— Твои кости очень быстро заживают при стрессе. Тело присоединяется к ним так быстро, как только может, независимо от того, правильно они встали или нет. Оно просто пытается снова заставить тебя двигаться. Я посмотрела на свое плечо. Оно выглядело не совсем правильно. — Вам придется сломать мне руку. — Мне очень жаль, — сказал Дулиттл. — Рука искривлена. Попробуй поднять ее до упора. Я подняла руку. Острая боль пронзила мое плечо прямо по центру кости. — Чем дольше мы откладываем, тем труднее будет все исправить, — сказал доктор. Женщина-оборотень прикатила тележку, набитую инструментами. — Вы собираетесь использовать молоток? — Спросила я. В моём воображении Дулиттл приложил мне к плечу монтировку и ударил по ней молотком. — Нет. Я воспользуюсь узкой пилой. Тебе нужно будет принять успокоительное. Обещаю, ты ничего не почувствуешь. — Хорошо. — Что тут еще можно было сказать? *** *** *** Воды Нила плескались по моим лодыжкам. Я вышла из прохладной воды на берег. Ветер принес острый, как бритва, запах крови. Где-то поблизости ждала свежая добыча. Шуршали темно-зеленые кусты. Шакал вышел, волоча за шею мертвого быка. Он стал больше с тех пор, как мы встречались в последний раз. Теперь он был выше лошади с массивной головой и янтарными глазами размером с десертную тарелку. Шакал бросил быка передо мной. — Ешь — Нет. — Еда имела значение для оборотней. Влюбленные преподносили ее друг другу, альфы — членам своего клана. Предложение еды иногда считалось признанием в любви, но чаще предлагало защиту в обмен на преданность. Поэтому я не приму от него никаких подношений. — Тебе надо набираться сил. — Шакал укусил быка за мягкий живот. — Мы тебе помогли. Почему бы тебе не отпустить ребенка? Шакал поднял окровавленную морду от трупа. — Зачем мне сдавать заложника? Она так хорошо мне служит. Я села в траву. Солнце снова садилось, и тихая вода мерцала на свету, испуская слабый пар. Хлюпающие неряшливые звуки поедания добычи большим хищником портили впечатление от красоты пейзажа. — Почему ты делаешь это? — Наконец спросила я. — М-м-м? — Почему ты играешь в эти игры? Ты мог бы помочь нам с драугом, но не стал. Ты мог бы позволить Стае присоединиться. Победа была в твоих интересах. — Нет. В моих интересах вернуть себе божественность. Шакал подошел ко мне и лег рядом — громадный холм из меха и тьмы. — Ты знаешь, с чего начинается божественность? — Нет. — С мифов. — Шакал вздохнул. — Все начинается с легенды, рассказанной у огня. История волшебных подвигов и славной победы над злом. Я был там, когда это началось для меня более шести тысяч лет назад. Я помню. — Кем ты был? — Вождем племени, — ответил он. — У меня была жена и много детей. Однажды я спас от наводнения выводок щенков шакала, и они преследовали меня всюду, куда бы я ни шел. Они привели за собой себе подобных и никогда меня не кусали. Однажды я порезал ногу на охоте, но стая ее зализала. Это был настоящий дар. В голове сложились кусочки пазла. — Ты стал оборотнем? — Я был Первым, — сказал он. — Первый получатель дара, во мне неиссякаемая его сила. Тогда мы, люди, были другими. Мы были полны магии. Она текла через нас, через нашу кровь, через наши кости. Мы рождались пропитанными ею. — Как ты стал богом? Шакал пожал плечами. — Эти воспоминания туманны. О моих свершениях рассказывалось перед вечерними кострами, о моих победах и подвигах. Они поддерживали во мне жизнь. Мои потомки сделали меня святыней из кости и камня и молились о моем лидерстве. Мое племя процветало, и чем больше они поклонялись мне, тем больше силы я приобретал, пока, наконец, не возродился снова. — Просто так? — Просто так. Люди умоляют о помощи более могущественных. Год за годом они умоляют небо о дожде, они возводят святыню магу, который однажды вызвал дождь, или инженеру, который орошал их поля несколько десятилетий назад, и, если они достаточно усердно помолятся, их новое божество оживет и наберет силу. Шакал посмотрел на реку. — В этом новом веке есть поговорка: «Историю пишут победители». Это правда. Посмотри историю Апопа. Сет, который был с нами и сражался так же храбро, как и любой из нас, стал воплощением тьмы. Бастет превратилась в убийцу паразитов. А я? Я стал олицетворением заботы о мертвых, почитаемым, но не таким могущественным, как раньше. Даже моего брата Собека, повелителя крокодилов, боялись больше, чем меня. Я ненавижу его за это, а Собек порицает меня за мои знания, которые даровали мне почет. Когда время моего народа подошло к концу, пришли греки. Они глумились над всем. Они прозвали меня Баркером. Но насмешки обернулись им боком — я пережил их, а затем и римлян, но никогда не забывал обиды. Он замолчал. — Стая, — догадалась я. — Позволь мне рассказать тебе, как будет развиваться мой новый миф, — сказал Шакал. — В новый век магии, когда он был ещё совсем молод, появился мерзкий змей, угрожающий благополучию всех людей. Могущественный Бог Инпу и его безликие слуги сразились с ним, убили его и победили. Все, кто не желал быть съеденным змеем безумия, благодарили могущественного Инпу. Просили его благословения. Просили его мудрости. Возносили ему свои молитвы, чтобы он мог защитить их своей мощью. Он могучий воин и внушающий страх убийца. — Амбициозный план. Итак, я должна была стать безликим миньоном, а он был бы богом — великим воином. Шакал посмотрел на меня. — Не смейся надо мной, щенок. Божественность подобна наркотику, однажды попробовав ее — пути назад нет. — Я до сих пор не поняла, почему ты не позволяешь Стае помогать. — Потому что их возглавляет Первый, — сказал Шакал. — Кэрран? Шакал кивнул. — Точно так же, как начинал я, став Первым. Кто больше впечатляет, шакал или лев? Кого бы вы боялись больше? Кому бы возносили свои молитвы? Я моргнула. — Ты боишься, что Кэрран украдет твою божественность? — «Боюсь» — громкое слово. Я ничего не боюсь. — Шакал положил голову на передние лапы и дернул ухом. — За исключением того, что о тебе забудут, — догадалась я. — Так и есть. — И как же мое тело вписывается в твою схему? Разве ты не сменишь пол? — Мне все равно, — ответил он. — Бог или богиня, какая разница, пока я буду купаться в силе. — Маленькая незадача, — напомнила я ему. — Чтобы этот план сработал, Апоп должен воскреснуть, а его чешуя — у нас. — Для его воскрешения чешуя не нужна. — Значит, мы все это проделали зря? Шакал поднял голову. — Конечно же нет. Чешуя — это его броня. Без неё его будет легче убить. Он будет слабее. — Где? Где его воскрешают? Шакал тихонько рассмеялся. Я схватила его за ухо и вонзила ногти в плоть. — Где они собираются его воскресить? Когда?