Well, а почему бы и нет? Кто сказал, будто надо дожидаться дня, чтобы приступить к разбору содержимого? Я быстро составил посуду в мойку и водрузил коробку на стол. Невелика тяжесть, всего-то килограмм-другой. При мысли о том, что́ человек вроде Эйвор мог там прятать, я невольно улыбнулся. Наверно, ей ужасно недоставало прежней работы и жизни. Иначе зачем бы она стала хранить на чердаке старый хлам? Сверху лежала до половины заполненная папка. На нее наклеен листок с надписью: «Остатки». Сердце у меня екнуло. Остатки? Я надеялся, что Эйвор не припрятала полицейские материалы. В противном случае все это совершенно не для меня. В папке лежали разрозненные листы бумаги с рукописными заметками. Я со вздохом начал читать. Понадобится время, чтобы просмотреть все записи и осмыслить. «Сара показала, какого примерно размера была клюшка для гольфа, которой она до смерти забила мужчину в Хьюстоне. Но какой формы и какой марки была клюшка, в точности сказать не могла». Одна из прелестных деталей, полный улет. Сара якобы до бесчувствия избила свою вторую жертву клюшкой для гольфа, а затем ею же размозжила ему голову. Отпечатков пальцев на клюшке не нашли. Их стерли. Я стал читать дальше: «Потом она сунула клюшку обратно в сумку. Примеч.: по всей вероятности, клюшка была деревянная, 3-а, марки „Пинг“. Принадлежала убитому. Чехол отсутствует. Сара говорит, что не помнит, снимала ли его, но криминалисты утверждают, что снимала. Почему она не хочет говорить, где он?» Я отложил папку с ощущением беспокойства. Такого рода детали — например, был ли снят после преступления чехол с клюшки, — это стандартные контрольные вопросы, на которые признавшийся в убийстве наверняка может дать ответ. Но Сара сказала, что «не помнит». Это плохо. Очень плохо. Под папкой я обнаружил пачку листочков для заметок, сколотых скрепкой. Их-то Эйвор зачем хранила? На самом верхнем написано: «Купить печенья к кофе». На другом: «Розы для Мэрит». Мэрит — это жена Тура Густавссона. Значит, он велел своей помощнице, а попутно любовнице, покупать цветы для его жены. Очаровательно. Лишь на последнем листочке я прочел кое-что интересное: «Связаться с шерифом Стиллером, Хьюстон. Кто такой бойфренд Дженни?» Я наморщил лоб. Имя Дженни не встречалось ни в одной из газетных заметок, какие я читал. Но откуда-то было мне знакомо. Билет. Бобби сказал, что получил билет от Дженни, подружки Сары. Может быть, речь о ней? Но почему тогда Густавссон интересовался ее бойфрендом? Н-да, еще одной беседы с Эйвор не избежать, это ясно. С любопытством я опять запустил руку в коробку. Пальцы нащупали тетрадь в твердом переплете. Кто-то перетянул ее резинкой и черкнул на листке: «Дневник Сары?» Не переставая удивляться, я снял резинку и открыл тетрадь. Почему же дневник Сары оказался у Эйвор? Он ведь должен лежать в полиции. Кто бы ни вел дневник, этот человек явно стремился писать кратко. Всего несколько строчек за день. Во многих случаях даже даты не указаны. А большей частью записи, похоже, вообще делались два-три дня в неделю. Я выписал даты всех убийств. Ни одна из них в дневнике не встречалась. Я положил дневник на кухонный стол и опять открыл папку. Снова принялся читать заметки старика Густавссона. И чем больше читал, тем сильнее горячился. Ведь совершенно очевидно, что Густавссон только отмечал неясности в рассказе Сары, но глубже в них не вникал. Пропавший чехол от клюшки — всего лишь одна из многих. Как он обошелся со своими сомнениями? Поговорил с прокурором? Или, может, с Эйвор? Стоя с папкой в руках, я чувствовал, как во мне растет решимость. По всей вероятности, Бобби прав. Адвокат его сестры не выполнил свою работу. А ведь «кой-чего знал». Я решительно побросал все в коробку и пошел с ней к себе. Знал, что не смогу отложить дневник. Буду читать, пока не засну. В субботу предстоит работа, а не отдых. Ведь, как я уже говорил, мне нужно принять решение. Могу ли я в самом деле представлять покойного клиента? 8 Субботним утром я проснулся, лежа на спине, с Сариным дневником на груди. Белла молча стояла возле кровати. Проснувшись, она иной раз так делает: прокрадывается ко мне, стоит и смотрит на меня, пока я не открою глаза. Не очень-то приятно, не могу я привыкнуть к этой ее манере. — Я хочу есть, — сказала она. — И тебе доброе утро, — сказал я, отложив в сторону дневник. Энергия вернулась ко мне в тот же миг, когда я коснулся переплета дневника. Перед тем как отрубился, я вычитал там много интересного. Уму непостижимо, почему полиция оставила дневник без внимания. — Голыш, — сказала Белла, когда я встал с кровати. — Сама такая, — отозвался я. — Но я-то в пижамке. — Она подергала пижамную курточку. — Не тяни, станет слишком большая. Белла пожала плечами: — Так и я тоже буду большая. Я оделся и двинул на кухню. — Фу, — сказала Белла, увидев вчерашнюю посуду. Я согласился. Позавтракали мы перед телевизором. Белла смотрела детскую передачу, а я дочитывал последние страницы дневника Сары. Если дневник вообще ее. Что мне и предстояло выяснить в течение дня, как и многое другое. — Давай одеваться — и в путь. К сожалению, сегодня мне надо немножко поработать. — А где буду я? — спросила Белла. Я улыбнулся: — У бабушки, у маминой мамы. Примерно через час мы были у Марианны. — Что это шумит? — спросила Белла, когда мы стояли в маминой прихожей. Поскольку Белла теперь моя дочка, а не сестры, я иной раз думал о том, не надо ли ей называть Марианну папиной мамой. Хотя, наверно, это только все запутает, а не упростит. — Это вентилятор в подвале, солнышко, — сказала Марианна. — Понимаешь, тут на днях случился ужасный потоп, пришлось вызывать крепких ребят и вскрывать полы. Теперь они установили там вентилятор, чтобы все просушить. — Наверно, можно оплатить за счет страховки дома? — спросил я, вспомнив про звонок по поводу счета. — Наверно, — ответила Марианна. — По крайней мере я так думаю. Она помогла Белле снять курточку. — Чем сегодня займемся? — спросила Белла. — Я думала, можно что-нибудь испечь, — сказала Марианна. Иногда для Беллы совсем неплохо побыть у бабушки. Сам-то я вообще никогда не пеку. И няня тоже. Люси утверждала, что печет, когда включала вафельницу, но меня не проведешь: вафли — это не печенье и не пироги. Белла со мной согласна. — Когда заедешь? — спросила у меня Марианна. — Часиков в пять. По моим прикидкам, времени хватит, чтобы сделать все запланированное. — Поужинаете со мной? — спросила Марианна. Об этом я как-то не подумал. Возможно, рассчитывал позвать к нам Люси, но больше никого. — Вряд ли получится, — сказал я. Марианна явно была разочарована. — Мы видимся слишком редко, Мартин. С этим я совершенно не согласен. — Спасибо, что согласилась присмотреть за Беллой, — сказал я и ушел. Садясь в машину, я видел, что Белла с Марианной стоят у окна и глядят на меня. Но только Белла помахала рукой, когда я завел мотор и поехал прочь.