— Не выдумывай. Не так уж мы и ругались. Ну что, пойдём в посёлок, праздник всё-таки. — Ну да, ты ещё скажи, что без драки праздников не бывает… наши мужчины всегда так говорят, — уже веселее сказала Тири. — Радость моя, ты не поверишь, но наши говорят точно также. Слёзы на её щеках уже успели просохнуть. Тири одарила меня кокетливой улыбкой, и мы с ней поспешили обратно за наш стол. Праздник был в самом разгаре. Глава 9 Пламя в резном позолоченном камине плясало всё тише, жалобно выпрашивало добавки, заполняя просторный зал тенями и треском догорающих головешек. Подкинуть бы в огонь новое полено, но слуги были заняты во дворе, а сам Бернис не хотел даже на хиску оставлять принцессу Лейму одну. Мраморные стены и пол в зале украшал золотистый орнамент и вычурная мозаика. Кроме пламени в очаге стол подсвечивали ещё несколько зажжённых свечей. Раньше здесь всегда разило кислым вином, застарелым потом, мочой и блевотиной. Ещё не так давно в этом зале каждый вечер проходили шумные пиры, Бернису даже сложно было представить, что здесь бывает так тихо. На полах ступить было негде, чтобы не вляпаться в чужое дерьмо, а под столами и вовсе творились страшные дела. Но времена те прошли. От начала бунта окружающих Эллу шутов сильно убавилось, пока все они не переметнулись под пяту Легиса Торта. С того часа не слышались здесь хмельные выкрики и дикий хохот; не плясали полуголые, готовые на всё придворные дамы; не гонялись за свободными юбками похотливые кавалеры; не видно было даже угодливой прислуги и менестрелей, что развлекали господ — только Бернис и Лейма иногда сидели за круглым столом у камина, а по залу для пиршеств теперь ходили приятные запахи масел и заморских духов, что любила принцесса. Граф Моурт никогда не был мастером светских бесед, а рядом с принцессой Леймой так и вовсе дар речи терял. Вот и сейчас Бернис и её высочество долго сидели в гробовой тишине. Лейма устроилась в мягком кресле и вышивала на белом сукне разноцветный узор. Густые смоляные волосы принцесса собрала в длинную косу, что чёрной змеёй падала ей на грудь. Точёное тело покрывало белое платье с глубоким вырезом от шеи и до… Бернис вдруг поймал себя на мысли, что уже долго таращится на выдающиеся прелести её высочества. Юноша встрепенулся и тут же поднял взгляд. Лейма встретила его взор снисходительной улыбкой. Большие цвета морской волны глаза лукаво щурились, прожигая насквозь его душу. Она точно всё видела, точно всё поняла. Бернис вдруг покраснел и опустил глаза к полу. Стыдливый жар прошёл по щекам, спустился до шеи и разошёлся дрожью по телу. Лейма на то лишь звонко хихикнула и продолжила вышивать. Неловкое молчание слишком уж затянулось — в мыслях Берниса, конечно — потому воин решил немного разрядить обстановку: — Прекрасная птица, ваше высочество. Я ещё не встречал столь искусной работы. Лейма оторвалась от полотна, снова взглянула на Берниса и громко захохотала, пустые коридоры подхватили её голос и звонким эхом разнесли по дворцу. Немного отсмеявшись, её высочество всё-таки пояснила: — Хи-хи, Бернис, вы такой милый. Но это вовсе не птица. Это огненный феникс, который сгорает в белом пламени Той Стороны, чтобы снова возродиться из пепла былой чистотой и невинностью. «Вот же тупой сын храса. Надо же — птица!.. Да кто меня вообще за язык тянул? Снова выставил себя идиотом» — всё больше краснея, думал Бернис, в то время как Лейма продолжала говорить: — Наша семья, точно этот феникс — сгорает в огне бунта и предательства, чтобы очистить свой дух и вернуть дому честь, попранную отцом. Голос Леймы слегка дрогнул, глаза заблестели, она резко отвернулась, смахнула слёзы и спустя удар сердца лицо принцессы снова приняло былые черты, не оставляя даже тени от мимолётной слабости. «Сильна духом, как её брат, достойна трона, достойна верности — достойна жизни, если придётся» — думал Бернис, не в силах оторвать взор от её высочества. — Милый Бернис, как вы думаете, когда уже всё закончится? — продолжала Лейма. — Корнис говорит, что осада дворца может затянуться. Вы с ним согласны? Сказать по правде, Бернис такого не ожидал. В тот миг воин предпочёл бы снова стоять на стене, снова сражаться хоть с бунтарями, хоть с варварами Великой Степи… да хоть с Бостовыми монстрами — лишь бы уйти от ответа, лишь бы оградить милую деву от горестной истины. Благородная честь не терпит ложь, не приемлет обман. Но как же Бернис может сказать правду сейчас? Где взять силы и мужество, чтобы лишить любимую Лейму последней надежды? Эйфория после первого штурма быстро сменилась тяжкой обречённостью. В следующую седмицу защитники отбили ещё три ленивых атаки. Бернис ясно видел, что бунтари бьют не в полную силу, что Тортовы псы лишь изматывают доблестных стражников. Но даже так скромная армия защитников таяла на глазах, тела убитых пришлось складывать в другом зале, а раненные заполонили почти все пустующие дворянские покои. На стене появились серьёзные прорехи, а подносить припасы и вовсе стало некому. Пришлось поработать и придворным дамам. Многие из них ухаживали за битыми бойцами, а некоторых и вовсе нарядили в мужские платья и дали им в руки оружие. Лейма тоже рвалась на стену. Характер у её высочества был не сахар, потому Корнису пришлось выдержать ещё одну схватку, отговаривая сестрицу от глупостей. Дошло до того, что Корнис пригрозил запереть принцессу в покоях, если она покажется на дворе. С того дня Лейма пропадала в лекарских палатах, ухаживала за раненными бойцами, лично промывала и обрабатывала их раны. Вот уже два дня никто не пытался влезть на замковые стены. Многие воины воспрянули духом, поверили в трусость врагов и скорую победу, но славная передышка была лишь отсрочкой погибели. Бунтари затаились, выстраивая снаружи смертоносный заслон. Под дворцовыми стенами мятежники успели собрать десятки осадных катапульт и с каждым крамом орудий становилось всё больше. Даже страшно представить силу их совместного залпа, видно, предатель Легис Торт решил развалить дом Поющего Эллы до основания. Пауза слишком затянулась, но Бернис так и не нашёл нужных слов. Видно, все печальные мысли проступили у воина на лице, потому как Лейма продолжила сама: — Милый Бернис, да не волнуйтесь вы так. Я ведь уже не ребёнок и прекрасно знаю, в какой мы беде. Просто… знаете?.. мне лишь хотелось услышать что-нибудь ободряющее. — Я никому не позволю причинить вам вред. Моя жизнь, мой клинок и моё сердце — навеки ваши, — выпалил граф на одном дыхании. — О, Бернис, — разочарованно проговорила принцесса, опуская глаза и прикрывая лицо ладонью. — Прошу вас, не нужно. Мы выросли вместе, и я… очень люблю вас, но лишь как старшего брата, — продолжила она виновато. — Мне очень больно говорить вам такое, поверьте, но я не в силах совладать с сердцем. С раннего детства я знала, что меня выдадут по расчёту. Это мой долг, и я с этим смирилась. Но хотя бы сейчас, на пороге смерти я желаю разрушить золотые оковы и прийти на суд Керита свободной. Она замолчала и в зале снова повисла неловкая тишина. Что Бернис, что Лейма очень смутились, похоже, граф в эту хиску полюбил принцессу ещё сильнее, но говорить о том больше не собирался. Слава Кериту, в зал вбежал запыхавшийся вестовой и скрасил неловкость: — Сир, поспешите. Началось. Уточнять о чём речь Бернис не стал: — Останься с её высочеством. Береги её жизнь ценою своей, — вскрикнул граф, подскакивая с кресла и убегая во двор. Уже в коридоре Лейма остановила его взволнованным окликом. Бернис замер, медленно обернулся, пытаясь унять горячее сердце. Лицо Леймы снова сияло силой и стойкостью, только вот глаза её были переполнены горькими слезами, выдавали истинные чувства её высочества: — Вы мой герой, — звонко и твёрдо проговорила принцесса. — Бей изо всех сил, — докончила она, ударяя кулачком по столу. Граф застыл, не в силах пошевелиться. Только что он был раненным рычем и вот, в одно мгновенье он снова обратился грозным львом. Бернис ничего не ответил, только улыбнулся, кивнул и понёсся во двор. Его грудь наполнилась силой, слова принцессы, точно молния выжгли все волненья и страхи, подарили воину крылья. Теперь Бернису было всё по плечу. Ночной двор встретил графа страшным пожаром, удушливый смог ослеплял, а лицо обдало знойным ветром. Громадные брёвна полыхали по всей площади до самой стены, голодные огненные языки подпрыгивали выше людей, освещали дворец точно Сулаф ясным днём. Пламя жадно гудело, жарким треском глушило крики и ругань стражников, бегающих по двору, пытающихся совладать с самой буйной стихией. Прикрыв лицо отворотом плаща, Бернис добежал до стены и быстро вскарабкался по лестнице. Принц Корнис был уже там: — Ваше высочество, что тут у нас? — Дела плохи. Тортовы псы забрасывают нам за стену горящие брёвна. Не знаю какой дрянью бунтари их пропитали, но затушить огонь почти невозможно. Бернис оглянулся, со стены весь двор был как на ладони. Горящих подарков было куда больше, чем графу казалось с земли. Двор усеяли огромные угли, и чтобы извести тот жарник придётся поработать на славу. Стражники заливали брёвна водой, присыпали землёй и песком, но поделать ничего не могли. Чтобы пламя не перекинулось на дворец, люди толкали громадные головешки к центру площади, там расходился гигантский костёр. — Краалово семя, — стиснув зубы, выпалил граф. — А я надеялся, что бунтари будут метать по нам камни. — Видно, Легис куда умнее, чем мы всегда о нём думали. Выкурить нас огнём будет проще, чем разбить стены камнями. — Ответил принц. — Корнис, ты только взгляни на стену. Ведь если сейчас протрубят штурм… — Взволнованно прокричал Бернис. Пока воины тушили пожар стена оставалась нагой. — Я всё понимаю, дружище, но и огонь нельзя бросать. Слишком дорого может стоить нам такая небрежность. В следующий миг мятежные барабаны оповестили защитников о новом залпе метателей. — Все в укрытие. Не стойте вы истуканами, уходите…. скорее!.. — Кричал граф не своим голосом. Дальше над городом воспарил рой светлячков, раскрашивая ночное полотно золотистыми мазками. Рисованная атака заворожила Берниса, потрясла доблестное сердце фатальной красотой и неумолимой обречённостью. Светлячки становились всё больше, пока не обратились перед взором громадными золотыми шарами. Массивные глыбы сотрясли дворец, от мощных ударов стена задрожала. Поднялись клубы едкого дыма, летящие искры заполонили весь двор, несносным жаром пахнуло в лицо. Серые камни окрасились медными сполохами. — Всем тушить огонь, — срывал горло Бернис. — Первое и пятое отделение останьтесь на стене, остальные за мной. У нас четверть крама до нового залпа. Вперёд, чего застыли ленивые храсы?.. все за мной. Бернис первым слетел со стены и рванул к колодцу. Бассейн воины давно осушили, а дивные клумбы изрыли ради песка. У колодца было не протолкнуться, люди неистово крутили ворот, но всё же не успевали. Вокруг стояли десятки наполненных вёдер, одно подхватил командующий и спустя несколько ударов сердца уже выплеснул воду в огонь. Бревно зашипело, обдало лицо паром, но меньше пламя не стало. Туда же опрокинули вёдра его бойцы, но всё без толку, пламя бушевало как прежде. Ещё дважды граф возвращался с водой, пока не расслышал окрик принца со стены: — Новый залп. Все в укрытие. Бегом, бегом. Прячьтесь скорее. Бернис успел добежать до стены, там споткнулся и распластался под лестницей. Спустя миг на дворец обрушилось жаркое небо. Огненный град простучал в двух шагах, оборачиваясь чудовищным бедствием. Не все воины успели укрыться. Многие бойцы не расслышали окриков и продолжали суетиться вокруг горящих брёвен. Одна из катапульт угодила точно по ним, обожжённые тела размело по всему двору, даже вскрикнуть никто не успел. Других стражников смерть настигла в укрытии. Воины прятались под навесом, где калили смолу. Бревно проломило лёгкую крышу и угодило прямо в чан, расплескав его содержимое на людей. Пылающие куклы прыснули в стороны, наводнили двор обречёнными криками, пока не рухнули все замертво. Смола загорелась, растеклась по двору адским озером, задымляя воздух густым чёрным смрадом. Боевого духа у стражников поубавилось, двор походил на жерло вулкана и потушить его теперь было невозможно. Как назло, мятежный вестовой начал трубить в рог сигналы для штурма. Хуже не придумаешь. — Все на стену. Готовимся к бою, враг у ворот, — кричал Корнис, подгоняя людей. Расслышав оклики принца, цепочки воинов двинулись вверх по лестнице, занимая позиции для последнего сражения с бунтарями. В том, что осада окончена и исход мятежа уже близок — Бернис не сомневался. * * * Влетев на стену, граф смог рассмотреть бесконечные колонны мятежников, мерно шагающие к дворцовым мурам. Потом воин окинул взглядом редких защитников — усталых, истощённых, но верных долгу — и руки едва не опустились. Даже стрел у стражников сохранилось всего на несколько залпов, так что уповать оставалось только на рукопашную схватку. Похожие страхи проступили на лицах воинов. Люди нервно поглядывали по сторонам, взволнованно шептались, а некоторые даже прощались, крепко обнимая друг друга за плечи. В победу они больше не верили. К счастью опустили руки не все. Принц Корнис протрубил в рог короткий сигнал, забрался на пилястру и когда понял, что все воины глядят на него, начал громко и чувственно говорить: — Славные воины Керрии. Вот уже девять лун мы бьёмся с вами плечом к плечу. Вот уже девять дней многочисленный и подлый враг ломает зубы о нашу стену. Наши доспехи. Наши щиты. Мы славно напоили мечи мятежной кровью и предкам на Той Стороне нечем будет нас пристыдить. Мы сохранили нашу честь. Нашу доблесть. Нашу волю. Воины застыли, точно мраморные статуи, глаза многих блестели от слёз. Битые, грязные, усталые, но гордые и верные — они слушали принца. — Но конец уже близко, — ещё громче продолжил Корнис. — Подумайте вот над чем: когда мы с вами падём… когда наши души отправятся к праотцам… когда станем на великом суде и Керит спросит каждого о делах наших — что вы ответите? Чем заполните тишину небесных чертогов? Напряжение на стене усилилось в разы. Бернис вдруг понял, что его ноги слегка подрагивают, сердце рвётся наружу, а перед глазами застыло печальное лицо Леймы, полное горестных слёз. Корнис всё говорил, Бернис слушал его, но не слышал: — А я скажу вам, братья мои! — внезапно взорвался криком принц, выхватывая графа из пелены размышлений. — Каждый из вас — кто ещё жив и кто уже пал — все вы гордо и славно ответите — я герой. Ибо не убоялся я грозного и подлого врага. Ибо встал на защите родной земли и боронил её до последней капли крови. Ибо сохранил я честь и доблесть, что завещана мне была. Враги трепетали предо мной, а имя моё ещё долгие лета будет звучать в героических песнях!.. Лицо Корниса раскраснелось, дыхания не хватало, но голос его продолжал греметь силой и сталью, снова даруя людям веру: