Переодетый ради такого дела в турецкую одежду и побритый Ванька Кистень нехорошо осклабился и махнул своим излюбленным оружием. Тяжелая гирька со свистом рассекла воздух и с неприятным чавканьем разбила голову османского офицера, а остальные рассыпались по внутреннему двору крепости, отлавливая расслабленных и не готовых к сопротивлению защитников. Сам же бывший разбойник не стал торопиться, а, воровато оглянувшись, затащил свою жертву за угол и деловито обыскал. Увы, немало прослуживший султану Селим то ли не успел нажить больших богатств, то ли не имел обыкновения таскать их с собой. Все, что удалось найти Кистеню, это несколько серебряных монет да аляповатого вида перстень на среднем пальце, который никак не удавалось стащить. Между тем мешкать не следовало, поскольку полковые офицеры за подобную проволочку могли и спросить. – Ишь закавыка какая, – чертыхнулся охотник, доставая нож, и уже через несколько мгновений побежал дальше, схоронив драгоценную добычу в кармане. Ибрагим-паша оказал плохую услугу Тамани, забрав под Азов большую часть ее гарнизона, но даже если бы тот оставался на месте, у турок вряд ли получилось отбиться. Еще не бывало случая, чтобы казаки, захватив каторгу, использовали ее вместо своих легких как ветер стругов. Поэтому пришедший в порт османский корабль не вызвал ни малейших подозрений, а когда местные поняли, что на них напали переодетые в янычар русские, сопротивляться было поздно. Покои таманского мусселима располагались во внутренней цитадели, втиснутой меж двух больших башен. Собственно, ничего больше, кроме дома османского военачальника и крохотного дворика, там не поместилось, а потому не имелось и караула. Немногочисленные слуги сразу же попрятались, и не подумав оказывать сопротивление, а разбуженный непривычным шумом начальник местного гарнизона встретил незваных гостей в домашней одежде и без оружия. – Как вы смеете врываться сюда? – попробовал он прикрикнуть на вошедших в его дом людей, но тут же свалился от удара под дых. – Нахат, спроси его, есть ли еще ратные люди в остроге? – велел Панин, которому неожиданно подошел костюм чорбаджи. – Говори, сын шакала, где твои воины? – перевела ошарашенному турку девушка. – Все здесь, – пролепетал испуганный турок, – но ради Аллаха, кто вы? – Смерть твоя! – кровожадно воскликнула черкешенка и наверняка перерезала бы горло несчастному, если бы ее не остановил Попел. – Что ты делаешь?! – схватил он ее за руку. – Это же пленный! – Пусти! – яростно выкрикнула она. – Я помню этого жирного борова. Он ходил по рынку и щупал нас, будто кобылиц на базаре, просто у него не хватило денег, чтобы купить даже одну! – Вот чертова девка! – покачал головой Панин, после чего строго посмотрел на девушку и заявил, четко выговаривая каждое слово: – Еще раз ослушаешься, велю тебя связать и посадить в канатный ящик! – Не надо, – тихо ответила Нахат и шмыгнула носом. – То-то же! А у басурманина спроси, где он казну прячет, а будет артачиться, скажи, что я его тебе отдам! – Говори, где твои богатства, шакал! – прошипела испуганному до желудочных колик турку девушка. – Я бедный человек, – взмолился тот, с надеждой поглядывая на грозных захватчиков, – все, что у меня есть, в сундуке в моей спальне! – Он сказал, что ничего вам не даст, потому как вы грязные свиньи и недостойны облизывать прах с его ног! – с невинным выражением на красивом лице перевела черкешенка. – Тогда тащите его на каторгу да крепко охраняйте, – велел к ее огромному удивлению полковник. – Разве ты не прикажешь вырвать его грязный язык? – изумленно спросила она. – Он пленник моего государя, – решительно ответил ей Федор, – пусть Иван Федорович и решает его судьбу! – А его богатства? – Сами найдем. – Прости, господин, я сказала тебе неправду, – призналась, потупив глаза, черкешенка. – Он поведал, где казна. – А ты, верно, думала, что я вовсе дурак? Вот что я тебе скажу, девонька, ты не думай, что коли я тебя согласился на корабль взять, так не смогу назад в Азов отправить! Я должен доверять тебе, ты мой толмач. Хорошо, что призналась. Но еще один проступок, и я навсегда с тобой распрощаюсь! – Благодарю тебя, Феодор Симеонович, – нараспев, с некоторым трудом выговорила его полное имя Нахат и, быстро поклонившись, поцеловала его руку, тут же испуганно упорхнув за широкую спину Вацека. – Черт, а не девка! Вот угораздило тебя, доктор, с ней связаться, – расправляя усы, пробурчал стольник. – Эй, Нахат, чего ждешь? Где деньги? – В его спальне, в сундуке, – пискнула девушка, по-прежнему предпочитая держаться позади мораванина. Увы, так просто забрать нажитое непосильным трудом таманского мусселима у них не получилось, поскольку на их пути несокрушимой скалой встала его жена. – Не смейте сюда входить, слуги иблиса! – завопила она, а когда поняла, что странные янычары ее совсем не боятся, попыталась вцепиться одному из них ногтями в лицо. Будь это Панин или кто иной из их отряда, это коварное нападение закончилось бы, не начавшись, но, на свое счастье, вздорная баба набросилась на Попела. Не ожидавший подобного мораванин, на свою беду, не успел еще огрубеть сердцем, чтобы поднять оружие на женщину, а потому безуспешно пытался ее урезонить, пока его спутники покатывались от хохота. – Почтенная фрау, – взывал он к рассудку старой мегеры, – соблаговолите прийти в себя, иначе придется принять крайние меры! – Вор, негодяй, сын шлюхи! – кричала ему в ответ разъяренная фурия, стараясь дотянуться до своего врага. Наконец Панину наскучило это зрелище, и он коротко велел сопровождавшим их охотникам: – Унять ведьму! Один из солдат тут же выхватил саблю и, недолго думая, плашмя огрел несчастную по загривку. Не ожидавшая подобной подлости турчанка растянулась на покрытом неровными каменными плитами полу и затихла. Сундук нашелся там, где и говорил мусселим. Впрочем, больших богатств в нем не оказалось. Немного украшений, пара мешочков серебра да парадная одежда османского чиновника, украшенная искусным золотым шитьем, и такие же туфли. А вот в самом городе дела обстояли значительно лучше. Захватив крепость, охотники тут же разложили на одной из башен сигнальный костер, уведомивший остальную эскадру, что путь открыт. Те немедля налегли на весла, справедливо опасаясь, что если не поторопятся, то на их долю добычи может и не хватить. Всего в Тамани постоянно проживало около пяти тысяч жителей, главным образом черкесов и татар, но встречались также армяне, греки и турки. Имелось около сотни торговых лавок, да еще столько же лабазов, в которые свозили товары из окрестностей для перепродажи в Стамбул или Крым. Воск, мед, соленую и копченую рыбу и многое другое. И все это стало призом для русских солдат и казаков. Бежать было некуда, ужасные бородатые гяуры заранее озаботились перекрыть дорогу и никого не выпускали из города, пока остальные предались безудержному грабежу. Немногие из горожан, в основном адыги, пытались защитить свое добро, но тут же падали под ударами сабель и бердышей. Остальные же, видя их участь, предпочли проявить смирение в надежде на милосердие пришельцев. Полковник Панин поначалу был настроен милостиво и не велел слишком уж разорять местных. Но вскоре выяснилось, что в городе содержались в неволе под две сотни русских рабов обоего пола, не считая прочих христиан, и вот тут нашла коса на камень. Все дома, где имелись невольники, были разорены, а хозяева сами забраны в полон. Вздумавших перечить нещадно секли нагайками, а самых упертых в назидание остальным без затей вешали на воротах. – Чтобы впредь было неповадно! – объяснил он удивленному Попелу. – Вы победили и в своем праве, гер оберст, – пожал плечами доктор. – С вашего позволения, я вернусь к своей основной профессии и займусь ранеными. – Ступай, – согласно кивнул тот. – Только переоденься в свое, не дай бог кто сдуру перепутает. – Нахат, ты идешь со мной? – спросил Вацлав девушку, разглядывающую окружающие ужасы жадными глазами. – Сейчас, – неохотно отозвалась та, явно не желая уходить прочь. – Мне казалось, это твои соотечественники? – озадаченно хмыкнул чех. – Это жанеевцы! – с нескрываемым презрением отозвалась черкешенка. – Мы всегда с ними воевали. Так им и надо, шакалам! – O tempora! O mores![10] – вздохнул молодой человек, увлекая за собой девушку. Мишка Татаринов, несмотря на молодость, был прирожденным лидером и хорошо понимал необходимость такого эфемерного фактора, как удача. За удачливым атаманом казаки пойдут в огонь и в воду, а неудачливого могут не просто больше не выбирать, но и прибить по простоте душевной. А потому промашки в первом бою дать никак нельзя! То, что турки уже знают о погроме у Азова, это и к бабке не ходи. Только одно дело знать, а совсем другое – быть готовым. Все-таки прав государь, что и лишней минуты не стал задерживаться! Пусть османы и насторожились, но обмануть их все одно можно. Для этого на галерах не стали исправлять некоторые повреждения. Побили картечью и ядрами борта, ну и хорошо. Есть следы огня, вот и славно! Пусть видят, что в бою побывали, а то, что задержались, так это потому, что чинились. На пристани их корабли встретил караул во главе с каким-то агой. Стояли не то чтобы настороже, но и ворон не ловили. На стенах Герзета тоже виднелись ратники. Ворота, по счастью, еще открыты, но их и закрыть недолго. – Мехмед-паша в крепости? – окинув местных вояк суровым взглядом, жестким, не терпящим возражений, приказным тоном осведомился Мишка, наряженный в одежды высокого янычарского начальника. Получив в ответ весьма раболепное подтверждение, он царственно кивнул и решительно распорядился: – Веди нас к нему. Мы только добрались из-под Азака. Срочные вести от Ибрагим-паши! Враг близко! Надо успеть защитить крепость! – Я слышал, войско разбито и паша попал в плен? – Тебе язык во рту мешает? Мне его укоротить? Заткнись и веди нас! Бедняге-караульному не пришло в голову ничего, кроме как выполнить приказ. Тем временем и вторая галера встала у причала, и с нее начали спускаться на берег многочисленные, одетые в янычарскую форму воины. Молча они выстроились и двинулись за своим предводителем. Добравшись до открытых ворот, Мишка скомандовал на турецком: – Занимайте стены и башни! – О том, что им предстоит делать, он уговорился со своими братами заранее, так что, может, и не все казаки уразумели его речь, но дело сделали. Тем временем воины со второй каторги двинулись по дороге к крепости. Пройдя вдоль казармы стражников и старинной мечети, явно когда-то бывшей православным храмом, почти до ворот цитадели – старого генуэзского замка на мысу, Татаринов остановился и, оглядевшись по сторонам, понял, что дальше тянуть нет смысла. Заливисто свистнув, он одним ударом срубил несчастливого начальника караула, все еще топтавшегося поблизости. Этот сигнал стал началом настоящей резни. Турецкие стражники и понять ничего не успели, как были перебиты. Оставив у ворот часть бойцов, Мишка ворвался в старую крепость и устремился к дому паши. В то же самое время, заслышав звуки первых выстрелов, казаки с обеих каторг, доселе изображавшие из себя гребцов-невольников, подхватили оружие и со всех ног ринулись к открытым воротам. Турецкую крепость захлестнула яростная волна атакующих. Татаринов увидел, как стражники, стоящие у входа в большой каменный дом, юркнули внутрь и захлопнули дверь. Он, не теряя ни мгновения, скомандовал: – Браты, хватайте бревно, выбивайте окна! Сказано – сделано. Свинцовая, в частом переплете рама, брызнув радужными осколками многоцветного стекла, смялась и провалилась внутрь проема. Мишка, вскочив на бревно, с ловкостью акробата добежал до выбитого окна, пролез внутрь, держа взведенный пистоль в левой и верную саблю в правой руке. Но в просторной комнате никого не оказалось. Следом уже ломились остальные казаки, и Татаринов, распахнув двойные створки, увидел нескольких турок. И тут же разрядил свой пистоль, крикнув соратникам: – Бей! Рядом грохнули еще три выстрела, враги упали, обливаясь кровью, последнего из них Мишка походя срубил саблей. Быстро миновав анфиладу комнат, они выбрались на второй этаж и нос к носу столкнулись с важного вида господином, успевшим даже натянуть шлем и бахтерец, окруженным несколькими воинами. – Сдавайся, паша, – крикнул ему Татаринов, – или умрешь! Турок спустя несколько томительных мгновений бросил саблю на персидский ковер. Следом за ним сложили оружие и его охранники. – То-то же. Теперь вы пленники моего государя! – Урус-шайтан!