— О дверь, — шепотом признался Олег. — Но я не убил его. Он заплакал, а я испугался и убежал к себе. — Ты ударил старого отца, сопляк, и побежал к себе допивать вонючий спирт! — взревел инспектор. — Рассказывай, что было дальше?! — Дальше ничего, я свалился без памяти и уснул. — Сержант, — приказал инспектор, — уведите арестованного в машину. Сержант Григорьев взял парня за руку. Олег поднялся, шагнул к дверям и остановился. — Вы не из уголовного розыска? — спросил он Грая. — Нет, я владелец частного сыскного агентства. Виктор — мой помощник. — Бы можете сказать, кто вас нанял, чьи интересы вы здесь защищаете? — Как ни странно, мы сами еще не можем толком определить свой интерес в вашем деле. Но клиента у нас нет, это точно. — В таком случае, можно, мы с мамой вас наймем? Чтобы вы меня защитили и нашли настоящего убийцу? — Можно. Но если окажется, что убийца вы — мы вас покрывать не станем и доказательства, которые удастся собрать, передадим в руки инспектору. — Именно это и следует сделать. Вы — умный человек, я сразу это понял. Инспектор, можно, я отсюда позвоню маме? А то судите сами — отец пропал, меня в тюрь-10 А. Гостомыслову на большой срок, у мамы сердце больное, не выдержит. Это что же, вся наша семья под корень? Этот парень, хоть уже был довольно обрюзгший от выпивки, довольно быстро сумел взять себя в руки и стал мне симпатичен. Становая жила оказалась в нем не сломана, человек еще не погиб, и оставалось надеяться, что у Олега хватит сил выпрямиться, пересилить невзгоды. Конечно, если он не был великим хитрецом и не собирался водить нас за нос. К счастью, мать Олега, Ольга Львовна, была дома. Она оказалась деловой женщиной, быстро все поняла и приняла условия, выставленные Граем. «Я скоро приеду, а вы начинайте немедленно», — велела она. Когда Олега увели, инспектор в раздумье почесал блокнотом свой солидный рыхлый нос. — Не похоже, чтобы этот юный пьяница был настолько холодно расчетлив и предусмотрителен, чтобы так нас запутать. Напиться и в разгар драки ударить топором — это он смог бы. Но заранее написать записку, да еще в стихах, высоким слогом, и рядышком припрятать топор, которым собирался проломать череп родному отцу — это на неге не похоже. Странно, не будь этого дурацкого письма, я бы не сомневался, что убийца — сын председателя садоводства. Грай помолчал, как бы в раздумье, а после некоторой паузы откашлялся и самым деликатным образом обратился к Шестиглазову: — Инспектор, надеюсь, вы не станете возражать, если мы займемся этим делом? Инспектор тотчас насупился и зарычал: — Скажу откровенно, я терпеть нс могу частных сыщиков. Простите меня за откровенность И тем более, чтобы они лезли в мои дела. Я невольно сжал кулаки, не ожидая такой грубости. Но шеф лишь грустно усмехнулся: — В таком случае нам с Виктором не дожить де нового урожая картошки, посадку которой вы освятили своим присутствием. Вы заставите нас умереть голодной смертью. Инспектор смягчился. — Но поскольку вы прежде работали в милиции и кормиться вам тоже нужно, и записка адресована лично вам, от этого обстоятельства не уйдешь, Бот с вами, упражняйтесь. Но… — и голос его снова зазвенел, — если я узнаю, что через мою голову вы что-то выискали и скрываете… — Вся слава от этого дела, — перебил его Грай, — достанется вам. Нам вполне достаточно гонорара. Ведь так, Виктор?… Кстати о деньгах, не потрясти ли нам еще раз главного бухгалтера? Уж очень боевая дамочка. Такая на все способна. — Думаете, убила? — оживился Шестиглазов. — Хотела умыкнуть три тысячи долларов, да в последний момент испугалась, вернула кассу? — По крайней мере характера на крутое действие у нес хватило бы. Инспектор сходил в соседнее помещение и пригласил главбуха. Рублева пришла тотчас же и принесла сумку с четырьмя толстыми папками. Увидела, что мужчины мнутся и поглядывают на нее, как бы решая, с чего начать, и сама перешла в наступление. — У нас о Поповым были хорошие отношения. Он — человек, безусловно, честный. Я работала экономистом на хорошем заводе, учет вести умею. Деньги и расписки — вот, копейка к копейке. У нас мальчишка рубль получит — дает расписку. — А если провести полную ревизию? — спросил Грай. Рублёва грохнула папки с бумагами на стол. — Готова хоть сию минуту. — Скажите, кто знал, что Попов понесет деньги домой? — Покупка железобетонных столбов не была тайной. О трех тысячах долларов многие знали. Грай посмотрел на инспектора, инспектор на Грая, оба мрачно засмеялись и вышли из правления садоводства. Глава V Если взглянуть на наше Синявине кое садоводстве сверху, то увидишь, что оно прижалось к южному берегу Ладожского озера, чем, кстати, весьма гордится капитан Бондарь. Когда нужно похвастать, он говорит, что у него участок на южном берегу Ладожского озера. А если намерен прибедниться, говори, что у него домик в Синявинских болотах. Кстати, оба утверждения терны. С юга садоводство подрезано Мурманским шоссе. На западе лавина домиков немного не доходит до Невы. Причем на северо-западном углу Садов красуется город Шлиссельбург со стариннейшей крепостью Орешек на единственном острове, лежащем в истоке стремительной, многоводной Невы. На востоке Сады обрамляют лесной массив и пахотный клин. От нашего дома до леса не более трехсот метров. Синявинское садоводство — огромное, каждый район Петербурга имеет свое товарищество. Участков здесь — сотни тысяч, по европейским масштабам — целый город. И если кто-то здесь спрячется — найти его ничуть не проще, чем в самом Петербурге. А может, и сложнее, потому что нет ни милиции, ни участковых. А общественные дела редко кто выполняет ревностно, всякий предпочитает копаться на собственном участке. Большие дороги рассекают наш муравейник на кварталы, а их членят узенькие дорожки — линии, где с трудом разъедутся две машины. Наш дом находится между Четвертой и Пятой линиями, а председатель Попов жил на Второй линии, еще ближе к лесу. С нашего участка видна крыша его дома. Мы снова пошли к домику Попова. Грай на ходу посматривал на часы. Был уже вечер, солнце клонилось к закату, погода была точно как вчера — идеальная возможность для проведения следственного эксперимента. В такую погоду, в предзакатное время легко вспоминается пропущенный обед и желателен сытный ужин, способный вдохновить на подвиги молодого мужчину. В этот час ужин был всегда готов у педантичного Бондаря, тем белее сегодня, когда пришлось пожертвовать обедом. Но я не мог найти предлога, чтобы напомнил» об этом Граю, который вдруг забыл о ране в плечо, забыл о еде, сделался вдруг энергичным и неутомимым. Во время ведения, следствия он не знал усталости. — Вот вам и южный берег Ладоги, — вздыхал я, — тихий уголок, соловьиное место, — А поглядев вверх, добавил: — Ласточки на большой высоте мошек ловят, ужинают, значит завтра жди хорошую погоду. Но Грай не обращал на меня внимания, быстро мерил дорогу широкими шагами, будто видел впереди незваного, таинственного НАГа и хотел догнать его. Мы приблизились к дому Попова, шеф замедлил шаг, пробуя подобраться к входу незамеченным. Но песок и мелкие камешки предательски скрипели под ногами, сообщая всей округе о каждом нашем шаге. Значит, и шаги НАГа были слышны на участке. Выход с участка на улицу каждый садовод обрамлял так, как подсказывали ему кошелек и фантазия. Одни ставили забор из штакетника или из проволочной сетки, другие сажали кусты, решив скрыться от назойливых глаз прохожих, третьи у самой дороги возводили каменные горки с цветами… Участок Попова отделяли от дороги густые кусты разросшегося шиповника. В начале мая они уже покрыты листьями, что происходит за кустами, разглядеть невозможно. Вот в кустах просвет — маленькая калиточка мне по пояс из выкрашенного в желтый цвет штакетника. Около нее несколько зевак. На калитке кнопкой прикреплена записка предусмотрительного главбуха: «Председателя Попова сегодня не будет. По всем вопросам обращайтесь в правление». Числа нет, и садоводы будут узнавать о том, что Попова нет от «сегодня» до первого приличного дождя. Шестиглазов увез арестованного в Кировск. У дома маячил сержант Григорьев, охраняя место происшествия до приезда дежурной бригады криминалистов. На сухой утоптанной дороге мы, конечно, никаких следов не нашли. Если они и были, их давно затоптали. От игрушечной калитки к дому тянулась бетонированная дорожка — только-только проехать садовой тележке. Сад ухожен, яблони, вишни в бело-розовом цвету. Огромный парник из стекла, грядки с клубникой покрыты низенькими пленочными парничками. Густо зеленеет чеснок, выбросил первые перышки лучок. Между грядок практически нет сорняков. Трудяга-хозяин участок свой содержал, как образцовый. Шляпу надо снимать перед таким хозяином. Словно в раздумье, Грай по бетонной дорожке подошел к дому. В Садах каждый сам себе архитектор, сам и строитель. У Попова стоял стандартный блочный дом, но обитый самодельной вагонкой «в елочку» и выкрашенный в веселый ярко-желтый цвет. Грай поковырял обшивку ногтем, негромко сказал сам себе: — Краска положена в два слоя. Хозяин собирался жить здесь долго. В окошечко рубленой баньки Грай заглянул мельком, а вот в хозяйственном сарайчике, где хранились инструменты, задержался. Вытащил на свет тележку с большими надувными шинами, внимательно осмотрел, срисовал рисунок протектора, соскоблил с колеса немного земли в пакетик, туда же сунул несколько прилипших к колесу травинок. Друг за другом оглядел все три штыковые лопаты. Если вчера и была на них сырая земля, то теперь уже высохла. С каждой лопаты Грай соскоблил землю в отдельный пакетик. Заглянул в колодец, зачерпнул ведром воду — чистая, питьевая. Я уже говорил, с собственными колодцами повезло далеко не всем. Иные упорные садоводы рыли на своих участках ямы глубиной до пятнадцати метров, а до воды так и не доходили. И большинство ходит за питьевой водой с огромными бидонами на тележках в лесную полосу, где вырыт общественный колодец и поставлена колонка. Мимо участка Попова в одну сторону, позванивая пустыми бидонами, катили свои тележки господа дачники, молодые и пожилые, мужчины и женщины. Назад двигались медленно, старательно упираясь и тяжело сопя, песок с камешками пронзительно скрипел под ногами. Сначала я каждого водовоза пытался рассмотреть в просвет между кустами, потом перестал — надоело. Едва прейдет пять-семь минут — опять кто-нибудь тащится за водой. К этому общественному колодцу спешат с раннего утра до позднего вечера. Никто не удивится, если и в темноте кто пойдет, мало ли какие обстоятельства у человека. Грай осматривал дом снаружи последовательно, методично, ничего не пропуская. Вот след от огромного гвоздя, воткнутого в щель косяка. Гвоздь вонзил сюда человек не высокий и не низкий, среднего роста, вонзил с большой силой. Если дверь открыть — с бетонной дорожки не видно ни гвоздя, ни самого человека. Может быть, таинственный НАГ уже стоял за дверью, когда Попов падал на нее после удара сына? Неожиданно Грай оглянулся и спросил у меня: — На всем участке земля черная, жирная, а под яблонями круги красновато-рыжеватые? Ты заметил? Почему так? — Ничего удивительного — на участке земля старая, хорошо удобренная, а под яблони привезли свежей земли откуда-то с болота. Это торфяник, его подсыпали, как удобрение. Взгляните, под крайней яблоней кучка торфяника насыпана, еще не успели разбросать. Грай тут же забрался под яблоню и немного этой красноватой земли тоже набрал в пакетик. — Итак, попробуем обобщить то, что увидели снаружи — гележка внутри «истая, под яблонями спежий торфяник. Собственный колодец, три металлических бочки для полива. Сарайчик, кухня летняя и баня в одном блоке за ними поленница дров. Вопрос — откуда под яблоню прилетел плотницкий топорик? Я показал рукой в открытую дверь сарайчика: — Весь инструмент виден, как на выставке, отсюда он и взят, с верстачка. — Значит НАГ знал расположение построек на участке, он был здесь прежде, или ему рассказал кто-то. Грай прошел к дому и решительно открыл дверь. Внутри стандартный домик был переделан. В центре громоздилась русская печь, глядела на нас черным глазом топки. Бее комнатки жались к этой печи, которая, наверное, пожирала массу дров, но согревала весь дом. У двери крошечная прихожая с вешалкой. Под ней в немом крике раскрыл рот большой коричневый портфель. Это в нем председатель должен был принести домой злополучную пачку долларов. А доллары нынче могут соблазнить многих. Направо гостиная, и телевизор в углу. На телевизоре в рамочке фотография, счастливая семья — отец, еще моложавый, энергичный, улыбающийся, его жена — приятная женщина с коротко подстриженными волосами, и между ними Олег, смущенный чем-то и сильно похожий на мать. — Хорошо, когда в доме много фотографий, или хотя бы две-три, — заметил я. — Чувствуешь себя не так одиноко в пустой комнате. Жаль, что в городе не принято делать иконостас из портретов родни. — Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди, — ответил Грай, думая о своем. — В собственном саду лечь под собственный топор… Мы прошли в спальную комнатку — постель застлана, подушка и одеяло не смяты, значит председатель не добрался досюда. По скрипучей деревянной лесенке поднялись наверх в комнатку Олега. Смятая кровать, одеяло сползло на пол. На маленьком стожке — прозрачная пластиковая бутылка с импортной этикеткой, куски хлеба, банка рыбных консервов, один стакан. Здесь Олег вел неравный поединок с Бахусом и оказался повержен.