Когда мой флот почти достиг Боспора Киммерийского, я приказал на время встать на якоря. Теперь наступал черед двух каторг, на которых разместились ряженые воины. Татаринов, избранный в этот поход казаками есаулом, узнав о чести, выпавшей его побратиму, потребовал доверить ему такую же задачу и клятвенно пообещал, что с ходу возьмет крепость Герзет и городок, который очень скоро я нареку Керчью, а то путаница в голове, не дай боже. Делать нечего, согласился. Тем паче, что среди казаков нашлось немало владеющих турецким. Поэтому атака должна была одновременно идти и на восток, и на запад. Нам же следовало придержать паруса, чтобы раньше срока не спугнуть противника. Выждав час, отдал команду поднять якоря и идти вперед. Силы флота я разделил. Четыре галеры и половину казачьих стругов – к Тамани, основные силы под моим началом – к берегам Тавриды! Сигналом для нас, что все в порядке и укрепления заняты, должны были стать дымы над одной из башен. И вот, подходя к Керченской бухте, я первым в свою подзорную трубу разглядел почти вертикальный черный столб. – Славно! Похоже, Татаринов справился! Но не будем праздновать раньше сроку! Глава 3 Первый раз я был в Керчи еще маленьким. Мы тогда с мамой отдыхали в санатории и поехали на экскурсию. Мы всегда проводили отпуск вместе с ней, потому что отец постоянно работал. Помню, как она держала меня за руку, а я только и ждал, когда она ослабит бдительность, чтобы отцепиться и куда-нибудь улизнуть. Побегать по окрестным улицам, полазить по развалинам. Или вообще удрать на пляж и до одури накупаться в ласковом теплом море. Это, конечно же, глупо, но я подсознательно надеялся увидеть хоть что-то знакомое в этом средневековом городе, но, конечно же, ничего такого не заметил. Даже гора Митридат не походила на ту, что я запомнил, хотя, возможно, мне это только кажется. Когда мы высадились на пристань, город был уже взят и отдан во власть победителей, то есть казаков. Трупы еще толком не убрали, хотя успели обобрать до нитки. Со всех сторон слышались шум, крики, стоны раненых и женский визг. Единственным моим требованием к казакам было не трогать христианское население, которое, впрочем, здесь совсем невелико. Всего в Топрак-кале – районе, примыкавшем к цитадели и огороженном от внешнего мира невысокими стенами и земляным валом, проживало не более полутора тысяч жителей. Мусульман примерно треть, а остальные армяне, греки и евреи. И многим из них придется туго, поскольку донцы не сильны в катехизисе и на различия в вере могут не обратить внимания. – Смотрите, ребятки, – показал я своим пацанам, притихшим от увиденного. – Война примерно вот так и выглядит. Грязь, кровь и грабежи. В ней далеко не так много возвышенного и доблестного, как об этом пишут в рыцарских романах. – Но ведь победа приносит славу и богатство?! – воскликнул Петер. – Не всем, – хмыкнул я. – Далеко не всем. – Но ведь мы победили? – Еще нет. Но победим обязательно, поскольку у нас нет иного выхода. – Но почему? – удивился такой постановке вопроса Дмитрий. – Видишь ли, сынок, уже не одну сотню лет отсюда из Крыма на нашу землю приходят татары. Когда-то они были сильны и угрожали самой Москве, теперь ослабли и могут лишь тревожить наши границы, но суть не поменялась. Они приходят грабить, убивать и жечь, а еще уводят в полон юных девушек, молодых и здоровых мужчин, которых потом продают в рабство, и живут за счет этого. Если бы не они, Русь и другие христианские страны были бы куда богаче и многолюднее. Поэтому у нас нет иного выхода, нежели как разорить это гнездо разбоя и порока. Зачем я взял Митьку и Петьку с собой? Ну а куда их девать! Оставить в Азове, где чертова прорва вооруженных людей и еще больше пленников, которые в любой момент могут попробовать взбунтоваться, было бы не очень разумным решением. В Москву без большой охраны не отправить, а у меня сейчас каждый ратник на счету. Так что пусть будут рядом. Смотрят, учатся и привыкают. Все же после победы под Азовом я послал грозный указ в Москву с требованием присылать припасы и ратников, а также думцев и дьяков с подьячими, ну и свой государев полк. А то рванул на войну, а у меня с собой ни административного аппарата толкового, ни свиты приличной. Еще повелел напечатать большие листы, на которых в картинках изображено одоление агарян и водружение крестов над поруганными и превращенными в мечети храмами. Плюс послание ко всем европейским дворам с призывом прекратить распри и участвовать в борьбе с общим врагом. На последнее, говоря по совести, надежды никакой, но грамотный пиар – наше все! Кстати, о храмах. С христианских времен их тут сохранилось два. Небольшой католический костел в цитадели, когда-то принадлежавший генуэзцам, и греческая церковь Иоанна Предтечи, вписанная в линию крепостной стены. Конечно, сейчас они мечети, но я ведь не просто так погулять вышел, я – ниспровергатель идолов и защитник православия. К тому же Иоанн Креститель, как ни крути, мой небесный покровитель. – Значит, так, – распорядился я. – Все ненужное из храма выкинуть и приготовить для освящения и литургии. Полумесяц со шпиля сбить и заменить на крест. Будем молебен служить. Священники местные есть? – Найдем, – коротко отозвался Михальский. – В крайнем случае отец Питирим сгодится, он с казаками пошел. Эх, как же мне не хватает Мелентия. Старик тогда обиделся, что Филарет снова патриархом стал, хлопнул дверью и удалился в пустынь. Я за ним несколько раз посылал, но он и слушать никого не стал. Хотел сам к нему съездить, да все недосуг было. Без него ни один духовник у меня так и не прижился, хотя в желающих недостатка, сами понимаете, не было. Но большинство смотрят так угодливо, что с души воротит, где уж такому исповедоваться… Что же до отца Александра, находившегося при моем войске с самого Воронежа, то его при первом же выходе в море так укачало, что я почел за благо оставить священника в Азове, дабы он там окормлял страждущих. Первым сюрпризом было то, что местные христиане, казалось, совсем не рады нашему приходу. То есть бунтовать они, конечно, не бунтовали, но и восторга в глазах, не говоря уж о хлебе-соли, не наблюдалось. Что касается здешнего клира, то получилось совсем интересно. Греческий батюшка вообще попытался сбежать, а когда не получилось, заперся у себя в церкви и прикинулся немым. Настоятель же маленькой армянской церквушки отец Петрос хоть и пришел, но вид у него при этом был как у христианского мученика перед Нероном. – Что-то не так, отче? – без обиняков поинтересовался я. – Вы уйдете, а мы останемся здесь, – так же прямо ответил мне священник. – Отпустите его, – поморщился я. – И сгонять на молебен местных не надо. Что поделаешь, если они татар боятся больше, чем Бога. Но если кто захочет сам, тем не препятствовать! В общем, отдуваться за всех пришлось отцу Питириму. Тот, правда, тоже пытался отказаться, но уже по другой причине. – Расстрига я, – признался он, потупив, как нашкодивший школяр, очи долу. – А то мы не знали, – громко хмыкнул Татаринов, но тут же устыдился своей непочтительности в присутствии царя и сконфуженно замолк. – И антиминса[11] у меня нет, – привел новый довод самозваный казачий капеллан. – Что-то прежде тебя это не останавливало, – нахмурился атаман Мартемьянов. – Антиминс я дам, – неожиданно вмешался еще не ушедший отец Петрос, после чего добавил: – И свечи, и елей, и вообще все, что потребуется. – И на том спасибо, отче, – поблагодарил я. – А вы точно отсюда не уйдете? – немного помявшись, спросил армянин. – Все в руках божьих, – также не сразу ответил ему я. – Тогда сделайте временный алтарь, а когда будете уходить, заберите его с собой, – вздохнул правильно меня понявший священник и, тяжело шаркая, побрел к своей церкви. – А ты чего ждешь? – обернулся я к Питириму. – Ступай за ним. Коли надо, возьми помощников. – Он это, – сделал последнюю попытку соскочить расстрига, – григорианин[12]. – Да иди ты уже, собачий сын! – зашикали на него казаки. – Сделаешь все как надо, – крикнул я ему вдогонку, – попрошу патриарха, чтобы тебе сан вернули! В общем, храм мы освятили, может, и не совсем по канону, но, думаю, Бог нас простит. Питирим с той поры сильно переменился и к концу войны стал если и не образцом пастыря, то очень сильно к нему приблизился. Местные христиане, хоть и не все, на службы все-таки пришли. Казаки, равно как и мои ратники, молились истово, будто желая загладить все свои грехи, как прошлые, так и будущие, а на меня навалились новые заботы. Во-первых, в Керчи и Тамани было освобождено много христианских рабов, в основном, конечно, из Руси и Речи Посполитой, но встречались также грузины, армяне, черкесы, валахи с молдаванами и даже выходцы из Западной Европы. По обычаю, все они, конечно, освобождались, но тут возникал вопрос, что с ними делать дальше? Кое-кто согласился вступить в мою армию, но в основном люди хотели одного – вернуться к себе домой! – Что тут думать, – пожал плечами Мартемьян. – Теперь отправим в Азов, а там видно будет. Кто пожелает в Москву, пусть с твоими караванами возвращаются, кому в Польшу, тем дадим охрану и проводим до Полтавы или Сечи, а дальше им запорожцы помогут. Или ты, государь, хотел, чтобы они все в твоем царстве остались? – Неплохо бы, – отозвался я. – Твоя воля, только не годится людей принуждать. Они и так натерпелись. – Тоже верно. Но если кому возвращаться некуда, пусть остаются. Во-вторых, нами было захвачено немалое количество разного товара – от сукон и выделанной кожи до муки и меда с воском. Последних особенно много было в Тамани. Все это следовало как можно скорее вывезти, но возникал вопрос – как? Можно, конечно, на стругах и галерах, но как тогда воевать? Если сейчас увлечемся вывозом трофеев, татары с турками успеют прийти в себя и организовать оборону, а потом может быть поздно. Впрочем, решение нашлось само. Помимо всего прочего в гаванях взятых нами городов имелось некоторое количество разнообразных плавсредств: от рыбачьих лодок до вполне приличных торговых судов. Обычно казаки при налетах их сжигали, но в данном случае такой надобности не было. В общем, их вполне можно было использовать для вывоза ценностей, если бы не отсутствие экипажей. Но, как это ни странно, матросы быстро нашлись. Местные греки без особых уговоров согласились наняться на несколько рейсов, главное, чтобы платили. Следующими ко мне пришли владельцы кораблей или, как говорят в Европе, – арматоры. Осторожно поинтересовавшись, что мое величество намерено делать с добром и не благоугодно ли мне будет зафрахтовать их, сии почтенные господа прямо предложили свои услуги. Я, в свою очередь, немного подумал и согласился. Тем паче, что расплачиваться можно товаром, то есть грузом. Иными словами, кому война, а кому мать родна! Что же, по крайней мере, не нужно будет отвлекать на это своих людей. Ну, кроме небольшого конвоя, потому как доверяй, но топор из рук не выпускай. Причем все это произошло буквально в те два дня, что мы отдыхали в Керчи и готовились к следующему походу. Я сначала хотел остановиться в доме турецкого наместника, но потом все же вернулся с пацанами на «Святую Елену». Так спокойней. Единственное, приказал перенести на корабль найденный у османского градоначальника мешок кофе, ручную мельницу и турку с жаровней. Так что теперь я наслаждаюсь сам и мучаю своих ближников бодрящим и ароматным напитком. Те, конечно, морщатся и про себя клянут на чем свет стоит, пристрастие к кофию своего царя, однако терпят. А вот греки мое искусство оценили и даже преподнесли в знак глубочайшего уважения еще один мешок зерен арабики. – Добер ты, государь, – вздохнул Мишка Татаринов, с сожалением посмотрев на выходящие в море тяжелогруженые фелюги греков. – А ты бы что сделал? – осведомился я, наблюдая за водой в турке. – Пожег, пограбил? – Ну, уж платить бы точно не стал, – ухмыльнулся есаул. – Мирных жителей обижать нельзя! – наставительно заметил я. – Хе, – ухмыльнулся Татаринов, – нашел же ты, батюшка, мирных. Да греки эти разбойники похлеще нас, казаков! – Кофе будешь? – Коли вина нет, то и выпью, – не стал артачиться Михаил. – Из царских ручек, поди, не каждый боярин пивал? – Это точно! – кивнул я, зачерпывая серебряной ложкой коричневый порошок. – Куда дальше пойдем? – с невинным видом поинтересовался казак. – На Кафу или, может, Трапезунд пошарпаем? – А казаки куда хотят? – С тобой, Иван Федорович, хоть на Царьград. Да что там, хоть к черту в зубы! – Там поглядим, – неопределенно ответил я ему, разливая кофе по чашкам. – Ну-ну, – шумно втянул аромат ноздрями Татаринов. – Приятственно пахнет, хоть и не по-нашему! – Скажи-ка мне, Миша, – спросил я, закончив с приготовлениями, – а что, если посадить казаков на греческие фелюги, да с таким экипажем заняться перехватом купцов, и хоть бы и сюда, в Керчь, доставлять, а за то щедрые награды от меня получать звонкой монетой и иным чем полезным?