Они у меня вроде хорошие, но порой хочется их придушить. Когда к двум часам ночи в мою комнату заваливается какой-то парень, потому что папа так и не поставил замок на дверь, я в панике звоню Максу, сама не понимая, что он, вообще-то, может спать. У меня просто уже рефлекс: звонить Максу, когда происходит что-то плохое. Тот случай с незнакомым парнем в новогоднюю ночь, кажется, оставил свой отпечаток на моём моральном состоянии. Парнишка сидит на краю кровати, что-то рассказывает и мило улыбается. Я понимаю, что он не настроен враждебно, по нему видно, что он не обидит и мухи, и я даже успеваю проникнуться его историей о любимой собаке, когда в комнату влетает Макс и выкидывает парня в два счета, довольно улыбаясь. — Рыцарь спас свою принцессу, — он раскрывает руки и улыбается так счастливо, что я хохочу в голос. Макс довольно самолюбивый парень, и ему нравится, когда его хвалят за то, что он делает. Ну а мне и не жалко. Язык-то у меня не отвалится. — Спасибо тебе, о самый лучший рыцарь нашего королевства! — хохочу, радуясь, что горло почти не болит и я могу нормально смеяться, а не хрипеть как алкаш дядя Витя, который живёт в соседнем подъезде. — А теперь двигайся, принцесса, рыцарь хочет спать. — А разве рыцарям можно спать в постели с принцессой? — поднимаю брови в удивлении, хотя сама совершенно и не против, чтобы он снова спал со мной. С ним так тепло, так спокойно… И боже, я чувствую себя такой влюбленной идиоткой, кто бы только знал… — А разве принцесса может выгнать своего спасителя на улицу посреди ночи? — он складывает руки на груди, словно я и правда могу его выгнать. Ни ночью, ни днём, ни в любое другое время я не могу и не хочу его выгонять. Пока наша дружба может быть такой крепкой, я буду делать что угодно, чтобы она такой и оставалась. Может, не такая уж и большая наша разница в возрасте, и мы сможем дружить всегда?.. — Ложись уже, рыцарь, — откидываю уголок одеяла, приглашая Макса к себе, и он тут же стягивает свитер, оставаясь в одних спортивных штанах. В горле заметно пересыхает, и дело вообще не в ангине. Я и раньше видела его с голым торсом и дома, и на озере, да где угодно, но сейчас это что-то другое. Интимное, что ли. Мы одни в комнате, на улице ночь, полумрак, а снизу слышатся отголоски музыки. Мне становится жарко, неловко, и наверняка я краснею, но искренне надеюсь, что Макс этого не замечает. — А почему не остался внизу? Там же все твои друзья. Да, почему бы и не спросить это. Чтобы он ушел вниз к моим родственникам и толпе студентов? Он забирается под одеяло, прижимая меня к себе, а я покрываюсь мурашками с головы до пят от его горячей кожи и запаха моря. Господи, как не сойти с ума до утра рядом с ним? — Если честно, малышка, я так устал на работе, что праздновать и веселиться нет никакого желания. Только спать. Меня вдруг накрывает волной стыда. Он и так возился со мной целую неделю, прибегал перед работой и после, заботился обо мне, уставал, а я ещё и посреди ночи выдернула его непонятно из-за чего. Я считаю нужным извиниться, потому что и правда не имела права вести себя так эгоистично. Даже беременная Лерка так Рому не гоняет, как я Макса. — Малышка, все в порядке, — говорит он усталым голосом, когда я лепечу свои извинения. — Правда, я же обещал, что буду рядом. И вот я рядом, — он зевает и, кажется, засыпает через секунду. Грудь вздымается, Макс тихо сопит, поэтому уже вряд ли услышит мой тихий шёпот: — И я так счастлива, что ты рядом… *** Утром просыпаюсь вновь от громкого голоса одного из моих родственников, но это уже не мама. Кажется, это Янка немного не понимает, какого черта ее пятнадцатилетняя сестрёнка спит на обнаженной груди её двадцатиоднолетнего лучшего друга. А что, собственно, непонятного? И чего сразу орать? Что за привычка такая вообще — орать при любом удобном случае. Мы же просто спим, ну что такого? Будто бы первый раз. — Тимофеев, ты совсем? Тебя посадят, ей всего пятнадцать лет! — ворчит Яна, а я отчаянно пытаюсь не проснуться от её криков, но выходит хреново. Обнимаю Макса крепче и хрипло бурчу: — Не посадят, я была на все согласна. Макс тихо смеётся, потому что грудь под моей щекой немного покачивается, а Яна, кажется, впадает в ступор, потому что молчит и подозрительно громко дышит. Ладно, надо спасти ситуацию, иначе моя сестра умрёт от слишком долгого мыслительного процесса. — И вообще, мы просто уснули в одной постели, что такого? — То есть ты не трогал ее? — недоверчиво щурится Яна, и я открываю один глаз, чтобы увидеть это смешное выражение лица. Она становится точной копией Галчонка из «Простоквашино», когда так делает. — Я на педофила похож? — огрызается Макс. Судя по всему, ему эта тема надоела ещё больше, чем мне. — Мы дружим с малышкой всю жизнь, в чем проблема? По-вашему, я могу спать в одной кровати только ради секса, или что? Мне, конечно, очень приятно, что он так заступается за нашу дружбу, но вот фраза про педофила немного нагоняет грусти. Да, я понимаю, что мне всего пятнадцать, но черт… Да, я ребёнок. Но я так не хочу быть ребенком рядом с ним. Потому что моя влюбленность совершенно не детская. Она настоящая, до боли в ребрах и заплаканных щеках по ночам. Мне ведь и правда больно видеть его с другими. И мне даже сложно представить, сколько ещё этих других будет, ведь я ему совершенно не пара… Яна после слов Макса смягчается, а потом зовёт Тему убирать срач после толпы друзей. Я снова засыпаю, хмурясь, когда Макс аккуратно встаёт, стараясь меня не разбудить, и, кажется, скрывается за дверью. Спасибо, сестричка, что лишила меня пары лишних часов рядом с ним. Просыпаюсь второй раз ближе к полудню и спускаюсь вниз, чтобы сварить кофе, как вдруг слышу на кухне разговор Макса и Тёмы и, как настоящая женщина, решаю, что обязана подслушать. Дом, к слову, уже идеально убран, и парни, видимо, решили поболтать после проделанной работы. Интересно только, куда делась Янка? Хотя это интересует меня в последнюю очередь, ведь… — Макс, я серьезно, прекрати отшучиваться, — говорит Артем, и я слышу, как он хмурится. А что происходит-то? Кто-то умер? Потому что хмурый Тёма — это редкость. — Да а как не шутить, когда ты несёшь такую ерунду, а? Прекращай, дружище, — отвечает ему Макс, и хмурюсь уже я. Да что происходит?! Прикусываю ноготь на большом пальце и стараюсь дышать потише. — Где ерунда? Ты бегаешь вокруг нее, заботишься больше мамы, носишь ей вкусняшки и, блин, лечишь! Чёрт, чувак, да вы спите в одной постели, и уже не в первый раз вообще-то! Твою. Мать. Просто твою чёртову мать. Серьезно? Они серьезно говорят об этом? Зажмуриваюсь в ожидании ответа Макса. Сердце трепещет в груди, как птица в клетке, я даже боюсь услышать его речь. Может, войти и прервать их диалог? Или уйти в комнату и не слушать… — Раньше все было так же, но почему-то мозг ты выносить мне стал только сейчас! — огрызается Макс. — В последнее время вы почти не общались, — говорит Тёма. И это правда. — А сейчас вдруг снова резко стали, да ещё и так тесно. Это наводит на подозрения. — На подозрения твоего идиотизма? Блядь, чувак, она ребёнок, я даже думать о ней в таком ключе не могу, не валяй дурака. Я люблю малышку как сестрёнку, и всё. Отвали, ладно? Лучше бы я ушла в комнату… 6. Девчонка Ненавижу плакать. Глаза болят, горло дерет, лицо опухшее, как от укусов сотни пчел, волосы липнут к мокрым от слёз щекам, ужас. Поэтому я никогда не плачу. Стараюсь обходить это мероприятие стороной, потому что зачем? Эмоции можно выплеснуть иначе, обычно я иду в зал и много танцую. Ещё в первый год занятий поняла, что это помогает от грусти по любому поводу. Даже когда ссорились с мамой, я приходила танцевать, и становилось легче. Годы идут, я расту, проблемы становятся уже другими, но способ их решения всегда один. Мне отчаянно хочется разреветься от слов Макса, которые я так нагло подслушала, но держусь, правда. Стараюсь не быть типичной девчонкой и не закатывать пустых истерик. Главное — дышать поглубже, и всё пройдёт. Гордо задрав подбородок вхожу на кухню с таким видом, словно только проснулась и не стояла пятнадцать минут под дверью, подслушивая разговор. Меня удивляет присутствие на кухне Янки, потому что обычно она говорит больше всех, а тут как-то подозрительно молчит, и я даже подумать не могла, что сестра с ними. Улыбаюсь всем присутствующим, искренне надеясь, что выглядит это не слишком натянуто, и иду к кофемашине, колдуя над кнопками. Ждать кофе около минуты, а меня уже в первые секунды дико бесит повисшее молчание. — Вы так замолчали, словно до моего прихода планировали убийство и то, как незаметно спрятать мой труп, — усмехаюсь, стараясь разрядить обстановку, потому что прежде всего это нужно мне самой. Мне горько и больно от слов Макса, хотя умом понимаю, что он абсолютно прав: я ребёнок, черт возьми. — Не угадала, мелкая, — смеётся Тема, и наконец мой напиток заполняет высокий бумажный стаканчик. Почти кофейня на дому, честное слово. — Вообще-то мы… Хватаю свой кофе, не давая договорить брату, потому что находиться в одной комнате с ним мне сейчас хочется меньше всего. — Очень интересно, но я опаздываю, — улыбаюсь троим любимым людям и скрываюсь наверху, чтобы по-быстрому собраться. Написала подругам, договорились о встрече, наконец-то пойду с ними снимать видео для «ТикТок». В конце концов, у нас скоро будет пятьсот тысяч подписчиков, контент нужно делать. Да и развеяться мне сейчас необходимо. Бесят все. Узкие джинсы и свитер размером с Юпитер выпадают на меня из шкафа, и я считаю это лучшим луком на сегодняшний день, поэтому сборы проходят довольно быстро, ведь уже через двадцать минут я, полностью готовая, натягиваю на ноги угги под строгим взглядом все тех же троих великовозрастных придурков. — Что? — не выдерживаю и рычу, намеренно избегая взгляда Макса. Не хочу пока смотреть на него. Не могу. Понимаю, что не имею права злиться, но не могу иначе. — Ты куда собралась? — поднимает бровь Яна, глядя на меня как-то подозрительно. — А я что, погулять не могу пойти? Каникулы вообще-то, в чем дело, а? — меня бесит всё происходящее. В чём проблема, правда? Мне что, пять лет? — Ты только вчера была с температурой, — вмешивается Тёма, — на улице зима, тебе может стать хуже. И я взрываюсь, потому что всё достало. Я люблю своих двойняшек, правда, очень люблю. Но просто… — Слушай, Тём, — я хмурюсь, складывая руки на груди. Ненавижу себя за эти эмоциональные моменты, но я же Овен, не стоит об этом забывать, — пока я валялась с температурой под сорок и могла питаться только прохладным чаем из-за боли в горле, вы с Яной появились дома всего пару раз, а вчера вообще закатили вечеринку и даже не заметили, что ко мне в комнату вломился какой-то незнакомый парень. Слава богу, что он оказался не таким придурком, как тот, что приставал ко мне в новогоднюю ночь, и не хотел меня изнасиловать, потому что вчера на это у любого были все шансы. Вы хоть раз спросили, как я себя чувствую? А предложили помочь хоть чем-то? Нет, и, если бы не Макс, я бы вообще, может, умерла от этой температуры. Так что спасибо огромное за заботу, конечно, но сейчас она мне уже даром не нужна. Счастливо оставаться, домой вернусь завтра. И я вышла, хлопнув дверью, о чем пожалела уже через пару минут, когда эмоции подутихли. Идиотка. Нет, я, конечно, сказала всё правильно, но стоило ли обижать их? Мы же родные… Они стояли с таким шоком на лицах, что мне от стыда теперь вообще никогда домой возвращаться не хочется. Родители должны прилететь послезавтра, а я тут устроила истерику. Ну подумаешь, не ухаживали за мной, пока я болела… Чёрт. Не знаю, как правильно, но мне немного паршиво. И где я вообще ночевать собралась? Гордость вернуться домой сегодня не позволяет, потому что слишком уж я уверенно говорила, что приду только завтра. Нет, ну точно идиотка. Дура вспыльчивая. Буквально через двадцать минут мы встречаемся с подругами, и мне становится чуть лучше. Танцы отвлекают от всего, и даже холодная погода не портит впечатлений. Мы снимаем на площади, прямо на фоне главной ёлки города, и видео должно получиться очень крутым. — Блин, опять моя задница на весь экран, — рычит Катя, а мы с Олей только закатываем глаза. Она вечно худеет, хотя весит не больше пятидесяти при своем росте в метр семьдесят. Катя никогда не бывает довольна своей внешностью, и мы уже привыкли к этому. — А по-моему, вышло неплохо, — Оля улыбается. Она вообще всегда улыбается, если честно. Полная противоположность Кати: милая и нежная, тогда как вторая стерва, каких поискать. За это и люблю её. — Да недурно, Кать, и задница у тебя что надо, честно, — Ермакова закатывает глаза, но все же улыбается, видимо, поверив нам на слово. Мы сидим в кафешке неподалёку от площади, потому что замёрзли, пока снимали танец. К взглядам прохожих мы уже давно привыкли, поэтому даже не обращаем внимания на всяких танцующих позади нас мужиков и недовольных бабушек. Подруги про мою влюбленность в Макса знают, а Оля вообще уверена, что это взаимно. Катя говорит, что надо прекратить мечтать о прекрасном и наконец найти себе парня, а я только скулю вечно, что люблю его и ничего не могу с этим поделать. — Нет, ну а что ты хотела, подруга? — Кате, к слову, семнадцать, она учится на класс старше нас с Олей, но мы с самого детства вместе ходим на танцы. — Ему двадцать один, его можно понять. Ты в таком возрасте тоже всех пятнадцатилетних будешь считать детьми. — Мне почти шестнадцать, — чуть не хнычу, понимая, что подруга абсолютно права. — Да я понимаю всё, правда. И знаю, что не имею права злиться. Просто… Блин, не знаю. Просто всё стало как-то не так. Мы же вообще не общались почти около трёх месяцев, а тут снова стали, и каждое его касание для меня как удар током, понимаете? А мы ещё и спали в одной кровати два раза, я вообще как на иголках. — Хочешь его? — хитро прищурилась Катя, в упор глядя на меня, и я застыла от такого прямого вопроса. Боже. Никогда не думала об этом в таком ключе. Да, мне хочется с ним целоваться, быть рядом, но… Блин, ну мне пятнадцать, я правда даже не думала о чем-то большем. Но теперь, кажется, задумалась… — Я… — замялась, вдруг став пристально рассматривать свои ногти.