ей стало почему-то ещё неспокойнее, она снова поднялась с постели, нащупала босыми ногами те самые розовые тапочки с кроличьими ушами, что купил ей Наполеонов, сунула ноги в их мягкую глубину и пошла на кухню. Налила в стакан минеральной воды и стала пить. Подошла к окну, посмотрела на улицу. Там не было ни души. От уличного фонаря разбегались тени. Настя вздохнула и подумала, спит ли Оксана или тоже ворочается и смотрит в окно. На душе стало совсем тревожно. Она настороженно прислушивалась к тишине. Было слышно, как за окном тихо шуршат ветками деревья, а в квартире часы отсчитывают бисеринки секунд. «Хоть бы скорее утро», – подумала девушка. Может быть, ей действительно нужно было ночевать у себя, какой смысл оставаться в пустой квартире Оксаны… И вдруг тишину буквально разорвал телефонный звонок. От неожиданности Настя подпрыгнула на месте, ее рука со стаканом дёрнулась, и часть не выпитой воды выплеснулась на пол. «Кто это может быть?» – забилась в мозгу тревожная мысль. Сердце сжалось, по спине побежали мурашки. Настя почувствовала, что буквально холодеет от страха. – Нет, я не буду брать трубку, – увещевала она себя вслух, чувствуя, как страх нарастает и превращается в животный ужас. Помимо своей воли она на негнущихся ногах дошла до телефона и сняла трубку. На другом конце провода в неё кто-то тяжело дышал. Наконец прозвучал хриплый голос: – Чего молчишь, мышь румяная? – Какая мышь? – невольно спросила Настя. – Румяная, видел я твои щёки. Свёклой мажешь, что ли? – хмыкнул звонивший. Настя сообразила, что он принимает её за Оксану. Значит, не знает, что Оксана в больнице. Но как же так? – Вы меня сбили, – тихо сказала она. – Ну, так что ж, встала, отряхнулась и дальше пошла. – Больно ведь… – Не велика барыня. – Вы могли меня убить! – вырвалось у неё громче. – Ишь, голос прорезался, – продолжал издеваться незнакомец, – если бы хотел, убил бы. – Зачем вы мне звоните? – Поговорить хочу. Ведь наша беседа не закончена. – Чего вам от меня надо?! – Придёшь на то же место и узнаешь. – Не приду. – Тебе же будет хуже.