Эхо от удара Эрин вновь раздалось в ушах Матильды. Она сжала руки в кулаки и набрала полную грудь воздуха, позволяя лесу успокоить ее. Оливер был прав, остановив ее от выпада. Матильда сначала почувствовала бы некоторое удовлетворение, но потом пустота вернулась бы, когда она увидела бы на своем лице другое имя. Особенно имя Эрин. Теперь, немного остыв, Матильда была настроена выяснить, что задумала Эрин. Она осматривала камуфляж, пока ее внимание не привлекли ягоды огненного цвета, похожие на крошечные бычьи глазки среди вьющихся зеленых лоз. Матильда продиралась сквозь сорняки, не беспокоясь о том, что сырость подлеска пропитала ее джинсы до колен. – Нашла кое-что, – крикнула она через плечо, услышав, как за ней следуют шаги Оливера. Крошечные облачка его дыхания обдували ее ухо, когда он остановился позади нее. – И это все? – спросил он, и Матильда кивнула, снимая рюкзак с плеча и вытаскивая латексную перчатку. – Выглядит аппетитно. Оливер потянулся к ягодам, которые свисали маленькими гроздьями, и фыркнул, когда Матильда шлепнула его по руке и пристально посмотрела на него. – Нет. Выглядят ядовито. Очень ядовито. – Ой, – Оливер сглотнул, затем широко раскрыл глаза, – я не думаю, что отравление Эрин это вариант, Матильда. Она не будет очень честной, если умрет. – Мы и не будем ее травить, – сказала Матильда, надевая перчатку, а затем вытаскивая маленькую стеклянную баночку из своей сумки. – Она вряд ли проглотит что-нибудь из этого. Матильда сорвала три смертоносные ягоды и бросила их в пузырек. – Что теперь? – спросил он. Матильда подняла баночку и закружила ее, заставляя ягоды внутри гоняться друг за другом по кругу. Она улыбнулась Оливеру, наслаждаясь для разнообразия приготовлением заклинания в чьей-то компании. – А теперь, мистер колдун из частной школы, давайте посмотрим, что вы можете сделать. Наступили сумерки, но в тени деревьев казалось, что уже за полночь. Вороны закричали, сообщая, что они не готовы к отдыху и желают посмотреть, что ведьма и ее спутник готовят в закопченном котле на пылающей куче веток и сухих, скрученных листьев. Матильда схватила пригоршню грязи и подняла ее над котлом, растирая между ладонями, прежде чем та упала в фиолетовую жидкость. Она взглянула на Оливера, тени плясали на его лице, но не скрывали его черты настолько, чтобы Матильда не могла видеть волнение в его глазах. – Почему грязь? – Чтобы почтить землю. Именно там зародились все элементы заклинания. – Аааа… Губы Матильды дрогнули, когда Оливер кивнул. – Как думаешь, что будет дальше? Ухнула сова, и Оливер поднял глаза, затем снова посмотрел на Матильду, его лицо исказила гримаса. – Не сова же? – он резко повернул голову, когда хор лягушек начал резвиться. Оливер сглотнул: – Или лягушка? – Мы никогда не используем энергию живых существ, – сказала Матильда, отряхивая остатки грязи с рук. – Энергию? – Жизненную силу. Дух. Называй как хочешь. – Матильда подняла глаза, ее щеки пытали в свете огня, кипевшего под ее котлом. – Кровь. – Правда? Матильда склонила голову набок и, нахмурившись, посмотрела на Оливера: – Ты, кажется, удивлен? – Думаю, да, – ответил он. Матильда подняла брови, и Оливер продолжил: – Я много читал о том, как кровь животных в колдовстве… – Оливер сглотнул, его глаза искали в темноте правильное слово. – Могущественна? – предположила Матильда. – Это правда. Кровь, сила живого существа, сделала бы любое заклинание более мощным, но мы этого не делаем. – Мы? – Оливер сглотнул: – Значит, некоторые люди все-таки используют кровь животных? Матильда кивнула: – Люди, которых не учили истокам нашей магии, уважению к тому, с чем мы делим эту землю. Оливер улыбнулся: – Ты имеешь в виду таких людей, как я. – Я этого не говорила, – проговорила Матильда. – Однако из того, что я слышала, ведьмы, которые идут по этому пути, как правило, самоучки. – Ты имеешь в виду любителей, – сказал Оливер, игриво приподнимая брови. Матильда улыбнулась в ответ: – Можешь сформулировать как тебе нравится. Но обычно, поскольку они не укоренены естественным образом в магии, у них нет дисциплины или опыта, чтобы справиться с такого рода силой, – она взяла банку с ягодами. – Итак, не сова, не лягушка. Следующим мы добавим это. – Но ты серьезно никогда не использовала, например, глаз тритона, палец лягушки? – спросил Оливер, наблюдая, как девушка бросает ягоды в жидкость. – Я не могу, – Матильда покачала головой. Она подумала о тонкой черте, к которой подошла очень близко. Заклинание, которое она применила к Эшли, было, вероятно, самым опасным, которое она когда-либо применяла из такого рода магии. Однако в глубине души Матильда знала, что не оборвала жизнь пчелы. – Я и раньше глотала живых существ, но и я знаю, что это отвратительно, они всегда возвращаются. Если я найду перо на земле или змеиную кожу, я могу использовать их, потому что это подарки от живых. Моя мама всегда говорит о балансе, и она права, по крайней мере, в этом. Магия подобна огню: она может нежно сиять на свечках праздничного торта, а может превратить в пожар, если ты подожжешь то, чего не должен. Я не склоняю чашу весов тем, что делаю. Я способна причинить кому-то боль, но физически чувствую эту боль на своем лице. – Итак, если Эрин действительно убила всех этих животных, или даже Эшли тоже… – задумался Оливер. – Смерть в магии – это темный путь, на котором легко можно заблудиться. Если Эрин использовала жизни этих животных для создания заклинания… – Матильда широко распахнула глаза и покачала головой: – Я не могу представить, какую власть или контроль она бы почувствовала. Это была бы какая-то высокоуровневая магия. Как думаешь, что потребует магия дальше? – Человеческие жизни. – Именно об этом я и думаю, – Матильда скрестила ноги и, собрав волосы в хвост, встряхнула ими. – А что, если это все-таки не она? Сомнение нежно коснулось Матильды, и она вздрогнула, когда в мыслях возникло два других лица: ее матери и ее собственное. Она сглотнула. – Это то, что мы собираемся выяснить. Готов? Заземлился? – Заземлился? – спросил Оливер, наблюдая, как Матильда поворачивает шею из стороны в сторону, как будто разминается перед гонкой. – Когда ты практикуешь магию, ты используешь все, что тебя окружает, для работы своей воли, и тебе нужно заземлиться, чтобы стать ее частью. – Хорошо, – сказал Оливер, приподнимая бровь. – Можешь не верить мне, но начинающие ведьмы проводят часы в одиночестве в лесу или в полях, прислушиваясь к сердцебиению того, что нас окружает, к тому, что нам нужно использовать, когда мы применяем магию. Хорошая ведьма должна уметь заземляться в мгновение ока. – В мгновение… – повторил Оливер, принимая позу Матильды и вытягивая руки над головой. Матильда улыбнулась: – Ведьма должна уметь подключаться к энергии, вращающей мир, не только когда она практикуется в магии, но и в любое другое время. Например, когда поднимает палец в воздух, чтобы узнать направление ветра. Так что устраивайся поудобнее и слушай дыхание моих предков, приглашающее меня почерпнуть силу их душ. – Звучит как-то… интимно. Матильда встретилась взглядом с Оливером. – Так и есть. Нет ничего более важного, чем связь между ведьмой и ее родословной. Ничего более близкого. – Я не уверен, что согласен с этим, – произнес Оливер, и в его глазах блеснула улыбка. Матильда молча поблагодарила ночь за то, что она скрыла ее раскрасневшиеся щеки от Оливера, затем вытащила фотографию из кармана куртки и протянула ему. Он нахмурился, наклонившись к свету огня, чтобы они оба могли видеть фотографию Эрин. – Где ты ее взяла? – спросил Оливер. – Как я уже говорила, – грустно улыбнулась Матильда, глядя на фотографию, которую она разорвала посередине, пытаясь избавиться от изображения, но не от воспоминаний. Снимок был сделан целую жизнь назад в тематическом парке после того, как они в шестой раз побывали на Большой Медведице, что объясняло еще более дикие, чем обычно, волосы Эрин, – мы когда-то были друзьями. По кивку Матильды Оливер сунул уголок бумаги в огонь, затем поднял его, и они оба смотрели, как он горит. Голубое пламя лизало улыбающееся лицо Эрин. Оливер держал бумагу, его пальцы отползали от пламени, пока в самую последнюю минуту он с шипением не бросил ее в котел. Ветер со свистом проносился сквозь деревья, чтобы пощекотать листья на земле своими тонкими пальцами. Матильда глубоко вздохнула и посмотрела на Оливера из-под тяжелых век. – Ты можешь это почувствовать? Оливер нахмурился и посмотрел по сторонам, а потом встретился взглядом с Матильдой, улыбка на его лице была такой же яркой, как тлеющие угли в содержимом котла. – Я чувствую это, – сказал он, кивая.