– Ты могла бы сказать, что в своих снах ты глазами отца видишь, как эта девочка растет? Кожа у меня покрывается мурашками. – Боже мой, – шепчу я. – Американец? – Я расцениваю твой ответ как положительный, – говорит Фрэнки. – Итак, мы что-то нащупываем. Не знаю, что именно, но что-то очень странное. Давай дальше. Что еще ты видишь во сне? – Даже и не скажу, картинки проносятся так быстро. – Постарайся вспомнить. – Разбрызгиватели в саду. Пухлый маленький мальчик. Женщина с длинными рыжими волосами. Я слышу колокола. Вижу старые здания, витрины магазинов. Церковь. Пляж. Я на похоронах. Потом в колледже. Потом с женщиной и маленькой девочкой. Иногда женщина улыбается и держит меня за руку, иногда она кричит и хлопает дверьми. – Хм… это, должно быть, твоя жена. Я опускаю голову на руки: – Фрэнки, это так нелепо звучит! – Какая разница? Жизнь вообще штука нелепая. – А другие картинки совсем уж абстрактные. Я не могу понять, что они значат. – Вот что ты должна сделать: каждый раз, когда тебе привидится что-то или ты обнаружишь у себя неожиданное знание о том, чего не знала раньше, запиши это и расскажи мне. Я помогу тебе разобраться. – Спасибо. – Ты мне только что рассказывала про Банкетинг-хаус. А о чем еще ты вот так вдруг стала знать? – Э-э… В основном об архитектуре. – Я смотрю вокруг, а потом вверх, на потолок. – И о живописи. И еще латынь. Недавно я заговорила на латыни с Конором. – О боже! – Ага. Думаю, он считает, что меня пора сдать в психушку. – Ну, мы не дадим ему этого сделать. Пока что. Итак, архитектура, искусство, языки. Ничего себе, Джойс, как будто ты прошла ускоренный университетский курс и получила образование, которого у тебя не было. Где та эстетически безграмотная девушка, которую я когда-то знала и любила? Я улыбаюсь: – Она все еще здесь. – Так, еще одна вещь. Мой босс вызывает меня к себе сегодня днем. О чем пойдет речь? – Фрэнки, я не ясновидящая! Дверь на галерею открывается, и в нее врывается взволнованная девушка с гарнитурой на голове. Она подходит к каждой женщине на своем пути и что-то спрашивает. Наконец добирается до меня. – Джойс Конвей? – запыхавшись, выпаливает она. – Да, – отвечаю я и чувствую, как замирает и падает в груди сердце. Пожалуйста, только бы с папой все было хорошо. Господи, пожалуйста! – Вашего отца зовут Генри? – Да. – Он хочет, чтобы вы присоединились к нему в артистической уборной. – В какой уборной?! – В артистической. Через несколько минут он будет в прямом эфире – с Майклом Эспелом и со своим предметом, и он хочет, чтобы вы присоединились к нему, потому что, по его словам, вы о нем больше знаете. Пожалуйста, пойдемте быстрее, потому что осталось очень мало времени, а вас еще нужно накрасить. – В прямом эфире с Майклом Эспелом… – Я потрясенно замолкаю. В руке я все еще держу телефон. – Фрэнки, – растерянно говорю я, – быстро включай Би-би-си. Скоро ты увидишь, как я влипаю в крупные неприятности. Глава двадцать первая Переходя с шага на рысцу, я поспешаю за девушкой с гарнитурой. Нервничая и задыхаясь, влетаю в артистическую уборную и обнаруживаю там папу, сидящего в кресле гримера лицом к освещенному лампочками зеркалу, за воротник заправлена салфетка, в руке чашка с блюдцем. Его смахивающий на луковицу нос припудривают для крупного плана. – А вот и ты, дорогая, – торжественно произносит он. – Эй, ребята, это моя дочь, и она расскажет нам все о моем чудесном предмете, который привлек внимание Майкла Эспела. – Папа ухмыляется и делает глоток чая. – Если хочешь есть, вон там пирожные. Вредный старикашка. Я обвожу взглядом окружающие нас заинтересованные лица и заставляю себя улыбнуться. Джастин с опухшей пульсирующей щекой стесненно ерзает в кресле в приемной дантиста, зажатый между двумя пожилыми дамочками, ведущими оживленный разговор о своей приятельнице, некой Ребекке, которой просто необходимо уйти от мужчины по имени Тимоти, однако сделать это ей препятствует Грэхем. Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь! Стоящий в углу телевизор, памятник технической мысли далеких семидесятых, на котором лежит кружевная салфетка и в вазе пылятся искусственные цветы, квакающим голосом сообщает, что сейчас начнется шоу «Антиквариат под носом». Джастин стонет: – Никто не против, если я переключу канал? – Я его смотрю, – угрюмо сообщает маленький мальчик, которому не больше семи лет. – Чудесно, – с ненавистью улыбается ему Джастин, а затем переводит взгляд на его мать в поисках поддержки. Женщина только пожимает плечами: – Он смотрит это шоу. От боли и раздражения Джастин забывает о терпимости и хороших манерах. – Простите, – перебивает он женщин, сидящих справа и слева от него. – Может быть, одна из вас хочет поменяться со мной местами, чтобы вы могли продолжить этот разговор в более приватной обстановке? – Да не переживай, дорогой, тут нет ничего приватного, поверь мне. Можешь подслушивать сколько душе угодно. Запах ее дыхания тихо подкрадывается к его ноздрям, щекочет их, словно метелочка из перьев для смахивания пыли, и уплывает, злобно хихикая. – Я не подслушивал. Ваши губы были практически в моем ухе, и я не уверен, что Тимоти, Грэхему или Ребекке это бы понравилось. – Он отворачивается от женщины, оберегая обоняние от следующего набега. – Ох, Этель, – смеется одна из них. – Он думает, что мы говорим о реальных людях! Как глупо! Вот что значит никогда не смотреть сериалы! Джастин обреченно поворачивается к телевизору, к которому приклеены взгляды остальных шести присутствующих. – …И мы рады приветствовать вас на первом специальном выпуске «Антиквариата под носом», идущем в прямом эфире… Джастин тяжко вздыхает. Маленький мальчик, прищурившись, смотрит на него и увеличивает громкость с помощью пульта, крепко зажатого в его кулачке. – …прямо из Банкетинг-хауса в Лондоне. О, я был там. Чудесный образец коринфского и ионического ордеров, скомпонованных в единый гармоничный ансамбль. – С половины десятого утра через двери дворца, закрывшиеся всего несколько минут назад, прошло более двух тысяч человек. Лучшие из принесенных предметов мы покажем вам, дорогие телезрители. Наши первые гости приехали из… Этель перегибается через Джастина, облокачиваясь на его бедро: – В общем, Маргарет… Ему приходится пялиться в экран, чтобы не поддаться искушению схватить головы подружек и хорошенько стукнуть одну о другую. – Так что у нас здесь? – спрашивает Майкл Эспел. – По-моему, это выглядит как дизайнерская корзина для мусора, – говорит он, пока камера берет крупный план стоящего на столе предмета. Сердце Джастина на мгновение замирает и начинает колотиться с неистовой скоростью. – Мистер, вы хотите, чтобы я сейчас переключил на что-нибудь еще? – Мальчик на огромной скорости переключает каналы. – Нет! – кричит Джастин, прерывая разговор Маргарет и Этель и театрально вытягивая перед собой руку в тщетной попытке удержать на экране шоу Майкла Эспела. Он падает на колени на ковер перед телевизором. Маргарет и Этель подпрыгивают и замолкают. – Верни назад, верни, верни назад! – кричит он мальчику.