Я сделала еще глоток — ничего более мерзкого я в жизни не пробовала, а мне доводилось пить теплое молоко с пищевой содой. Я вытащила снимок Polaroid из лифчика. — Вот. Рафаэль взял у меня полароид и молча передал его Барабасу. Глаза моего адвоката расширились: — Почему на нем написано: «Собственность Джима Шрэпшира»? — Потому что это настоящее имя Джима. — Это ничего не объясняет, — сказал Барабас. — Если бы я умерла, ОПА оккупировали место происшествия, и Стаю исключили бы из расследования. И была неплохая вероятность, что они не позволили бы Стае осмотреть тело Глории. Но если бы они нашли это фото на моем теле, то показали бы его Джиму и расспросили его об этом. Таким образом, он смог бы узнать, что нужно искать ее сообщников с втягивающимися клыками. — Тебя укусили, а твоим приоритетом было фотографирование? — недоумевал Барабас. — Не волнуй ее, — напомнил ему Рафаэль. — В то время это казалось важным. Барабас посмотрел на Рафаэля. — Как ты с этим миришься? — Работа — превыше всего. Так она устроена, — ответил ему Рафаэль. Дулиттл испустил долгий вздох. — Ты же знаешь, что необходимо делать при укусе змеи. Нельзя даже ссылаться на незнание. Это просто умышленное пренебрежение к своему здоровью, именно так оно и есть. Оборотни мангуст и барсук-медоед внимательно изучали фотографию. — Сложенные клыки, — заметил Барабас. — Как у гремучей. — Или чешуйчатой гадюки. — Дулиттл нахмурился. — Куда катится этот мир? — Что такого особенного в чешуйчатой гадюке? — Спросила я. — Это забавная маленькая змейка, — объяснил Барабас. — Маленькая, вспыльчивая, особо активная после наступления темноты. Ты проходишь мимо нее, она тебя кусает, и ты даже не догадываешься об том. А через 24 часа у тебя развивается спонтанное внутреннее кровотечение. Убивает больше людей, чем любой другой вид змей в Африке. К тому же она весьма вкусная, с пикантным послевкусием. Я пила свое мерзкое снадобье и соединяла пазл по крупицам: Гарсиа Констракшн, следы от буксируемого автомобиля, механик, чек с именем Глории на нем, и Глория, нападающая на меня сразу после упоминания о кинжале. — Значит, это тот самый нож, что мы видели, когда взломали офис Анапы, — предположил Рафаэль. Барабас засунул пальцы в уши: — Ла-ла-ла-ла, я ничего не слышу ни о каком взломе. — Да, — сказала я Рафаэлю. — Они все охотятся за ним. Он нахмурился. Я допила последние капли лекарства и поставила стакан на стол. — Я хочу свой леденец. Я его заслужила. Дулиттл полез в сумку и предложил мне конфету на выбор: виноград, арбуз или апельсин. Тут и ежу понятно. Я взяла арбуз и засунула в рот. — Так откуда у нее клыки? — Это своего рода магическое исключение, — размышлял Дулиттл. — Возможно, это существо, которого мы никогда раньше не видели. — Следы от ее клыков напоминают раны от укусов на сотрудниках Рафаэля. Дулиттл кивнул. — Похожи, но, к сожалению, мы не можем знать наверняка, потому что у нас нет ее головы. — Кроме того, на их телах было несколько укусов разного размера, — добавила я. — Это означает, что ее приятели все еще на свободе, — закончил мысль Рафаэль. — Люди ходят с ядовитыми клыками, — перебила я. — Как это вообще возможно? Дулиттл взглянул на меня с кривой улыбкой. — Как это возможно, что у нас отрастает мех, клыки и когти? Туше. Доктор проверил мою кровь в пробирке и достал из сумки толстый кожаный сверток. — Свертываемость крови все еще ненормальная. — Он развернул кожаный комплект на моем столе. Оттуда сверкнули странные металлические инструменты, каждый в аккуратном маленьком кармашке. Было похоже на набор, который мог носить с собой средневековый палач. Рука Дулиттла остановилась на скальпеле. — Собираетесь меня порезать, не так ли? Он кивнул. — Эта пурпурная опухоль на руке — скопление мертвого Lyc-V в сочетании с захваченным ядом. Мы должны удалить его из твоего организма. Ты помнишь, как выталкивать серебро из своего тела? — Да. — Не тот опыт, что забудешь. Дулиттл пододвинул стул и сел рядом, так что наши глаза были на одном уровне. — Мне нужно сделать разрез на твоей руке и ввести иглу в мышцу, пострадавшую от укуса. Игла сделана из сплава серебра. Будет больно. О да. Будет адски больно. Рафаэль протянул ко мне ладонь и накрыл мою руку своей. — Мы должны ввести ее на несколько минут, чтобы твое тело отреагировало, — говорил Дулиттл. — Затем я хочу, чтобы ты сконцентрировалась на том, чтобы вытолкнуть эту иглу. Это стимулирует приток крови и лимфы к ране и выведет оставшийся яд. Если мы очистим тебя от яда, твои шансы на выживание значительно возрастут. Крошечные волоски на моей шее встали дыбом. Я устала, так сильно устала, и моему телу казалось, будто его избили мешком камней. Одна мысль о серебряных иголках заставила меня съежиться. — Ты справишься, — сказал Рафаэль. — Перестань вести себя, как ребенок. — Пошел вон. — Так-то лучше, — сказал он. — Давай, крутой мужик. Покажи, что у тебя есть. Я сжала подлокотники кресла. — Ладно, сделайте это. Рафаэль положил руки мне на правое плечо, прижав к креслу. Барабас надавил слева. Дулиттл взял скальпель. Его рука мелькнула слишком быстро, чтобы успеть рассмотреть. Меня ужалила острая горячая боль. Из раны хлынула черная кровь, Дулиттл вытер ее марлей. — Будет жечь. Раскаленная добела игла вонзилась мне в руку. Все мое тело закричало в тревожном сигнале. Мне казалось, что кто-то просверлил дыру в мышце и залил в нее расплавленный металл. — Подожди, — сказал Дулиттл мягким голосом. — Ты прекрасно справляешься. Замечательно. Держись. Подожди ещё немного. . Я зарычала и схватилась за подлокотник левой рукой. Барабас крепко держал меня. — Понравилось мое послание на столе? — спросил Рафаэль. — Очень, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. — Мне придется отплатить тебе позже. Боль росла и росла, опаляя огнём мою руку. Я вздрогнула, мои конечности задрожали. — Не меняй форму, — предупредил Дулиттл. — У тебя хорошо получается. Просто отлично. Еще немного. Держись за меня, Андреа. Боль проникала сквозь мои мышцы до самой кости и царапала ее острыми, как бритва, зубами. Я зарычала. — Почти закончили, — говорил Дулиттл. — Еще немного. — Мы с тобой, — повторял рядом Барабас. — Мы с тобой.