– Ты лжёшь! – ликующим голосом прогремел капитан Хардкасл. – Я всегда знал, что ты лжец! Наглый лжец и в придачу жулик! – Я т-только попросил перо, сэр. – На твоём месте я бы прикусил язык, – гремел голос с кафедры, – не то будет ещё хуже! Ты получаешь Полоску! «Ты получаешь Полоску!» – это звучало как приговор. Все мальчики сочувствовали мне, я это просто-таки ощущал, однако никто не шелохнулся и не пикнул. …на войне, которая называлась «Мировая»… там использовались все эти сложнейшие инструменты, которые я недавно видел в Олдершоте. Пометки наставника: (слева) «Хорошо» 23 1/4 Звезды (справа) Полагаю, что с 1929 года правописание тоже существенно изменилось. Сейчас я вам объясню, что такое Полоска. В школе Сент-Питерс действовала система Звёзд и Полосок. За очень хорошую работу тебя награждали Четвертью Звезды и рядом с твоей фамилией на доске объявлений ставили красную точку. Если ты набирал четыре Четверти Звезды, четыре точки соединяли красной линией, и таким образом ты получал целую Звезду. За очень плохую работу или плохое поведение ты получал Полоску, а это автоматически означало порку в кабинете директора. У каждого наставника была Книжка Звёзд и Книжка Полосок, и их необходимо было заполнять, и подписывать, и вырывать из них листки, точь-в-точь как чеки из чековой книжки. Четверти Звёзд были розовые, а Полоски – зловещего синевато-зелёного цвета. Мальчик, который получал Звезду или Полоску, должен был хранить её до утра, а наутро после молитвы, когда директор спрашивал, получил ли кто накануне Звезду или Полоску, этому мальчику следовало выйти вперёд и на виду у всей школы вручить эту штуку директору. Полоска была такой страшной вещью, что давали её нечасто. Обычно это несчастье выпадало всего двум-трём мальчикам в неделю. И вот сейчас капитан Хардкасл собирался выдать Полоску мне. – Подойди сюда, – велел он. Я встал из-за парты и пошёл к кафедре. Книжка Полосок уже лежала у него на столе, и он начал заполнять одну Полоску. После слов «отправляется с ПОЛОСКОЙ за» он красными чернилами написал: «Болтал во время Подготовки, лгал, пытался жульничать». Он подписал Полоску и вырвал её из книжки. Потом очень медленно заполнил корешок. Потом поднял двумя пальцами эту жуткую сине-зелёную бумажку и помахал ею у меня перед носом, не поднимая взгляда. Я взял Полоску и вернулся к своей парте. Вся школа следила за каждым моим шагом. Школа Сент-Питерс Дата выдачи: 27 мая 1927 Полоска № 10 Вручена в этом семестре (кем): Ученик (фамилия) Даль Отправляется с ПОЛОСКОЙ за «неудовлетворительно» по латыни Подпись:… N. B. Если получатель считает, что произошло недоразумение, то, прежде чем вручить ПОЛОСКУ директору, он обязан чётко и внятно обосновать своё мнение. Это моя ПОЛОСКА № 1, полученная в этом семестре. В прошлом семестре я получил 0 ПОЛОСОК, включая отменённые. В данном семестре, до сегодняшнего дня, я заработал 0 ЗВЁЗД. Это мой 7 семестр в Школе. В конце предыдущего семестра на моём счету было Четвертей Звезды 5, Полосок 0 Подпись ученика: Р. Даль …Я уже получил одну Четверть Звезды по арифметике у нашего нового учителя мистера Гоппа и не получил ни одной Полоски. Оставшуюся часть Подготовки я сидел за партой и ничего не делал. Пера у меня не было, так что я не мог добавить в свою «Историю одного пенни» ни единого слова, и мне пришлось дописывать её на следующий день после уроков, вместо игр. Наутро после молитвы директор спросил, кто получил Звёзды и Полоски. Шаг вперёд сделал только я. По обе стороны от директора, на таких же стульях с высокими прямыми спинками, сидели наставники, и я мельком успел заметить среди них капитана Хардкасла со сложенными на груди руками и дёргающейся головой; его мутно-голубые глазки пристально смотрели на меня, и на лице было всё то же ликование. Я вручил директору Полоску. Он взял её и прочёл всё, что было на ней написано. – Как только мы закончим, – сказал он, – марш ко мне в кабинет. Пять минут спустя, на цыпочках, дрожа крупной дрожью, я вошёл в дверь, обитую зелёным сукном и ведущую в священную обитель директора. Я постучал в дверь его кабинета. – Войдите! Я повернул ручку и вошёл в большую квадратную комнату с книжными шкафами, мягкими креслами и гигантским письменным столом с красной кожаной столешницей. За столом восседал директор, держа двумя пальцами мою Полоску. – Что ты можешь сказать в своё оправдание? – спросил он, опасно сверкнув белыми акульими зубами. – Я не лгал, сэр, – сказал я. – Честное слово, не лгал. И не пытался жульничать. – А капитан Хардкасл утверждает, что и лгал, и пытался, – сказал директор. – Ты обвиняешь капитана Хардкасла во лжи? – Нет, сэр! Что вы, сэр! – Вот и я на твоём месте не стал бы. – У меня сломалось перо, сэр, и я попросил Добсона одолжить мне перо. – Капитан Хардкасл утверждает иное. Он говорит, что ты просил у Добсона помощи с сочинением. – О нет, сэр. Я сидел очень далеко от капитана Хардкасла, а говорил я шёпотом. Он просто не мог бы расслышать, что я сказал, сэр. – То есть ты всё-таки обвиняешь его во лжи. – Нет, сэр! Нет, сэр! Я бы ни за что не посмел! В игре против директора у меня не было ни малейшего шанса. На самом деле мне, конечно, хотелось сказать: «Да, сэр, если вы так уж хотите знать, я обвиняю капитана Хардкасла во лжи, потому что он лжец!» – но об этом нельзя было и помыслить. Однако у меня оставалась ещё одна козырная карта – по крайней мере, я так думал. – Вы могли бы спросить Добсона, сэр, – прошептал я. – Спросить Добсона? – возвысил он голос. – С какой стати мне спрашивать Добсона? – Он скажет вам, о чём я просил его, сэр. – Капитан Хардкасл – офицер и джентльмен, – сказал директор. – Он рассказал мне, что произошло. Зачем мне о чём-то расспрашивать глупого мальчишку, если я уже знаю правду от капитана Хардкасла? Я молчал. – За разговоры во время Подготовки, – продолжал директор, – за ложь и за попытку жульничать я назначаю тебе шесть ударов тростью. Он поднялся из-за стола и прошагал в противоположный конец кабинета, к угловому шкафу. Со шкафа он достал три очень тонкие жёлтые трости, каждая с изогнутой рукоятью. Несколько секунд он пристально рассматривал их, потом выбрал одну, а две другие положил обратно на шкаф. – Нагнись. Снова трость Я боялся этой трости. Вряд ли в мире нашёлся бы хоть один маленький мальчик, у которого при виде неё сердце не ушло бы в пятки. Это было не просто орудие для битья. Это было оружие. Оно ранило. Оно рвало кожу. От него оставались страшные чёрные и красные синяки, которые не проходили по три недели и всё это время болели пульсирующей болью – ты чувствовал в них удары собственного сердца. Я сделал ещё одну, последнюю попытку. – Я не виноват, сэр! – выкрикнул я. Собственный голос показался мне чужим от страха. – Клянусь, я говорю правду!