– А вот грубить не надо. – Улыбка доктора Монтгомери на мгновение гаснет. Удивленный Джастин сосредотачивается на телевизоре, висящем на стене в углу комнаты. В эфире новости «Скай ньюс», и, хотя звук выключен, телевизор приятно отвлекает внимание от мрачных шуток доктора Монтгомери и сдерживает порыв Джастина выпрыгнуть из кресла и рвануть на первом же такси прямо в Банкетинг-хаус. Телеведущий находится рядом с Вестминстером, но, так как Джастин ничего не слышит, он не знает, с чем это связано. Он всматривается в лицо мужчины и пытается прочесть по губам, что он сообщает, пока доктор Монтгомери приближается к нему со шприцем. Вдруг глаза Джастина расширяются, зрачки растекаются по радужной оболочке, делая ее черной. Доктор Монтгомери улыбается, держа шприц перед лицом Джастина: – Не волнуйтесь, больной. Я знаю, как вы ненавидите иголки, но без обезболивающего не обойтись. Нужно поставить пломбу на другой зуб, пока не образовался еще один абсцесс. Больно не будет, просто немного странное ощущение. Джастин не отрывает глаз от телевизора и пытается встать. На этот раз ему наплевать на иглу. Он должен попытаться сообщить об этом как можно понятнее, но поскольку рот он закрыть не может, то начинает издавать глубокие горловые звуки. – Без паники! Потерпите одну минутку. Доктор Монтгомери снова наклоняется над Джастином, загораживая телевизор, и Джастин извивается в кресле, пытаясь увидеть экран. – Господи, Джастин, прекратите, пожалуйста. Иголка не убьет вас, а вот я могу, если не перестанете вертеться. – Дантист смеется своей шутке. – Тэд, мне кажется, не стоит продолжать, – говорит ассистентка Рита, и Джастин смотрит на нее с благодарностью. – У него что, какой-то приступ? – спрашивает ее доктор Монтгомери и, повышает голос, обращаясь к Джастину, как будто у того не только больные зубы, но и со слухом беда. – Я говорю, у вас приступ? Джастин закатывает глаза и издает еще некоторое количество странных звуков. – Телевизор? – переводит с бульканья на английский доктор Монтгомери. – Что вы имеете в виду? – оборачивается в угол и наконец-то вынимает свои пальцы изо рта Джастина. Теперь все трое смотрят на экран, врач с медсестрой пытаются понять, о чем сообщается в новостях, а Джастин всматривается в задний план, где Джойс с отцом на фоне Биг-Бена случайно попали в поле зрения телекамер. Очевидно, не подозревая о том, что их снимают, они, похоже, ведут разговор на весьма повышенных тонах, яростно жестикулируя. – Посмотрите на этих двух идиотов сзади, – смеется доктор Монтгомери. Неожиданно отец Джойс толкает к ней свой чемодан на колесиках и скрывается из картинки, оставив ее с двумя чемоданами в одиночестве раздраженно разводить руками. – Спасибо тебе большое, это очень по-взрослому! – кричу я вслед папе, который только что убежал, оставив мне свой чемодан. Он идет не в ту сторону. Опять. Он упрямится с тех пор, как мы вышли из Банкетинг-хауса, но отказывается это признать и не желает взять такси до отеля, так как собирается экономить каждый пенс. Я его еще вижу, так что сажусь на свой чемодан и жду, пока он поймет, что пошел не туда, и вернется. Уже вечер, и я хочу только одного – добраться до отеля и принять ванну. У меня звонит телефон. – Привет, Кейт. Она истерически смеется. – Что это с тобой? – улыбаюсь я. – Приятно слышать, что кто-то в хорошем настроении. – Ох, Джойс! – Она переводит дух, и я представляю, как она вытирает выступившие на глаза слезы. – Ты лучше всяких лекарств, ей-богу. – Что ты имеешь в виду? В трубке раздается детский смех. – Пожалуйста, сделай мне одолжение, подними правую руку. – Зачем? – Просто сделай это. Меня дети научили такой игре, – хихикает она. – Хорошо, – вздыхаю я и поднимаю руку. Слышно, как дети заходятся от хохота. – Скажи, чтобы она покачала правой ногой! – кричит Джейда в трубку. – Хорошо, – улыбаюсь я. Мое настроение стремительно улучшается. Я покачиваю правой ногой, слушая, как они смеются. Я расслышала даже, как муж Кейт завывает где-то в отдалении, отчего мне снова вдруг становится неловко. – Кейт, зачем тебе все это? От смеха Кейт не может ответить. – Скажи ей, чтобы она подпрыгнула на месте! – кричит Эрик. – Нет. – Я начинаю раздражаться. – Джейда попросила, она сделала! – И я улавливаю в его голосе приближающиеся слезы. Я соглашаюсь и подпрыгиваю на месте. Они снова хохочут. – У тебя там случайно, – хрипит Кейт сквозь смех, – нет кого-нибудь, кто мог бы сказать, который час? – О чем ты вообще? – Я хмурюсь и оглядываюсь по сторонам. Вижу за собой Биг-Бен, все еще не до конца понимая ее шутку, и тут замечаю вдалеке съемочную группу. Тут же опускаю руку и перестаю подпрыгивать. – Что, черт возьми, делает эта женщина? – Доктор Монтгомери подходит ближе к телевизору. – Танцует? – Ыы ее ии иии еее? – спрашивает Джастин, чувствуя онемение во рту. – Конечно, я ее вижу, – отвечает дантист. – Думаю, она танцует хоки-поки. Видите? Прыг-скок, с пятки на носок, – поет он. – Нет. Вы посмотрите: правая нога вперед-назад, вперед-назад. – Он начинает пританцовывать. Рита закатывает глаза. Джастин, испытывая облегчение оттого, что Джойс не плод его воображения, начинает нетерпеливо подпрыгивать в кресле. Быстрее! Я должен к ней поехать. Доктор Монтгомери смотрит на него с любопытством, толкает Джастина обратно в кресло и снова засовывает ему в рот инструменты. Джастин булькает и покряхтывает. – Не стоит пытаться мне ничего объяснять, Джастин, вы никуда не пойдете, пока я не поставлю пломбу. Вам придется полечиться антибиотиками, и, когда вы придете ко мне еще раз, я либо вскрою абсцесс, либо применю эндодонтологическое лечение. Зависит от моего настроения. – Испугав Джастина страшным словом, он хихикает как девочка. – И кем бы эта Джойс ни была, можете поблагодарить ее за то, что она избавила вас от боязни иголок. Вы даже не почувствовали укола. – Яя ааа ааа ооо. – Да вы, дружище, молодец. А я тоже раньше сдавал кровь. Повышает самооценку, правда? – Яя ооо ууу ааа ууу ааа оооо ааа ооо яяя ооо. Доктор Монтгомери запрокидывает голову и хохочет: – Не выйдет. Они никогда не скажут, кто получил вашу кровь. Кроме того, ее разделили на составляющие: тромбоциты, эритроциты и так далее. Джастин булькает снова. Дантист смеется в ответ: – Проголодались? На кексики потянуло? Какие маффины вы предпочитаете? – Ааоы. – Банановый. – Он задумывается. – А я шоколадные. Рита, воздух, пожалуйста. Ничего не понимающая Рита засовывает трубку Джастину в рот. Глава двадцать третья Мне удается остановить такси, и я указываю водителю на проворного старика, которого трудно не заметить: он раскачивается как пьяный моряк на тротуаре, и его кепка то появляется, то исчезает над головами спешащих людей. Как лосось, плывущий вверх по течению, папа раздвигает поток пешеходов, идущих в противоположном направлении. Он поступает так не ради самого действия, не для того чтобы выделиться, просто идет своей дорогой, не замечая, что он мешает, он тут лишний. Глядя на него, я вспоминаю историю, которую он рассказал мне, когда я была такой маленькой, что папа казался мне огромным, как соседский дуб, возвышавшийся над забором и усыпавший желудями наш газон. Рассказал в тот месяц, когда игры на улице прерывались днями, которые я проводила, глядя из окна на серый мир. Завывающий ветер раскачивал ветки огромного дуба из стороны в сторону, они со свистом рассекали воздух – слева направо – совсем как мой папа или как кегля, шатающаяся в конце дорожки в боулинге. Но ни одна ветка не сломалась от сильных порывов ветра, только желуди соскакивали с веток, как напуганные парашютисты, которых неожиданно вытолкнули из кабины. Когда мой папа был таким же крепким, как дуб, и когда меня дразнили в школе за то, что я сосала большой палец, он вспомнил ирландский миф: обычный лосось съел лесные орехи, упавшие в фонтан мудрости, и приобрел все знание мира, превратившись в Лосося мудрости. Тот, кто первым отведал мяса этого лосося, тоже получил бы это знание. Поэт-друид Финегас потратил семь долгих лет, пытаясь его выловить, а когда наконец поймал, поручил своему юному ученику Финну приготовить ему рыбу. На руку Финну брызнул горячий жир готовящегося лосося, он засунул в рот обожженный большой палец, чтобы облегчить боль, и тут же приобрел необыкновенные знания и мудрость. Остаток своей жизни, когда он не знал, что делать, ему нужно было всего лишь пососать большой палец, и необходимое знание приходило к нему. Он рассказал мне эту историю давным-давно, когда меня дразнили за вредную привычку, а папа был большим, как дуб. Когда была жива мама. Мы все были вместе, и я подумать не могла, что наступит такое время, когда мы перестанем быть вместе. Когда мы болтали в саду под плакучей ивой, где я часто пряталась и где папа всегда находил меня. Когда не было ничего невозможного и мы, все трое, навсегда были данностью. Теперь я улыбаюсь, наблюдая за тем, как мой Лосось мудрости плывет вверх по течению, уклоняясь от идущих ему навстречу пешеходов. Папа поднимает голову, видит меня, поднимает вверх два пальца, обозначающие победу, и продолжает идти дальше. – Папа! – кричу я в открытое окно. – Садись в машину. Он не обращает на меня внимания и подносит сигарету ко рту, так сильно затягиваясь, что у него вваливаются щеки.