Как я и подозревал, назначить новую встречу с Эйвор не составило труда. Я намекнул, что содержимое коробки вызвало новые вопросы, и она сразу же согласилась принять меня. — Вы привезете коробку? — спросила она. — Она мне потребуется еще некоторое время, — ответил я. Эйвор ждала иного ответа, но, увы, случается и так. — Сегодня вы выглядите совершенно по-другому, — сказала она, открыв дверь. Я был в зеленой рубашке и коричневых брюках. И когда заходил к ней в прошлый раз, само собой, выглядел совершенно по-другому. — Сегодня суббота, — сказал я. — На досуге я выгляжу вот так. Мы опять устроились за ее кухонным столиком. Я сразу заговорил о деле, рассчитывая сэкономить время. — Прошлый раз я спросил, не возникало ли у вас с Туром мысли, что Сара Телль невиновна. И вы ответили «нет». Эйвор посерьезнела: — Разумеется. — Разумеется, — повторил я. — И тем не менее в коробке, которую вы мне дали, обнаружилась папка с надписью «Остатки». Если прочитать собранные там заметки Густавссона, становится ясно, что многое в Сариных признаниях вызывало у него сомнения. То, что она, по идее, должна была знать, но не знала. Например, куда подевался чехол от клюшки для гольфа, которой было совершено убийство в Хьюстоне. Ох уж это красноречивое молчание, возникающее, когда собеседник не может дать вразумительного ответа. Эйвор долго обдумывала, что́ сказать. В глубине души я даже сочувствовал ей. Ведь защищать работу Густавссона вовсе не ее задача. При желании она может послать меня куда подальше. Но она этого не сделала, лояльность к старому шефу не позволяла. — Я и не знала, что эта папка тоже там, в коробке, — сказала она. — Глупо, конечно. Поймите, рассказ Сары не во всем был таким подробным, как хотелось бы. Но… она сказала достаточно. Да и кто помнит случившееся несколько лет назад во всех подробностях? Конечно, что верно, то верно, однако речь идет не о будничных происшествиях, а о серии умышленных убийств. В таких случаях память, по идее, должна бы работать иначе. — В коробке есть еще и тетрадь, — сказал я, — на которой вы или кто-то другой написали «Дневник Сары?». Как он оказался у вас? — Мы получили его от Сариной подруги. Точнее, от Бобби, а он — от этой подруги. — От Дженни? Эйвор оживилась: — Вы ее знаете? Я покачал головой: — Просто предположил. Потому что в расследовании фигурировала некая Дженни, которая утверждала, что у нее есть билет, доказывающий, что Сара не могла убить ту женщину в Галвестоне. По лицу Эйвор никак не скажешь, о чем она думает. А сам я удивлялся, почему Бобби не упомянул про дневник. — Значит, Дженни передала Бобби и дневник, и билет, — осторожно сказал я. — И что же вы думали насчет этих вещей? Эйвор пожала плечами: — Тур считал, думать там особо не о чем. Билет сам по себе ничего не доказывал, Дженни могла взять его где угодно. А дневник… Сара его своим не признала. Кстати, и билет тоже. Вы читали дневник? Я кивнул: — Кто бы ни вел этот дневник, он, по всей видимости, неврастеник. Записи короткие и едва ли не эпизодические. Большей частью без даты. Но, судя по почерку, сделаны одним лицом, так мне кажется. Вы не проводили почерковедческую экспертизу? Эйвор рассердилась: — А с какой стати? Совершенно без надобности, она же сказала, что дневник не ее. — Верно, но, учитывая содержание записей, я бы просто из любопытства проверил, на всякий случай. Эйвор дневник не читала, ежу понятно. Неловкая ситуация: мы оба украдкой прощупывали друг друга, и это плохо. Она ушла в защиту, слышать не хотела, что они где-то напортачили или могли что-то сделать иначе. Лично я вообще-то хотел поговорить напрямик, без обиняков. — В частности, из записей ясно, что у их автора раньше был бойфренд, который, когда они расстались, повел себя весьма агрессивно, — сказал я. — Автор дневника боялась его. Хотя он жил вроде бы в Швеции, а она — в Хьюстоне. Кроме того, несколько раз упоминается некто по имени Люцифер. Он тоже как будто бы не поленился отправиться в США, чтобы устраивать ей проблемы. Или, может, он американец и все время жил в Штатах, тут ясности нет. Ножки стула скрежетнули по полу, когда Эйвор встала. — Я помню, Тур говорил об этом. Но опять же… что это доказывает? Ничего. А что до Люцифера… Нельзя же принимать такие вещи всерьез. Сара отнеслась к этим записям с пренебрежением. И мы последовали ее примеру. Вдобавок весьма любопытно, почему дневник Сары оказался у Дженни. Важный вопрос. И разумного ответа на него у меня не было. — Сара и Дженни были близкими подругами? — Если спросить Дженни, она скажет «да». А вот Сара сказала бы, что нет. Обе они работали нянями в одном районе Хьюстона. Хайтс, так он вроде бы называется. По словам Сары, Дженни всегда больше стремилась дружить с нею, чем сама Сара — с Дженни. — Где Дженни теперь? — Осталась в Техасе. Вышла замуж за какого-то предпринимателя. Теперь у нее свой ребенок и своя няня. В голосе Эйвор сквозила снисходительность, которая не вызвала у меня симпатии, но я промолчал. Для меня это прозвучало так, будто из двух девчонок именно Дженни сумела выбиться в люди. — Давайте поглядим, правильно ли я все понял. Сара и Дженни познакомились в Техасе шесть лет назад. В прошлом году Саре предъявили обвинение в пяти убийствах, и вдруг с другой стороны Атлантики примчалась Дженни со старым билетом и дневником, которые свидетельствуют, что Сара может быть невиновна. — Она не примчалась, — сказала Эйвор. — Она позвонила. И с кем-то прислала эти вещи. Прислала их Бобби, а он принес нам. — Но вы с Туром показывали полиции билет и дневник? Эйвор беспокойно поерзала на стуле. — Конечно, показывали. Но они не заинтересовались. Зато заинтересовался я. Бобби не ошибся. В деле Сары действительно хватало разрозненных нитей, которыми не мешало бы заняться. Только вот полиция явно на них наплевала. В дневнике упоминались кое-какие вещи, почему-то оставленные ими без внимания. — Последний вопрос. — Я достал из кармана «памятную» записочку, найденную вчера вечером. — Почему вы собирались звонить хьюстонскому шерифу насчет бойфренда Дженни? Эйвор потянулась за листком, сосредоточенно всмотрелась в него — так археологи всматриваются в древние черепки, которые могут оказаться остатками чего-то интересного, что существовало в незапамятные времена. Для Эйвор проблема заключалась в том, что перед ней были не допотопные черепки, а листок бумаги с ее собственными заметками. — Н-да-а-а, — нерешительно протянула она. — Почему мы собирались звонить Эстебану насчет ее бойфренда? — Эстебану? — Эстебану Стиллеру, хьюстонскому шерифу. Очень симпатичный человек, всегда отвечал на все наши вопросы. Очаровашка этот Эстебан, подумал я. — Что же он сказал о бойфренде Дженни? Эйвор не сводила глаз с листка и наконец воскликнула: — Вспомнила! Понимаете, в одной американской газете Туру попалась заметка о том, что бывший бойфренд Дженни некоторое время сидел в СИЗО за хьюстонское убийство, но за недостатком улик был отпущен. Тур хотел проверить, почему бывшего бойфренда изначально арестовали. — И что ответил Эстебан? — Что изначально они, увы, ошиблись. Но что именно ему предъявляли, он не сказал. — Вы говорите «бывший бойфренд», хотя в записке стоит просто «бойфренд». Значит, это не тот парень, за которого Дженни вышла? Эйвор фыркнула: — Думаю, не тот. Мисс Дженни — порядочная дама. Такая за негра не пойдет. Негр. В мире не так много слов, которые я не выношу, и одно из них — «негр». Она что, не заметила, что говорит с чернокожим? — Значит, парень, которого первоначально посадили в СИЗО за это убийство, был афроамериканцем? — Я подчеркнул последнее слово. Эйвор захлопала глазами. — Афро? Нет, если не ошибаюсь, он был из Китая. Вы же знаете, от них всего можно ожидать. Но, по-моему, он не убийца. И оказывается, не негр. Негрокитаец, это что-то новенькое. Дуреха необразованная. Я резко встал, поблагодарил ее за то, что позволила мне зайти. — Когда я получу свою коробку? — с тревогой спросила она. Я уже на пороге обернулся: — Когда я закончу свое расследование.