— Нет, бригадир у меня Ршавый. Ршавый выбил мне еще один шуб и велел тебя утопить. Я не хотел, но не мог ошлушаться. У-и-и-и-и! — заныл он. — Холодно. — Не ной, где Соснов и Ирина? — В конше улишы, дом шправа. Ршавый и Фунт вшя-ли их в шалошники, штобы ваша бригада иш уголовки их не тронула… У меня шудорога от холода, — У-и-и-и! — Ладно, вылезай, — сжгтился я. Ребров, синий в пупырышках шар, покатился в дом, сдернул с кровати одеяло, мигом завернулся. Схватил пустую бутылку и высосал последние капли. — Все вышрал? — спросил обиженно. — Я ведь так ше шамерш, как и ты. Дай хоть хлеба пошую… Да беш корки, мне шевать нешем. — Как они вооружены? — Как сбышно — у Ржавого два пиштолета и граната. У Фунта пиштолет ТТ и финка. Ты ше видел. Я смотрел, как завернутый в одеяло, дрожащий от холода Ребров из середины буханки выковыривает мякиш и старается жевать распухшими деснами, понимая, что передо мной разыгрывается спектакль, игра под несчастного. На самом деле — это хитрый, изобретательный бандит, который два раза за день попытался отправить меня на тот свет и едва не преуспел. Если он возьмет верх — пощады нс жди. Но все равно у меня к нему была какая-то жалость. И даже бить его, дрожащего и синего от холода, не хотелось. — Полезай в воду, — велел я Реброву. Тот взмолился: — Лушшо шрашу шастрели: шем шяова в мокрую могилу. Умру на шухом, как шеловек. — Не из чего застрелить. Твой ТТ без патронов, а мой «Макаров» под водой. Спустись и достань мой пистолет. Хитро прищурясь, он выглянул из одеяла, явно взбодрился, заново оценивая ситуацию. Уговаривать некогда. Схватил бандита за волосы, вытащил в коридорчик. — Ныряй, щучья голова! Ни слова не говоря, Ребров лег на пол, засунул в воду руку, расшатал и вынул из воды мой ствол. Я вытряс из «Макарова» воду, осмотрел и признал годным к стрельбе. После купания бандит приходил в себя и становился спасен, мог схватить топор, нож, утюг, что подвернется под руку. Следовало его обезвредить. — Я вошьму што-нибудь иш одещды Шошясва? — спросил он, словно прочитав мои мысли. — Холодно шей-шас швяшанному летать голым. — Бери, мне не жалко. Мы прошли в спальню. Ребров открыл шкаф, надел белоснежную рубашку, галстук с абстрактным рисунком и бежевый выходной костюм, купленный, судя по бирке, за валюту в знаменитом магазине «Тройка» на Литейном проспекте Петербурга. В этом костюме Соснов-младший покорил Петербург и собирался поразить Нью-Йорк. Переодевшись, бандит стал выглядеть приличным человеком, с удовольствием, словно заново узнавал себя, посмотрел в зеркало. В таком наряде он явно нравился себе. Только распухшие губы портили картину. Взятой из коридорчика бельевой веревкой я накрепко связал руки и ноги Реброва, положил на кровать и привязал еще к спинке. При этом бандит морщился и шепелявил со свистом: — Ошторошнее, пошалуймата, вы мне маншет помнете. — Ничего, не в театр отсюда пойдешь, для тюремной параши и так хорош. Я не ожидал от себя, что так сильно начну переживать за Ирину Грачеву. Соснов парень крепкий, к грубой жизни привычен, посидит в заложниках, ничего ему не станет. А искусствовед из Русского музея — женщина с тонкой душой и сложной психикой, гордая, с ней следует обращаться деликатно. Как говорила в подобных случаях моя мать, женское тело нападения мужчины не боится, плюнуть и забыть. Но вот если душу растопчут, характер сломают — дальше жить станет труднее. Душа ведь может окаменеть, и жить человеку придется без радости. К тому же у меня перед Ириной определенные обязательства — какой же, к черту, из меня теперь охранник? Я решил сходить в разведку. Сел в лодку, осторожно поплыл вдоль пустой улицы, прижимаясь к штакетнику, чтобы хоть немного прикрыться. Вот стал виден угол крайнего дома, где засели мафиози. Стол! Напротив предпоследнего дома, чтобы иметь прикрытие, я повернул в ворота. Встав в лодке, постучал в кухонное окно. Похоже, в доме нет людей. К крыльцу подъехать нельзя, мафиози увидят и могут уложить первой же пулей. Окно закрыто на зиму, придется ломать шпингалеты. Среди дров увидел топор. Всунул лезвие топора между рамами. Рамы затрещали и подались. Стекла остались целыми. Но, безусловно, хозяину предстоит небольшой ремонт. Вот я в доме. Прошел через комнаты и осторожно выглянул из-за занавески. Крайний дом стоял тихо, словно и в нем никого не было. Между домами штакетник, но с дырками, видно, хозяева нерадивы. У стены дома лестница, небольшая, но до крыши достанет. Если ее поставить подальше к углу, то можно забраться на шиферную крышу, дальше — в слуховое окно, потом уже чердак и можно свалиться на голову мафиози. Я собирался вернуться в лодку, но вдруг увидел, как за окном крайнего дома метнулась женская фигура в одних белых трусиках. Да это же Ирина! Увидев широко раскрытый рот и услышал слабый крик: «Помогите!» Тут же одна лапа зажала ей рот, другая охватила за талию и утащила в глубь комнаты. Я выхватил пистолет, но стрелять уже не в кого. Признаюсь, я на некоторое время потерял контроль над собой, стал выдирать шпингалеты, чтобы рвануться на штурм бандитского логова и вырвать пленницу из рук негодяев. В этот момент меня окликнули. От неожиданности я вздрогнул и чуть не выстрелил в опера Павлова. — Попробуй успокоиться, Виктор, — попросил он негромко. — Как ты здесь очутился? — Мы поняли — у тебя тут не заладилось, забеспокоились и направились посмотреть, в чем дело. В доме Соснова нашли связанного мафиози, он заявил, что ты обезумел и помчался выручать искусствоведа. Сейчас все подойдут, и мы решим, что делать. — Беспредел! — закричал на Павлова. — Куда ты смотришь? Черт возьми, это ведь твоя «земля», ты должен быть хозяином. Кто он такой, эта ржавая сволочь? — На своей «земле» я знаю всех. Этот зверь имеет имя — Геннадий Земцов. — Почему же он не на нарах, а гуляет на свободе и рвет одежду с женщин, которых пожелает? — Мой первый учитель, волкодав Олегов, говорил мне, не торопись арестовывать человека, хоть и знаешь о нем много. Арестуешь, и что? Через два дня придется выпускать. Он же над тобой насмеется, придет и скажет: «Съел, дурак!» Авторитет у товарищей потеряешь. Нужно не только знать, нужны доказательства. И тогда он сядет на скамью подсудимых. — У вас против него нет доказательств?! — Сейчас проблема даже не в этом. Три месяца назад я его арестовал, предъявил доказательства грабежа. Он все признал и дело передали в суд. Судья внимательно рассмотрела дело и на суде, знаешь, что сказала?.. Заявила, что не может найти одного понятого, который был при изъятии. Я держал Ржавого под прицелом и не знаю, кого привели в понятые. Тот поставил закорючку и ушел. Из-за этой ерунды дело отправлено на пересмотр. Ржавый снова вернулся в Холуй и распоясался еще больше. За целый год судья не вынесла ни одного приговора, все дела отправляются на пересмотр. Обвиняемых выпускаю! под залог или под расписку. Они тут же приходят к своим жертвам и — сам понимаешь… — Гнать такого судью в три шеи! Опер развел руками: — Судья — избранник народа. — А когда в тебя стреляют, ты можешь ответить пулей на пулю? — В вооруженного человека можно стрелять без предупреждения. — Хорошо, я пойду первым, а когда они начнут меня убивать, ты, надеюсь… До нас донесся стук причалившей лодки, осторожные шаги. В комнату вошли Грай, майор Головатый и сержант Григорьев. — Что ты тут возишься? — сразу начал ворчать Грай. — Ушел и как в воду канул. — Именно так и было, шеф. Сгоряча попал в водяную ловушку. — И я коротко рассказал о погребе с водой в доме Соснова. — Иногда ты начинаешь суетиться и поэтому попадаешь в глупые ситуации, — сделал мне выговор Грай. — Где Ирина и Соснов-младший? — Со слов Реброва я знаю, что они в этом доме. Ирину я только что видел. Ржавый срывал с нее одежду, она кричала, звала на помощь. Я хотел броситься в окно, но Павлов меня задержал. — С Ириной понятно, но зачем ему Соснов? — Ребров сказал, что их взяли как заложников, на случай нашего наезда на них. Я не мог оторвать взгляд от окна. — Давайте, пойду первым, а вы меня прикроете. Грай направил на меня тяжелый взгляд. — Спять суетишься. Каждый должен заниматься своим делом. Война с мафией — дело милиции. Они за это получают мундиры, оружие, награды, зарплату. Их лечат в престижных поликлиниках, устраивают бесплатные похороны с залпом комендантского взвода. — Мы останемся в стороне? — У нас есть клиенты — мы работаем. Нет — узы. — Сейчас мой клиент — справедливость! А вместо денег я получу удовлетворение! Мне этого достаточно. — Хорошо, иди, не стану тебя удерживать. Но когда Ирина будет вырвана из лап негодяя, тогда начнется настоящая работа, за которую ты получил аванс от капитана Бондаря. Помнишь об этом? Я вспомнил наш дом и с грустью улыбнулся: — Вот сюда бы сейчас нашего рыцаря Жана де Ален-кура. Мафиози достаточно было бы увидеть начищенные до блеска, пышущие жаром стальные латы, и они сразу бы лапки кверху — и сдались. — Никакого Жана де Аленкура! — решительно заявил опер Павлов, — Это «земля» моя, операцию провожу с мафиози я. Если хотите, можете псуючь. После небольшого совещания мы начали готовиться к освобождению заложников. Вывернули чугунную плиту из печки, на которой хозяин готовил еду. Плиту вытащили через окно и установили на корме четырехвесельной лодки. Сержант Григорьев проявил сноровку, как технарь, укрепил ее упорами и веревками в наклонном положении. Чугунные кружки и кольца для чугунов и кастрюль вынули, получилась бойница. Павлов разделся до плавок, намазался подсолнечным маслом, найденным на кухне. Зажал в кулаке свой «макаров», на оружие и руку надел полиэтиленовый пакет, его замотал найденной в инструментах резинкой. Мы с Граем сели в ботник. Сержант Григорьев в лодку за чугунный лист. Головатый оставался в доме, для прикрытия и как резерв. Вот Павлов дал знак. Сержант оттолкнулся от дома веслом, выплыл на улицу сквозь ворота, установил лодку щитом в сторону последнего дома. Подгребая веслом так, чтобы не высовываться из-за плиты, подплыл ближе и заорал в круглое отверстие в плите: — Сдавайте оружие и выходите по одному! Дом окружен специальным летучим отрядом милиции. Сдавайтесь, Ржавый и Фунт!.. Пусть заложники выйдут на крыльцо. Дом молчал, словно замер. Сержант не утерпел, выглянул из-за щита, посмотреть, в чем дело? В тот же миг со звоном брызнуло стекло, раздался первый выстрел и сержант с истошным криком повалился за спасительный щит. — Он ранен?! — вскричал Головатый. Но сержант приподнялся, подправил веслом ход лодки и выстрелил в дом через бойницу. В него начали палить из окна первого этажа и сверху, из чердачной комнатки. Павлов без всплеска ушел под воду и по дну, невидимый, слоено рыба, поплыл к крыльцу осажденного дома, мимо которого в обе стороны летели пули. Мы с Граем оттолкнули ботник от окна и задами торопливо поплыли к докту сзади. Подтянули лестницу, приставили к крыше, полезли наверх. Наверное, нас не видели, потому что старательный сержант стрелял регулярно, а ему отвечали сразу из двух стволов.