Под одежду мы подпихивали сено, раздулись, стали неповоротливыми. Сено спасало нас от переохлаждения. Ива-новец Павлов сработал здорово, лодка была почти суха Он подобрал три весла из воды, одно куда-то задевалось, его не отыскали. И прямо в лодке Павлов начал раздеваться и отжимать одежду. — Ты держишься? — спросил его Грай. — Я — морж, — отвечал тот. — Всю зиму в проруби купаюсь. Я ему в лодку кинул охапку сена и он тоже начал подпихивать его под одежду. — Теперь быстро на борт! — скомандовал Грай. Пока шла посадка, я оглянулся — мне приходилось метать такие стога самому — в сенокос рубят небольшое дерево, на него ставят стог. Когда надо, приедет трактор, подцепит за ствол и потащит в деревню. При подъеме воды стога всплыли, но что их держало на месте? Увидел деревце, к которому они могли быть прикреплены. А на стволе у комля обрывок веревки. Веревка сорвалась или?! Меня бы точно прошиб холодный пот, если бы не было так холодно. Я сполз к основанию стога, пошарил в глубине руками. Нора! Поглубже залез туда и нащупал человека, который туг же приставил ко мне пистолет. — Только пикни, штреляю беш предупрешдения! — Попробуй стрельнуть, падаль, — ответил я. — Стог вспыхнет, и ты зажаришься живьем. Бежать некуда, в лодку тебя не возьмут. Пока он размышлял, вспыхнет ли от выстрела стог, я вырвал пистолет, выволок человека из норы и увидел знакомую клетчатую кепку на круглой голове. Глядя на меня, Ребров жалобно скалился. Губы распухли еще больше, во рту отсутствовали уже два передних зуба. — У тебя цинга началась? — Выбили ша рашговор щ тобой на рынке. — И приказали нас утопить? — У меня два маленьких ребенка, — заныл он. — По-шалей малюток. Мне никогда не приходилось боксировать в положении лежа. Но все же сумел сделать неплохой удар в челюсть, Ребров с воем съехал в воду и заорал во весь голос ст холода. — Ты что там копаешься? — крикнул из лодки Грай. — Откуда еще купальщик? — Охранник с фабрики, местный мафиози Ребров. Это ему мы обязаны купаньем. — А, сволочь! — воскликнул сержант Григорьев, взмахнул веслом и с маху ударил по воющей голове. Но юркий Ребров ускользнул и поднырнул под стол. — Слезай быстро, — велел мне Грай. — В лодке для мафиози места нет. Оставим его тут, пошлем кого-нибудь за ним, а пека посидит в сене. Трое взялись за весла, четвертый греб черпаком. Я опять оказался на капитанском месте. Ребров вскарабкался на стог и крикнул: — Пишголет отдай! Я разрядил оружие, патроны высыпал в воду, а пистолет швырнул обратно. — Зачем отдал «пушку»? — спросил Грай. — Ребров выбыл из игры и не опасен, — объяснил я, зарываясь в сено, охапку которого предусмотрительно бросил в лодку. Ох, как я был неправ! Но это выяснилось позднее. Без приключений мы доплыли до дома директора фабрики, пришвартовались к крыльцу, перепугали хозяйку, ввалившись толпой. И сразу к теплой печке, греться и сушиться. Узнав, в чем дело, Анна Великсрецкая выставила графинчик с водкой, и мы, разделив ее по-братски, вылили по глотку. Вскоре в печке заполыхали дрова, закипел на столе электрический чайник, от одежды, развешанной перед огнем, повалил пар. Грай показал мне глазами на телефон. — Звони директору, пусть через час, в семнадцать ноль-ноль, соберет сюда, к себе домой, всех, кто был на выставке в Петербурге, и родственников Катениной. — А если он откажется? — Постарайся убедить, найди доводы. Я с трудом оторвался от печки. Завернулся в одеяло, взял трубку и набрал номер директора фабрики. Секретарша поинтересовалась, кто его спрашивает, слышно было, как доложила Великорецкому. Стараясь не лязгать зубами, я начал говорить, но он перебил: — Мы с вами договорились, Виктор, что вы прекращаете свое расследование и уезжаете. Фабрика в ваших услугах больше не нуждается. И, пожалуйста, оставьте мой дом. Я прикрыл трубку ладонью. — Прокол. Нас не хотят видеть и просят очистить помещение. — У тебя есть что-нибудь, чем мы можем зацепить его? — спросил Грай. В трубке щелкнуло и послышались короткие гудки. — Вас он может и не послушать, — отошел от печки Павлов, который был в трусах и влажной еще рубашке, ко, мне на зависть, не лязгал зубами, — Разрешите, я позвоню? Операцию проводите вы, и вам решать. Но это моя «земля», и я знаю петушиное слово. Он взял трубку и набрал номер. — Говорит оперуполномоченный Павлов из уголовного розыска Иваново. Добрый день, господин Великорец-кий. Мы с оперативной группой из Петербурга находимся в вашем доме, сушим одежду у печки, потому чтю охранник вашей фабрики Ребров только что совершил вооруженное нападение на органы правопорядка. К счастью для вас, мы остались живы. У Реброва отобраны патроны, он оставлен на месте совершения преступления, на стогах залитого луга. Пошлите за ним лодку. Сейчас я сажусь писать на вас рапорт. В каких красках это подать? На эту тему готов с вами поговорить позднее. Могу ли я надеяться, что люди, названные Виктором Крыловым, прибудут сюда к пяти часам?.. Хорошо, передаю ему трубку. Я уже перестал лязгать зубами, быстро назвал нужных людей, включая Бориса и Володю Катениных. Через четверть часа Великоредкий позвонил сам. Трубку взяла жена и передала мне. — Никак не найти Ирину Грачеву и Соснова-младшего. Не могли бы вы взять на себя их поиск? Очень не хотелось выходить на улицу, садиться в лодку. — У меня одежда не просохла, что я, голый поеду? — Скажите жене, она даст вам из моего гардероба. Спортивный костюм Великорецкого был широковат для меня, зато «Макаров» легко прятался в складках. Ботинки оказались в самый раз. Это смирило меня с жизнью. Хозяйка покормила нас картошкой с овощами. Я выпит лишний стакан горячего чаю с булкой и вышел на крыльцо. Нс где искать пропавших? Решил заглянуть домой к Соснову, где его видели последний раз, взять след. А там посмотрю, куда он приведет. Отвязав лодку с тремя веслами, снова переплыл Тезу и причалил к знакомому крыльцу на улице художников. Огляделся, что это соседи делают? А те ловили рыбу. От дома до сарая протянули сеть, открыли ворота и вынимали из ячеи окуней, плотву, язей, лещей… На улице раздавался стук — плотники тянули по всей улице вдоль заборов из штакетника мосточки. Шаткие, но пройти можно. Веревку от лодки намотал на перила, постоял, прислушался. Все казалось тихо. Заглянул в окно — никого не видно. Постучал — нет ответа. Осторожно потянул дверь. В небольшом коридорчике, в полумраке увидел — на стене висела одежда, под ней стояла обувь. Пахло речной водой. «Все правильно, — подумал я, — в каждом доме сейчас пахнет сыростью». На полу лежали два половика, они были здесь, когда я приходил к Соснову слушать его рассказ. У стены появился щит из досок, примерно метр на метр. Прежде щита не было. Тут я допустил непростительную ошибку — следовало заинтересоваться щитом. Но я был усталым и раздраженным, что не делает мне чести. И еще — за следующей дверью слышалась музыка и голоса, похоже, там смотрели телевизор. Я начал злиться и проявил нетерпение. Что вполне объяснимо, но при моей работе недопустимо и может иметь неожиданные последствия. Я сделал торопливый шаг к двери. Половичок под моими ногами ушел вниз, и вместе с ним я оказался в ледяной воде Тезы. Крышка люка гулко ударила сверху, раздался лязг, вероятно, закрылась защелка. Я охнул дважды, скачала от ледяного холода, к которому невозможно привыкнуть, потом оттого, что голова уперлась в доски пола — вода заполнила подвал до самого верха. Я понял — дышать нечем, жизни осталось минуты полторы, насколько хватят воздуха в легких. Попробовал достать дно ногами, уперся, но крышку выдавить не смог, то ли ее заклинило, то ли защелка оказалась крепкой. Лег на спину и всплыл. Поискал, прижавшись губами к полу. Там оставалась тонюсенькая прослойка воздуха, но и сна быстро исчезала — вода продолжала прибывать. В голове метрономом застучали молоточки, отсчитывающие последние секунды жизни. В легких начались рези. Я уже не совсем понимал, что делаю. Руки ощупывали пол в поисках отверстия, но это был новый крепкий пол, сделанный добротно, в нем не оказалось изъянов. Вот палец зацепился за что-то. Гвоздь? Нет — сучок. Выбить его! А чем? Рука автоматически потянулась за пазуху, вытащила пистолет. Ударил стволом по сучку — если пол еловый, выскочит легко. Но сучок не поддался. И нс видно в темноте, куда попадаешь. Тогда снял оружие с предохранителя, загнал патрон в ствол. Можно ли стрелять под водой из обычного оружия? Я знал, если вода попала в ствол — может разнести пистолет, и я погибну от гидродинамик е-кого удара. Но, может, ствол не заполнен водой до конца? Но уже все равно, сознание покидало меня. Снова нащупал сучок и выстрелил в него. Крепко ударило по ушам, зато надо мной появилось светлое пятно. Потянулся к нему губами, но и в отверстии плескалась вода. До воздуха сантиметра два-три. Мне бы тростиночку, соломинку, трубку… Дальше действовал автоматически, сознание уже отключилось. Руки удалили патрон из ствола, сунули Макаров в образовавшийся проем. Ствол шел туго, пришлось упереться в дно ногами и давить с силой. Я охватил ртом, как можно дальше, дырку для выброса гильзы, зажал отверстие для магазина в рукоятке ладонью и остатками перегорелого воздуха дунул в ствол, очищая его от воды. Назад потянул воздух осторожно, медленно, чтобы не закашляться, если попадет в легкие жидкость. Сделал вдох, другой. Вместе с воздухом в рот попали песчинки с половиков. Песок пришлось проглотить, и я подумал, что любитель истории Соснов мог бы подметать коридорчик почище, не разводить грязи. Вода в пистолет все-таки попадала из рукоятки, но я боялся оторваться от неожиданного источника воздуха и заглатывал ее вместе с пылью, которую засасывал через ствол. Сколько прошло времени? Биологические мои часы испортились, понеслись вскачь, измеряя время мгновеньями. Мне казалось, что прошел день. Ну, а если прикинуть трезво, то несколько минут, может быть, четыре. Сквозь воду, которая проводит звук лучше воздуха, услышал скрип двери и осторожные шаги над головой. Видно, там, наверху, решили, ’по ловушка сработала, я от страха застрелился, не подавал признаков жизни, не стучал в пол, значит — «готов». Для верности надо мной потоптались еще минуту. Видно, им не терпелось убедиться в моей кончине. Щелкнул запор, крышка скрипнула и подалась. Сквозь воду я увидел слабый свет и сунул туда руку, безвольно плавающую, для приманки. Наверху больше не сомневались. Крышка открылась совсем и стукнула о стену. Человек наклонился, стала просматриваться тень. Меня начали подцеплять, похоже, кочергой. Но рука с кочерги соскальзывала. В этот момент я проглотил новую порцию воды и едва не раскашляйся. С большим трудом удержал дыхание, боясь выдать себя, ведь тогда крышка мгновенно захлопнется, и я останусь в ледяной темноте. Тот, кто действовал наверху, сунулся в воду, схватил меня за рукав и потащил, сначала слабо, затем сильнее. Я подался на рывок и всплыл, крепко ухватясь за протянутую руку. Я так остыл и ослаб, что самому было уже не выбраться из ледяной могилы. Тот, что был наверху, отпрянул, испуганный ожившим покойником. Но я поразился не меньше, наткнувшись взглядом на клетчатую кепочку и круглое, застывшее в немом крике, лицо Реброва. Я дернул его вниз: — Патроны достал? — Не ушпел еще, — икнул см от страха, упершись в край люка. Я дернул сильнее. Ребров в ужасе пополз назад и вытянул меня с того света. Он встал на ноги и поднял меня, висевшего на нем, как пиявка. Следовало действовать быстро, пока он не опомнился и не понял, как я слаб. — Раз у тебя патронов нет, а у меня полная обойма, то раздевайся быстро. Ну! А то еще один зуб выбью, скотина!! — я отпустил его и прислонился к стене. Он торопливо начал раздеваться. — Трушы мошно оштавить? — Ничего тебе больше не понадобиться, снимай! Когда он стоял на одной ноге, вынимая вторую из трусов, я собрался с силами и толкнул его. Видно, Бог помог мне: расплескивая воду, Ребров рухнул в подпол. Тут же высунул голову из воды, ухватился за крышку, завопил: — Нет! Не хошу! У меня двое детей! Пошалей малюток! — Водка в доме есть? — На кухне пошатая бутылка, тебе сштавил. — Подожди, я сейчас. — Надавил ему на затылок, погрузил в воду и захлопнул крышку люка. Ребров тотчас заколотил кулаками в доски. — Ничего, подождешь, — прошел на кухню, взял со стола выпитую до половины бутылку и, не сходя с места, осушил ее прямо из горлышка. Отломил кусок хлеба, зажевал и вернулся в коридорчик. Внизу, под полом, тихо. Неужели захлебнулся? Откинул половичок и увидел ствол своего «Макарова», торчащий из дырки от сучка. Из ствола, насколько я мог понять, шел сивушный дух. Я отщипнул хлебного мякиша и залепил ствол. Снизу тотчас яростно заколотили в пол. Потом Ребров догадался дунуть. Пулька из хлебного мякиша ударила меня в грудь. Вообще-то он мог выстрелить и настоящей пулей, но для этого следовало перестать дышать. Наконец тепло из желудка стало распространяться по телу. Я почувствовал сначала голову, потом руки, ноги, понял, что способен действовать. Сбросил с себя мокрую сдежду, надел то, что оставил Ребров, и еще натянул ватник с вешалки. Откинул крышку люка, и голова Реброва с жадно раскрытым ртом тотчас высунулась из воды. Отдышавшись, он тоненько взвыл. Преступнику, как и детективу, чтобы выжить, необходимо умение играть, плакать и смеяться по заказу. Но сейчас он на дне, в водяной могиле, и мои вопросы отстранены от него, как жизнь отделена от смерти. Я просто спрашивал, а он отвечал. — Как ты выбрался с места засады? — Под третьим штогом у меня летал ботник. Набил его шеном и поплыл. — Тобой командует Великорецкий? — Нет. — Коммерсант Модест Куливанов?