— Он в любом случае не придет, — пробурчал я, уставившись на ее крепкие ботинки. Тогда она похлопала меня по плечу и, посмотрев по-доброму своими карими глазами, сказала: если кто-то станет расспрашивать, о чем мы с ней беседовали, я должен отвечать, что она страшно рассердилась и отругала меня. — Ладно, — пообещал я. Легкое помутнение рассудка — это было как раз то, что я чувствовал. Я был почти влюблен и в учительницу. Несмотря на разницу в возрасте. Когда я подошел к елочному базару, уже смеркалось, хотя было всего три часа дня. Гранфорс, продавец елок, подхватил меня под мышки и несколько раз поднял в воздух, чтобы согреться. Пар изо рта обволакивал его подбородок, превращаясь в густую бороду, как у рождественского гнома. — Хорошо, что ты пришел, — обрадовался он, — ты мастер зазывать народ. — Спасибо, от твоих слов теплее на душе! Так обычно говорят взрослые, хотя мне от этого не стало ни чуточки теплее. И я, не теряя времени, принялся зазывать покупателей: — А вот елки! Лучшие елки! Прямо из леса. Налетай, пока есть выбор! Гранфорс жил в одном доме с нами. Он был огромный и сильный, руки — как лопаты для снега. Но у него было что-то с ногой. Он приволакивал ее при ходьбе. Поэтому в армию его не взяли. — Не было бы счастья, да несчастье помогло, — говорил он. Вот и мне тоже повезло — был у Гранфорса вместо больной ноги. Вытаскивал елки из кучи, ставил их на снег, чтобы люди могли обойти вокруг и рассмотреть их со всех сторон. Обрубал ветки и отесывал ствол так, чтобы он подходил по размеру для елочной подставки. И принимал плату, потому что хорошо считал. А иногда, если покупатель просил, помогал донести елку до дома. За это я получал немного мелочи от Гранфорса и чаевые от покупателей. А еще мне разрешалось забирать остававшиеся ветки и обрубки. Они отлично горели в камине и кафельной печке. Это было неплохим подспорьем в нашем с мамой хозяйстве. Мне нравился запах смолы и хвои. И мне нравился Гранфорс. — Ты так много работаешь, скоро богачом станешь, — говорил он. — Стараюсь. — И что тогда купишь? — Бриллиантовый кулон для одной знакомой. Гранфорс покатился со смеху. Он был весельчак. С ним хорошо было говорить о чем угодно, особенно если можно было посмеяться. — Ого! Да она у тебя, поди, красотка каких свет не видывал! — Так и есть. И говорит в нос. Он чуть не лопнул от смеха. Но тут заметил даму в шубе и меховой шапке, которая ходила и выбирала елку. — Она твоя, — кивнул Гранфорс в ее сторону. — Можешь заработать хорошие чаевые. Я подошел к даме и вежливо поклонился, стараясь держаться как можно учтивее: — Добрый вечер! Вы ищете елку? Есть у вас какие-то особые пожелания? — Да, — сказала дама. — Она должна быть красивой. Глава 4. Аромат роскоши Одни покупатели хотели, чтоб елка была не очень густой и не слишком разлапистой. Другие предпочитали пушистые, с крепкими ветками. А некоторым нужна была пышная только с одной стороны, чтобы поставить ее в угол. Я заметил, что люди часто покупали елки, похожие на них самих. Так что, посмотрев на даму опытным глазом, сказал: — Минуточку, сейчас я найду то, что вам надо. Я порылся в куче елок. — Как вам эта? Я выбрал в меру густую, высокую стройную елку. Покупательница окинула ее взглядом: — Да, именно то, что надо. Я отрубил несколько нижних веток и сделал надрез, чтоб ель лучше пила воду. — Готово, — сказал я. Дама заплатила положенную сумму. Я отдал деньги Гранфорсу. А он мне — причитающиеся десять процентов. Подсчитать их было несложно. — Можно попросить отнести ее ко мне домой? — спросила дама. — Нет проблем, — ответил я. Гранфорс сказал, чтобы я не возвращался, а потом шел домой к маме. — Нелегко ей теперь приходится, когда одна осталась. — Но у нее ведь есть я! — сказал я, взваливая елку на плечо. — Верно. Смотри не переплати за бриллианты! Завтра можешь не приходить. — Спасибо. Елка оказалась тяжелой. А тащить ее надо было до самой Стургатан. Я весь взмок, несмотря на мороз. Да еще иголки кололи шею. Но я старался думать о ветчине и сосисках на рождественском столе — так казалось легче нести. Даже если это и было ребячеством. Вряд ли в этом году будет много еды на Рождество — в магазинах почти все по талонам. Но помечтать-то можно. И шикануть хотя бы в мечтах. Когда мы подошли к дому той дамы, я как раз вспоминал о фрикадельках и марципановых свинках, наполовину облитых шоколадом — от середины туловища до хвоста. В лифт елка не влезла, так что мне пришлось тащить ее на пятый этаж. Я прислонил ее к стене в гостиной. — Дальше мой муж все сам сделает, — сказала дама и зажгла хрустальную люстру под потолком. Та засверкала всеми цветами радуги. И дама тоже: в ушах у нее поблескивали серьги. Она сняла шапку и стала похожа на фею, правда довольно рослую. Дама смотрела на елку и улыбалась. Наверное, представляла ее уже нарядной — со свечами, мишурой и игрушками. — Правда, на удивление красивая елка? — спросила она. — Правда. — Скорей бы наступил мир! — Да, — сказал я и вздохнул, потому что подумал о папе и о том, что он не приедет на Рождество. А еще об Эльзе, которая так рассердилась, что сломала линейку. Теперь-то она уж точно не захочет иметь со мной дела. Но внезапно мои грустные мысли улетучились. Дама подошла ко мне, и я почувствовал необыкновенный аромат. Как будто на летнем лугу разом распустились все цветы. — Вот, держи. Спасибо за помощь, — и она протянула мне деньги. — Это очень много. — Вовсе нет. — Спасибо. Тогда позвольте откланяться, — сказал я. Поклонился и сделал пару шагов в прихожую. Но затем повернулся: