– А можно будет туда сходить? И заодно взглянуть на Белый дом и Капитолий. – Капитолий мы увидим по дороге. А что это за Белый дом? – Ну… Это особняк вашего президента. – Тогда от Бетезды будет миль одиннадцать-двенадцать. Обратно чуть меньше, если напрямую. Считай, всего двадцать. – Значит, тридцать два километра. Я не стал спрашивать, что это за километры – наверное, какая-нибудь русская мера длины. Ник же усмехнулся и сказал: – Для нас это нормально, а ты справишься? – Да, конечно, не впервой. – А как быть со мной? И с другими русскими в группе? – Элементарно, – усмехнулся я. – Сейчас столько эмигрантов… Они все такие же брюнеты, как и ты? – Да нет, кое-кто из них шатен, а кто и вообще блондин. – Тогда другие – да хотя бы из Польши… Даже если они не знают польского, то там вроде есть районы, где по-польски не говорят? Капитан Бесоев усмехнулся: – Да вообще такой страны сейчас нет – Польша исчезла с карты мира еще в прошлом столетии. Но полякам раньше принадлежали малороссийские и белорусские земли. Почему бы моим ребятам не быть, например, из Вильны? Или из-под Белостока. Тогда будет ясно, почему они практически не знают польского. – Для большинства вашингтонцев это все равно. Разве что если вам не повезет и мы наткнемся на настоящего поляка. – Ничего, как-нибудь справимся. И еще – есть у тебя кто-нибудь, кто тоже неплохо знает город? И кому можно доверять! – Найдутся такие, – сказал я, чуть подумав. – Двое. – Тогда лучше разделимся. На нас будут Капитолий и Белый… то есть этот ваш особняк, на второй группе – вокзал, а на третьей – тюрьма. А нет где-нибудь в тех местах забегаловки, куда ходят местные? – Есть, как же не быть. «Олд Эббитт», например. Правда, они подают в основном устриц – ты их ешь? – Устриц? Случалось. А почему устриц? – Самое дешевое, как раз для тех, у кого с деньгами негусто. Устрицы и крабы – их в Чесапикском заливе немерено. – Хорошо, прогуляемся по правительственным зданиям и зайдем к этому твоему старине Эббитту. Поговорим с местными, поинтересуемся, где здесь можно найти работу. Ну и кое-что им расскажем… А сегодня переоденемся и отправимся в Бетезду. Мол, беженцы из Роквилла от злых русских. – Тогда уж от злого московита Тёрчина, – усмехнулся я. 26 (14) августа 1878 года. Вашингтон, таверна «Олд Эббитт» Штабс-капитан армии Югороссии Николай Бесоев Забегаловка, именуемая «Олд Эббитт», находилась метрах в ста – ста пятидесяти от Белого дома – тьфу ты, все забываю, как он тут называется – Президентского особняка[37]. Это трехэтажное каменное здание, на верхних двух этажах которого располагалась недорогая ночлежка. Первый этаж представлял собой прокуренное помещение со стенами, покрытыми грубо обтесанными темными деревянными панелями. Из такого же дерева была изготовлена барная стойка. Посетителей в таверне оказалось мало – время было не обеденное. Мы уселись за столик, осмотрелись по сторонам, после чего Пит подошел к мрачному бармену, меланхолично протиравшему полотенцем сомнительной чистоты стаканы, и спросил: – Скажи, приятель, а свободные комнаты у вас есть? Тот хмуро взглянул на Пита, потом посмотрел на свет протертый стакан и буркнул: – Все занято, парень. Люди бегут от этого чертова Тёрчина, словно от чумы. Да и южане стремятся уйти от Второй Реконструкции… Впрочем, мы их сюда не пускаем. А вы, кстати, кто такие будете? – Мы из Роквилла. Бежали от южан в Бетезду, а сегодня с утра люди Тёрчина пришли и туда. Сам же я из Нью-Йорка, но уже давно уехал оттуда. Жил в Вашингтоне, а три года назад меня «Балтимор и Огайо» перевел в Роквилл. Кстати, в твое заведение мне тоже довелось заглядывать, и не раз. Вот только тебя я не помню, тогда здесь был Джерри. – Давно тебя тут не было… Я здесь уже полтора года, первый год был на подхвате у Джерри, а потом хозяин его уволил – шеф сказал, что недобитые конфедераты ему не нужны, а Джерри родом из Виргинии. Так что уже месяца четыре как я торчу за этой стойкой. – Понятно… – Значит, вы из Роквилла… Тогда ладно. Только зря вы, ребята, не отправились сразу в ночлежки на Висконсин-авеню. Если где-нибудь что-нибудь и найдется, то именно там. Впрочем, сейчас и там, наверное, уже все забито, ведь вы не одни такие красивые бежали оттуда. Скорее, вакансии будут на Род-Айленд-авеню, по дороге в Сильвер-Спринг. А почему вы сразу там не остановились? – Да мы хотели работу поискать. На железной дороге, например, – мы все работали в Роквилле в мастерских. – Парни, скажу вам честно: сейчас с работой совсем плохо. Сколько людей ищет эту самую работу. Хотя постойте, краем уха я слышал, что нашу городскую тюрьму расширяют, чтобы, значит, было куда этих проклятых южан отправлять. Потом бармен покосился на нас и буркнул: – Ну а заказывать вы что-нибудь будете? А то, знаете, здесь не благотворительное учреждение. – Пива и устриц на всех, – Пит позвенел в кармане монетами. – Устриц нет, – сказал бармен, который, услышав серебряный звон, заметно повеселел. – Крабов, кстати, тоже нет. Эти проклятые конфедераты уже в Чесапике, и рыбаки боятся выходить в море. «Ага, – усмехнулся про себя я. – Сами же янки их и не пускают, слыхали уже». Но Пит переспросил: – Ну, хоть что-то у тебя есть? – Есть вареная говядина с отварным картофелем. Или сушеная треска, тоже с картофелем. И то, и другое по пятнадцать центов за тарелку. Пиво – дайм за пинту, виски – дайм за гилл[38]. – А что так дорого? – возмутился Пит. Бармен лишь развел руками: – Сами знаете, какие наступили времена. Да и порции у нас немаленькие, голодными вы точно не уйдете. – Ладно, – Пит кивнул бармену. – Мне и моим друзьям по пиву и говядину. Служитель здешнего общепита с царственным видом принял у него три монетки по два бита[39], наполнил три не самые чистые пивные кружки и брякнул ими по стойке. Я подошел и взял две из них, после чего сделал глоток из своей – пиво, как ни странно, оказалось на удивление хорошим. – Еду получите вон в том окошечке, – бармен указал рукой куда-то в угол, и громко крикнул: – Три говядины! Еда оказалась вполне съедобной, хоть и выглядела не слишком аппетитно. А есть нам хотелось. Рейд в Бетезду начался сразу после рассвета, и мы, как и многие другие, направились в Вашингтон. Долго шли по Висконсин-авеню, свернули на Массачусетс-авеню и дошли по ней практически до самого Белого дома – ну хоть убей, для меня он как был Белым домом, так им же и останется. Здание оказалось больше похожим на подмосковную усадьбу – ничего такого особенного в нем не было. Вот разве что сады перед ним с обеих сторон… План здания у меня был – ребята, которые спасли Уилера, тщательно допросили его и Ричардсона и составили довольно подробный план. Там были обозначены все окна и двери (они указали даже, в какую сторону эти двери открываются), расположение и название комнат, где обычно находятся слуги, а также – где выставлены посты охраны. Для нас это все было очень важно – ведь именно мы должны проникнуть в это здание и захватить его, желательно со всем содержимым – мистером Хоаром и его прихлебателями. Судя по плану, это будет не так-то просто – два входа с обеих сторон, большие окна, оранжереи с обоих торцов, причем с дверью наружу… Но, конечно, до дворца Амина Белому дому далеко. С Капитолием – местом обитания ОПГ, именуемой Конгрессом – было, как ни странно, проще. Огромное белое здание, напоминавшее римский храм, находилось на холме, с широкими лестницами с обеих сторон – и, в общем, все. Я слышал, что в будущем тут будут проложены тоннели к зданиям офисов конгрессменов и сенаторов и по этим тоннелям будет курсировать аж целая железная дорога. Но пока что и зданий-то этих не существовало, какие там тоннели… Тем более что с обеих сторон у него стояли мрачные солдаты – то ли для того чтобы защищать слуг народа от недоброжелателей, то ли чтобы они каждый раз принимали правильное решение. Вот только по тому, как они держали оружие, было сразу ясно, что ни в одном бою они не участвовали. Людей, слоняющихся по городу, было немало – как мне объяснил Пит, обычно такое в здешних краях редкость. Это, наверное, были люди из городов и деревень вокруг Вашингтона. По крайней мере, из тех, которые считались благонадежными. Несколько раз мы видели, как полиция останавливала тех, кто выглядел подозрительно – в запыленной одежде, грязной обуви и с загорелыми лицами. Кого-то потом волокли, видимо, в здешнюю каталажку, а пару раз избивали прямо на улице. Но нас никто ни о чем не спрашивал, по крайней мере, из числа блюстителей порядка. Только однажды какой-то жгучий брюнет с черной щетиной на лице заговорил со мной, причем я понял лишь слова «paisan» и «napulitanu» – «земляк» и «неаполитанец». На что я ему ответил фразой, которую накануне тщательно заучил для подобных случаев: – Sono albanese, – мол, я албанец. Согласно легенде, родом я был из албанской деревни Акваформоза – Фирмоза на албанском – в Калабрии, и по-итальянски практически не говорил. Албанцев же в Америке в девятнадцатом веке не было от слова вообще… Как бы то ни было, но мой якобы соотечественник скривился – албанцев итальянцы не любят – и отцепился от меня. Нагуляв аппетит, мы направились в «Олд Эббитт». Пока мы, как учат врачи, тщательно пережевывали пищу, трактир потихоньку начали заполнять другие посетители. Неожиданно к нам подошли несколько человек: – Эй, Пит! Вот тебя-то мы никак не ожидали здесь увидеть! Вроде тебя повысили и перевели куда-то в пригороды… – Привет, ребята! Со мной Мэтт и Ник – Мэтт местный, из Роквилла, а Ник вообще приехал из Италии, да еще и не совсем итальянец. Они работали под моим началом в Роквилле. А это Уолли, Джимми, Майк и Стив. Я кивнул, но они едва удостоили меня и Мэттью взглядом, а бросились расспрашивать нашего приятеля: – А тут-то ты как оказался? – Да этот проклятый Тёрчин вошел вчера утром в Роквилл. Мы дали деру в Бетезду, так он сегодня и туда приперся, точнее, его люди. Я и повел своих ребят в Вашингтон. Хотел хоть ночлежку найти и работу, так бармен говорит, что нет ни того, ни другого. – Ты не поверишь – и правда нет. Стива вот уволили, сказали, не нужны нам ирландцы. А он здесь родился, разве что ездит иногда к родне в Корк. Спросил сегодня у хозяина – ты же знаешь, я работаю грузчиком, – и он тоже запел, мол, не нужны ему ирландцы… Они, мол, хуже даже негров. Тебя-то, может, и взяли бы, ты не дикси и не ирландец, да только сегодня столько подвалило, из вашего же Роквилла. Расскажи, кстати, как это было… – Да плохо все… – и Пит стал красочно описывать «воинство Сатаны» – отряд генерала Тёрчина, который уверенно движется прямиком на Вашингтон, сметая все на своем пути. Мол, явились рано-рано утром, артиллерия расстреляла лагерь цветной роты, пулеметы – он назвал их митральезами – завершили разгром, а даже там, где их не было, «стреляли они часто-часто, как будто их было в десять раз больше. И попадали издалека».