— В Турции с Купреевым. Билет на неё куплен в тот же день, как тебя похитили из квартиры. И… вообще, это не в моих интересах, но, думаю, со злости. Решил, что ты забрала ребёнка и слиняла. — Ты с ней спал? — спрашиваю вообще не то, что планировала, а он просто кивает. — В городе вообще есть хоть одна молодая и приятная внешне девушка, с которой ты ещё не спал? — кривлюсь с презрением. — Ну, за последние два года подросли те, которым не было восемнадцати, — пожимает плечами, а я закатываю глаза: — Только не надо делать вид, что два года ты жил, как монах! — Эта тема мне не нравится, — отрезает, скрипя зубами, и я возвращаюсь к насущной. Мне, вообще-то, тоже. — Разумеется… Артём хотел купить долю? — Не Артём. Его отец. И об этом его попросил я. Отвечает быстро и чётко, как на допросе у следователя. Отвечает и одной рукой тянется к телефону, отводит взгляд. Отвечает, но как будто что-то скрывает, недоговаривает, отвлекает внимание. Дверь без стука открывается и я слышу голос Тани: — Тимур, на счёт последнего контракта от… — поворачиваю голову, она осекается, увидев меня, но тут же продолжает: — От поставщиков звукозаписывающего оборудования. — Я занят, — цедит Соболев сквозь зубы, — зайди позже. — Да, конечно, простите… — бормочет бывшая лучшая подруга и выходит, шумно закрыв дверь. — На чём мы остановились? — уточняет Тимур деловито, а я просто сижу и смотрю в одну точку. Не было у него два года кучи баб. Не было случайных связей, толпы блондинок. Была лишь одна, да и та брюнетка. Она. Она, заходящая без стука. Она, называющая своего начальника по имени. Она, врущая напропалую. Она, подначивающая меня, толкающая в его объятия. Она, записавшая спор на диктофон, давшая послушать в нужный момент. Только она. А что, если всё совсем не так, как казалось? Что, если не Ибрагим хотел купить долю? Что, если Тимур сам хотел, чтобы он её купил? Что, если намерено разыгрывал страсть, чтобы подогреть его ко мне интерес? Что, если не Пименов отравил его, а наоборот? Что, если он до сих пор не выяснил, кто за всем стоит, только потому, что это он сам? Или знал изначально кто именно… Что, если он заодно с Али? Что, если просто решил, что ему нужен его ребёнок? Если на самом деле узнал о его существовании совсем недавно? — Диана, остановись… — говорит почти шёпотом, — остановись, ты побелела от собственных мыслей. Остановись и спроси, я на всё отвечу, слышишь? На любой вопрос, я обещаю, я не совру. Ди, посмотри на меня… Осторожно берёт мою руку в свои большие тёплые ладони. Нет, не тёплые. Горячие. Он сам — пламя. Открытый огонь, у которого я по наивности хотела погреться, но вновь оказалась в кольце пожара, подбирающегося всё ближе. — Диана! — повысил голос и сжал мою руку. — Устроиться к тебе было плохой идеей, — улыбаюсь через силу, — тут что ни баба — то бывшая, это слишком, я не смогу. — Я всех уволю и найду других, — отвечает с готовностью, — мужиков. Из женщин останется только главбух, тут без вариантов, я не смогу её сдвинуть с места даже при большом желании. И, по-честному, не буду даже пытаться, я её побаиваюсь. — Вот тогда и поговорим, — хмыкаю и поднимаюсь, — думаю, мне лучше поехать к сыну. — Почему каждый раз, когда ты принимаешь мою точку зрения, я сразу думаю, что она в корне неверна?.. Посиди ещё немного, мы не договорили. — Охранник, что ударил Кирина, работал и в тот день, когда вы прилетели во второй раз, — озвучиваю информацию, которая ему, вполне возможно, не нужна. — Не думаю, что он вспомнит, как он выглядит, но это может помочь его вычислить. — Очень на это надеюсь, — согласно кивает, а я освобождаю свою руку, чувствуя, как через кончики пальцев в душу закрадывается холод. Рядом с ним жарко, душно, без него пробирает озноб до костей… когда-нибудь это закончится? Когда-нибудь я найду равновесие? Баланс? На верёвке, натянутой через пропасть между скалами, на моноцикле, с расставленными в стороны руками. 13 Из кабинета Тимура вышла на автопилоте, чувствуя его тяжёлый взгляд. Мысли путались, сознание передавало пламенный привет. Пока спускалась, накрутила себя до состояния истерии, но едва одна нога ступила на тротуар, заставила опомниться и одуматься. Тимур стоит за всем? Его инициатива, его воля? Возможно, но никак не вяжется с его поведением. На столько хороший актёр? Есть шанс, но, чёрт, это не просто хорошая игра, за такую надо выдавать премию заслуженного артиста. Сознание грызло сомнение, но вероятность, что за всем стоит именно он, стремилась к нулю. Не могу так жить. Не могу терзаться подозрениями. Хочу знать наверняка. Решительно достаю мобильный и набираю номер в надежде, что он остался прежним. — Диана? — удивляется Жанна вместо приветствия. Я бы даже сказала, что она была не просто удивлена, она была скорее шокирована. — Прошу прощения за беспокойство, Жанна Валерьевна, — говорю собранно, — Вы могли бы встретиться со мной? — Эм… — её недоумение буквально сочится из динамика и уже на этом моменте становится очевидно, что Татьяна врала. По большому счёту, разговор можно было прекратить, но неожиданно становятся интересны мотивы этой женщины и я достаю из рукава козырь: — У Вас есть внук. Молчание режет воздух острым ножом. Она на столько импульсивна, в ней столько экспрессии, что ответ совершенно непредсказуем, но я готова к любому и в ту же секунду, как произнесла свою последнюю фразу, отправляю ей фотографию сына. — Перезвоните мне, если Вам это интересно, — говорю сухо и вешаю трубку. Отхожу на пару домов, постепенно теряя надежду и разочаровываясь в людях, но звонок всё-таки раздаётся. — Ты… — мямлит нерешительно уверенная в себе женщина. Бизнес-вумен, жёсткая, прямолинейная, язвительная. — Я хочу с ним познакомиться, — говорит твёрдо, справившись с первым ощущением. — Ты же не против? — В противном случае Вы бы о нём даже не узнали, — отвечаю будничным тоном. — Но поговорить я хотела не о нём. Кстати, его зовут Роман. — Роман… чудесное имя. Тимур тоже хорошее, но я слишком поздно подумала о том, как будет звучать отчество. — Тимурович, — скривилась вслух, а она хохотнула: — А я о чём. Где встретимся, дорогая? — Я стою у офиса. — Иди вверх по улице до пересечения с Сыромятинской, переходи через дорогу, затем прямо до светофора и направо во двор. На калитке код домофона — девять. Первый подъезд, квартира три. Жду. Было немного неловко. Нет, на самом деле, было чертовски неловко! Неловко видеть её без макияжа, в изысканной, но, всё же, домашней одежде. Неловко было оказаться у неё дома, принести в подоле. Неловко было от её блуждающей улыбки, ничего не значащей и, в то же время, говорящей о многом. Неловко было даже стоять рядом с ней в шортах, а не в привычной юбке по колено, демократичной блузке, да и вообще в офисе. — Проходи, — ухмыльнулась Жанна, пошире распахнув дверь. — Доказательства нужны? — попыталась спросить в деловом ключе, а она поморщилась: — Фотографии достаточно. Вылитый Тимур в детстве, — я слегка расслабилась, но она решила держать меня в тонусе, спросив: — Что взамен? — Расскажите мне про продажу Вашей доли, — не стала мелочиться, а она вскинула брови в крайнем удивлении: — А ты далеко смотришь в будущее! Не успела родить, а уже печёшься о наследстве. Меня перекосило так, что я застыла в прихожей в одной босоножке. — Дело не в этом… — промямлила в ответ и удостоилась очередной усмешки. — Дело не в этом! — повторила твёрдо. — А в чём, дорогая? — хмыкнула, посмотрев весело. — Я пытаюсь понять, а нужны ли моему сыну такие родственнички, как Соболевы, — ответила едко и демонстративно скинула вторую босоножку. — И стоит ли приглашать вас обоих на семейные торжества или ограничиться кем-то одним. Она хохотнула и указала рукой направление. — Так Тимур в курсе… — протянула задумчиво, — и, судя по всему, намерен принять участие в воспитании. Надо же, никогда бы не подумала, что он решится. Сергей был прав, давно следовало отпустить его в свободное плавание. — Так Вы поэтому продали долю? — закинула первую удочку в мутную речку, а она хмыкнула: — О, нет, дорогая. Долю я продала, потому что сил ругаться с собственным ребёнком круглые сутки совершенно не осталось. — Почему Шахин? — Почему нет? — удивилась в ответ. — Отличные связи в Турции, его участие на пользу. У меня не было цели потопить дело, над которым корпела всю свою жизнь, которое взращивала вопреки обстоятельствам. К тому же, у Тимура пятьдесят один процент, последнее слово всегда за ним. Но я сомневалась, — она неожиданно хохотнула и добавила с усмешкой: — Ты стала последней каплей. Послушался бы, хоть раз, я бы не продала. Тянула бы эту лямку до последнего вздоха, в надежде, что сын когда-нибудь повзрослеет. — Так это урок? — в очередной раз попыталась понять её мотивы, а она поморщилась: — С уроками я завязала, когда ему стукнуло пятнадцать. Совершенно бесперспективное и неблагодарное занятие, он всегда знал всё лучше других. А вот Сергей пытался, что называется, до последнего вздоха. Хороший был человек, любил его сильнее, чем родной отец. — Сергей Викторович? Купреев? — уточнила на всякий случай, хотя и без того было понятно. — Он самый… — улыбнулась грустно, — знакомы? — От Вас я ушла у нему, — не стала юлить, а она кивнула с кривой усмешкой: — Разумно. В общем, чуть только я заикнулась о продаже, Тимур первым делом побежал к нему. Сергей сразу после встречи позвонил, мы тогда долго разговаривали. Он считал, что мне в самом деле пора оставить бизнес, пожить для себя, как его Аннет, по уши в грядках. Терпеть не могу всё это…