Он… прихорашивался? Хантер проводила взглядом лучшего друга, который подошел к киоску и позвонил в маленький колокольчик, расположенный в центре стойки. Мягкие локоны сотрудницы рассыпались по плечам, когда она повернулась к ним лицом. – Привет, чем я могу вам помочь? – Ее голос напоминал сияние звезд: яркий, чистый и чарующий. Во рту у Хантер пересохло, и она пожалела о том, что не поправила свои волосы, не избавилась от своего скучного хвоста, который свисал по спине словно плотно сжатые соцветия камышей. Прислонившись к стойке, Джекс через плечо взглянул на Хантер. – Как, ты говорила, называется та штука? Язык Хантер словно прилип к нёбу, спрятавшись за зубами. Не было никакого смысла влюбляться в кого-то в Гудвилле. В тот единственный раз, когда это случилось, Челси Парэм носилась по школе с криками, что Хантер пытается обратить ее в лесбиянку. После того памятного дня в средней школе Хантер решила, что ни одна девушка Гудвилля больше не будет привлекательной. «Они все бородавчатые жабы», – говорила она, когда мама, обняв ее лицо ладонями, прижалась к ее лбу своим. «За пределами Гудвилля существует целый мир», – прошептала тогда Эбигейл и поцеловала Хантер в кончик носа. – Инсектицид. – Хантер прочистила горло и присоединилась к Джексу. – От древесных червей. Голубые глаза девушки, цветом напоминающие яйца малиновки, на нежном округлом лице заблестели, когда она встретилась взглядом с Хантер. – Позвольте показать вам карту. Когда деревья зацветают, питомник превращается в лабиринт. – Она смахнула кудрявый локон с щеки и достала карту из-под стойки. – Мы здесь, – сказала она и, взяв красный маркер из стаканчика около колокольчика, нарисовала звезду над информационным стендом. – А вам надо будет пройти вот сюда. – Она нарисовала линию от киоска, мимо крытого павильона с карликовыми деревьями в горшках и участка с растениями, цветущими только на открытом солнце, и к дальней части заповедника, где еще одной звездой она пометила палатку «Контроль вредителей». – А тут обычно работаю я. – Она дважды обвела «Съедобная органика» и посмотрела на Хантер. Уголки розовых губ дернулись вверх, и девушка продолжила: – Если вернетесь, спросите Грейс. Ноги Хантер превратились в желе, и она свернула карту и пошла прочь от информационного стенда, слегка покачиваясь. Под ногами Джекса захрустел гравий, когда он последовал за своей лучшей подругой. – Ее зовут Хантер. Она потрясающая, – выкрикнул он Грейс. – И она определенно вернется сюда еще! Щеки Хантер пылали, а ладони взмокли от пота. За пределами Гудвилля существовал целый мир, а Хантер не пришлось далеко уезжать, чтобы найти его. – Подруга. – Джекс стукнул Хантер по плечу. – Почему ты убегаешь? Вернись и поговори с ней. Она явно заинтересована. Хантер приостановилась и развернула карту, которую сжимала в руке. Красный маркер отпечатался на поцарапанных ладонях, которые она наколола накануне вечером. – Я даже не знаю, что сказать ей. Мне никогда не доводилось заниматься подобными вещами. – Я буду твоим вторым пилотом, – сообщил он, уворачиваясь от осыпанной пыльцой пчелы. – У меня даже речь заготовлена: «Это Хантер Гуд. Самая лучшая, умная, добрая, талантливая девушка, которую вы только встречали». – Наморщив лоб, он почесал подбородок. – Надо кое-что доработать, но я буду действовать, исходя из конкретной ситуации. Свернув карту, Хантер убрала ее в передний карман. – Что с тобой не так? Я не призовая свинья, Джекс. Ты не можешь разодеть меня и продать тому, кто больше заплатит. – Гравийная дорожка сменилась кладкой из круглых речных камней, когда они вошли в крытый павильон с бонсаем и стали лавировать между стендами с миниатюрными деревьями и кустарниками. – Хан! – Джекс перегородил ей путь, засунув руки в карманы. – Сейчас многое происходит. Я понимаю это, но хочу только лучшее для тебя. Я не какой-то там урод. – Тонкие морщины беспокойства в уголках его глаз исчезли, когда он приподнял брови. – Я не считаю тебя куском мяса, который можно бросить на съедение гиенам, обожающим женщин. Я всего лишь хочу помочь. Хантер начала ковырять кончик ногтя большого пальца. – Я не готова. Ни к флирту, ни к отношениям, ни к поцелуям, ни к сексу. Я просто… – Ее глаза горели, и каждый взмах ресниц сопровождался слезами, стекающими по щекам. Она никогда не признавалась в своих чувствах. Никогда не воспринимала это как реальность. Было проще считать, что она – жертва обстоятельств. Что если бы она жила в Чикаго, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, у нее была бы настоящая постоянная подруга или, возможно, даже череда бурных романов. Гудвилль же защищал Хантер. Не позволял ей разглядеть правду. Джекс обхватил ее руками за плечи. Он заслонил свет, сладковатые ароматы цветов и гудения пчел. – Не торопись. – Его дыхание щекотало ухо. – Я люблю тебя, Хантер Гуд. Когда будешь готова, какая-нибудь крутая девчонка окажется на твоем пути. Она зарылась лицом в его плечо. Ее лучший друг всегда пах чистым бельем и перечной мятой. – Мне понравились твои слова про обожающих женщин гиен. Грудь Джекса сотряслась от смеха. – Получилась интересная картинка, не так ли? Хантер отпрянула от него и вытерла лицо тыльной стороной ладони. – Эй, Хантер, у тебя в рукаве не припрятано какое-нибудь заклинание для удаления соплей? – Джекс оттянул футболку от кожи и указал на скользкое влажное пятно, которое осталось после девушки. Бровь Хантер приподнялась, и она улыбнулась. – В один прекрасный день, когда я стану знаменитой ведьмой, эта сопливая футболка будет стоить кучу денег. Джекс вышел вслед за Хантер из палатки на весеннее полуденное солнце. – Значит, в конечном итоге мы выставим твой колдовской дар на всеобщее обозрение? – Он указал подбородком на скамейку с ярко-розовыми цветами. – Ты сможешь рассказать фотографам, что твоя история началась рядом с петушиным гребнем. – Тебе же просто хотелось сказать «петушиный», да? Его плечи сгорбились, и он спрятал смешок в кулаке. – Ну, естественно, но только потому, что не помню название того, что мы ищем. Достав телефон из заднего кармана, Хантер открыла статью, которую зачитывала Джексу по дороге, и пролистала текст, пока не нашла выделенное жирным шрифтом название. – Bacillus thur-ing-ien-sis. – По слогам произнесла она последнее слово, как делала это каждый раз, когда они обсуждали абиогенез на уроках биологии. Что-то в частице «sis» сбивало ее с толка. Смешок Джекса превратился в хрюканье, когда он провел кончиками пальцев по звездообразным рядам нарциссов. – Я более чем уверен, что ты опять произнесла слово неправильно. – Ну я, по крайней мере, не хрюкаю, когда смеюсь. Джекс, приобняв Хантер за плечи, притянул к себе. – Тебе нравится мой смех, признайся, – подразнил он и потрепал ее волосы. Хантер рассмеялась в ответ, извиваясь в его руках, чтобы высвободиться из рук парня. – Ты как брат, которого я никогда не хотела, – усмехнулась она и потянулась к правому боку Джекса. – Только не щекотка! Только не щекотка! – Парня разрывала какофония смешков и фырканья, пока Хантер пощипывала его за ребра. Джекс отпустил ее, обхватил себя руками и, споткнувшись, наткнулся на стол с распускающимися гортензиями. – Каждый раз срабатывает. – Хантер пригладила рукой беспорядочно торчащие волоски, которые растрепал Джекс, и вздохнула. – Помнишь, когда-то я была единственной, кто сдерживал тебя и давал по голове? – Она вытащила ленту из растрепанного хвоста и встряхнула волосами. – Ох, вот это были времена… Джекс задрал нижний край футболки и вытер глаза. Дорожка темных волос спускалась по его плоскому животу, теряясь под поясом шорт. Исчез тот маленький мальчик, который раньше стоял на переменах между качелями, раскинув руки как можно шире и держа ими металлические цепи, чтобы уберечь ее, или тот мальчик, что когда-то взбирался на кухонный стул, чтобы помочь ей сделать аккуратный хвост. Ее лучший друг превратился в мужчину, а она даже не заметила. – Это были времена, когда я разговаривал голосом Микки Мауса, а Мерси говорила, что я никогда не буду выше Кевина Харта. – Засунув руки в карманы, Джекс направился вслед за Хантер по тропинке, петлявшей между купавшимися на солнце растениями, которая вела их к маленькой хижине с надписью «Контроль вредителей». – Тебе стоит чаще оставлять волосы распущенными. – Он кивнул в сторону чернильно-черных локонов Хантер, доходивших ей до лопаток. – Смотрится здорово. Она собрала волосы и завязала их в свой фирменный высокий хвост. – Всегда было интересно, что гетеросексуальный парень думает о моем выборе прически. Скажите, может, мне еще и улыбаться чаще? – Ага, да, читаешь мои мысли прям. – Постучав пальцем по виску, Джекс многозначительно кивнул. – И раз уж мы заговорили об этом, вернись на кухню и сделай мне сэндвич с дополнительным майонезом и без корочек. Было так здорово вновь смеяться. Находиться вдали от дома и призрака матери. Быть собой, свободной от сестринской связи и тяжести разбитого сердца и души Мерси, которые Хантер продолжала собирать, но никак не могла сложить воедино. – Вот черт! – Джекс схватил Хантер за плечи и спрятался за ее спиной. – Это же Барбара Риттер! – заметил он и, выглянув на секунду из своего укрытия, вновь нырнул обратно. – Миссис Риттер, ваша соседка? – Хантер склонила голову и бросила взгляд на двух женщин, которые были слишком заняты разглядыванием растений, чтобы заметить спектакль, разыгрываемый Джексом Эшли. Прикусив ноготь на мизинце, она стала рассматривать жительниц пригорода в практически одинаковых теннисных нарядах: одна из них щеголяла в пастельно-желтом костюме с белыми туфлями, а другая – в более выделяющимся неоново-желтом с яркими блестящими туфлями золотого цвета. Барбара представляла собой гигантский сверкающий прожектор, что вполне было оправданно, потому что ее старший ребенок еще минимум пять лет будет ходить в школу, и ей требовалось присутствовать на всех школьных дискотеках, чтобы при помощи рупора распугивать озабоченных подростков. Возможно, Барбара раскрыла директору школы тайну идеального хвоста. Если бы миссис Риттер и Хантер дала совет, как сделать длинный лоснящийся высокий хвост, который книзу закруглялся, повторяя перевернутый вопросительный знак, Хантер позволила бы ей делать что угодно. – Да! – прошипел Джекс, словно сдувающийся воздушный шар, и пополз между двумя большими горшками с цветущими кустарниками, пока не исчез под столом, увитым плющом. Пригнувшись, Хантер раздвинула листья размером с ладонь и алые цветы, спускающиеся водопадом вниз, словно разлитый клюквенный сок, и посмотрела на Джекса. – Почему ты прячешься? – Она оглянулась на миссис Риттер и ее подругу, которые, не считая сверкающего неонового образа одной и искусственного загара обеих, казались вполне нормальными женщинами. Джекс прижал палец к губам и неистово замахал руками, призывая подругу присоединиться к нему. Со стоном Хантер подчинилась. Ветви плюща скользнули по ее спине, а ладони коснулись свежей земли, когда она забиралась под стол и садилась на корточки рядом с другом. – Это нелепо, – прошептала она и смахнула с рук грязь. – Почему мы прячемся? Джекс резко выдохнул, наклонился вперед и, задернув занавес из плюща, вернулся в прежнее положение. – Я вроде как видел ее… – Он начал размахивать руками перед собой, будто жонглировал невидимыми шарами. – Грудь? – Поморщившись, он покачал головой: – Ладно, ее титьки. Я видел титьки миссис Риттер. Хантер зажала рот рукой, чуть не плюхнувшись на задницу. И Джекс снова прижал палец к губам.