- Самуилом Шейманом из Амстердама? – уточнил Лейба Мусаифф. - Да, самим Самуилом Шейманом из Амстердама, - подтвердила потенциальная покупательница. - Ах-х…! - воскликнул тогда старик Соломон. Он поднял палец к потолку и затряс им. – Да будет вам известно, достопочтенная госпожа, что Самуил Шейман – это амстердамский шлимазл, который просто копирует наш стиль, и для этого он даже переманил к себе одного из самых худших наших мастеров, всучив этому дураку свою кривобокую дочку. Но всё равно он и близко не приблизится к точности наших граней. Всё это была просто болтовня, и леди Кавендиш лишь улыбнулась и снова направила лупу на рубин. А старик ещё что-то бурчал и бурчал про Самуила Шеймана и про весь Амстердам, вместе взятый, но она его уже не слушала. Рубин. Да, он был действительно хорош. Без всяких сомнений, это был отличный камень. Редкостный бирманский рубин, которых на всей планете, если судить по цвету и чистоте, не более двух десятков, ну а если считать ещё и по величине… Он мог быть лучшим камнем в Лондоне. И, разумеется, во всём мире. Этот старый дурак всё ещё что-то бубнил про то, кто лучше всех ограняет камни, но герцогиня, не утруждая себя излишней учтивостью, перебила его, обращаясь к Лейбе Мусаиффу: - Так сколько вы хотите за этот камень? Для всех собравшихся в кабинете герцогини это был главный вопрос, после которого Соломон Мусаифф наконец заткнулся, и его родственник собрался говорить, он даже встал со своего дивана. - Госпожа герцогиня, мы всё учли и назначили цену, которая будет не обременительна для вашего состояния. - Вот как? – «Какая прелесть… Эти мерзавцы уже оценили моё состояние?». - И какова ваша цена? Лейба Мусаифф посмотрел сначала на одного своего спутника, потом на другого, как будто искал у них поддержку, а потом наконец произнёс: - Думаю, что пятьдесят две тысячи будут справедливой ценой за этот великолепный камень. - Что, простите? – герцогиня отложила лупу и сам камень. И посмотрела на продавца исподлобья. – Сколько? - Пятьдесят две тысячи, – повторил Мусаифф – и на этот раз вполне себе твёрдо, он уже не сомневался и не искал поддержки у своих спутников. - Фунтов? – на всякий случай уточнила леди Кавендиш, не отрывая глаз от главы торгового дома. - Разумеется, фунтов, - заверил её продавец, - мы всем иным деньгам предпочитаем вашу валюту, госпожа. Это была неслыханная цена. Неслыханная! Если у этих жуликов и вправду до неё был покупатель на рубин, немудрено, что он отказался от подобного счастья. Глава 41 Ах, как приятна ей была мысль о простом решении этого вопроса. Так приятна, что хозяйка едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Леди Кавендиш представила, как встанет из-за стола и легко, почти не пользуясь тростью, пройдёт несколько шагов к потайной бронированной дверце, закрывающей секретную спасательную нишу. И прежде, чем закрыть её за собой, скажет громко: - Страж! Воры! Убить всех! Она представила, как оживёт автомат, безмолвно замерший в углу кабинета, как замигают его глаза-лампочки, как выкатится он из своего угла. И какими будут физиономии у этих жуликов, когда двери кабинета будут заблокированы, а автомат металлическим голосом потребует у всех присутствующих лечь на пол. «Или вы будете уничтожены». А когда все лягут и будут лежать неподвижно, автомат при помощи специальных устрашающих орудий в «руках», чтобы не тратить патроны, выполнит последнюю часть приказа: «Убить всех». И тогда камень можно будет забрать себе. Просто забрать себе, не выплачивая этих баснословных, абсолютно невежливых сумм, что требовали эти негодяи. Леди Кавендиш покосилась на автомат, потом на своих гостей. Потом на камень. Эта мысль с автоматом ей очень нравилась. Ведь всегда можно будет сказать, что автомат сломался. Заработал сам, без приказа. И кто её упрекнёт в этом случае? Политические оппоненты в Лондоне? Крикливая кучка проходимцев, непонятно как проникшая в палату лордов? Ну, это она как-нибудь переживёт, переживала уже и не такое. На неё обидятся некоторые банкиры? Ну, это только до первых выгодных сделок, что она сможет им обеспечить. В общем, она могла таким образом забрать себе рубин, но… не могла. Во-первых, это вызвало бы неминуемый дипломатический скандал, который принудил бы её покинуть Гамбург, а заодно и пост, который она тут занимала. А здесь у неё ещё были незаконченные дела. А во-вторых… Она не хотела пачкать обивку на мебели и ковры, так как и то, и другое ей очень нравилось. И посему герцогиня, всё взвесив, произнесла: - Боюсь, что этот камень слишком хорош для моей коллекции. Тогда гости встали, двое из них начали говорить, причём говорили одновременно. Они стали нахваливать свой товар и убеждать её, что она не должна медлить, так как на этот камень собралась целая очередь покупателей. На что она урезонила их одной фразой: - Если из вашей очереди покупателей никто этот прекрасный камень не купит, приносите его ко мне ещё раз, я подумаю. Заодно подумайте и вы. Кажется, эти мошенники были разочарованы или даже возмущены её отказом, они прощались с нею не очень вежливо. Низко поклонился только самый молодой. Болваны, они не знали, что им повезло, так как они выбрались из её кабинета на своих ногах. Жулики! Пятьдесят две тысячи фунтов! Леди Джорджиана почему-то вспомнила свою молодость, когда она, родив сына, решила уехать с острова на континент, чтобы немного развеяться, и там при дворе последнего из Людовиков за одну ночь проиграла в карты сумму, сопоставимую с той, что у неё сейчас просили проходимцы Мусаиффы за свой камень. Тогда долг за неё выплатил нелюбимый ею её супруг герцог Девоншир. Но его давно не было на этом свете, и никто таких сумм за неё платить не мог. И ей давно уже самой приходилось оплачивать долги своих молодых мужей. Так что эти проходимцы, задумавшие получить с неё пятьдесят две тысячи фунтов – стоимость небольшого поместья где-нибудь в Йоркшире, – сильно просчитались. Но и она была, признаться, разочарована. В принципе, герцогиня уже видела рубин в своей коллекции, и тут такое… Впрочем, леди Джорджиана не отчаялась, она была уверена, что покупателей на этот камень у Мусаиффов нет, и они ещё принесут ей его. *** Коленхузен. Весь берег тут застроен угольными складами, именно сюда с юга приходят эшелоны с углём, новым топливом для новых кораблей. Здесь постоянная толчея: сотни паровых лодок и пароходов в день приходят сюда, к погрузочным терминалам, чтобы набить угольные бункеры топливом. Здесь цены ниже, чем на всех остальных угольных складах в Гамбурге. Здесь уголь отдают оптом. Именно сюда привёл свой баркас брат Аполлинарий. Протиснулся к одному из переполненных пирсов и пришвартовался. Лишь после этого, наспех смыв с себя угольную копоть и угольную пыль, вылез из лодки. Одеваться в своё обычное платье он не стал, накинул на себя лишь грязную рабочую куртку, надел матросскую шляпу с вислыми полями. Вот только обуви у него соответствующей костюму не было, пришлось обуваться в свои дорогие штиблеты, которые, конечно, бросались в глаза. Ну, не босиком же было идти. Квашнин добрался до ближайшего телеграфа и дал телеграмму. После нашёл, наверное, самую грязную в Гамбурге пивную, где за столами собирались самые грязные в Гамбурге посетители, и заказал себе плохого, но зато дешёвого пива в грязной кружке. Не пришлось ему просидеть и полутора часов, как туда заглянул и казак Тютин. Он огляделся и не сразу признал инженера в его новой одежде. - О! Ты здесь? – Тютин встал возле стола и осмотрелся. - Место надёжное? – потом поморщился. - Ну и грязь тут. - Зато есть второй выход, - сообщил ему Квашнин. – Сядь, не маячь. - Сейчас, помогу Тимофею поставить экипаж, и придём. Он ушёл, а через пятнадцать минут вернулся уже с братом Тимофеем. Уселись к Квашнину за стол, хотя на фоне всей остальной публики выглядели в своих приличных костюмах несколько вызывающе. - Баркас? – сразу спросил брат Тимофей, едва сделав заказ официантке. - Здесь, у двести третьего пирса, – ответил инженер. - Всё в порядке? – спросил Елецкий, уже по тону товарища понимая, что что-то произошло. - Тейлор появился на пирсе, когда я разводил пары. Казак и резидент не произнесли ни одного вопроса, услышав эти слова, они просто молча ждали, когда инженер продолжит свой рассказ. - Появился со своей группой, громила и два кривоногих. И сразу ко мне. Мол, попался, господин Вайс. - Как ты ушёл? – только теперь начал спрашивать Елецкий. - Я был в портах и грязный от угля, сказал, что я просто грузчик. А Вайс пошёл в контору напротив. - Неужели поверил? – спросил и казак. - Не такие уж они и умные, - заметил Квашнин. – Увидали, что от конторы какой-то тип отъезжает, кинулись ловить. - Но тебя он видел? – уточнил брат Тимофей. - Так же, как я тебя сейчас. - Вот сволочь какая! – восхитился противником Тютин. – Как он тебя вычислил-то? На этот вопрос брат Аполлинарий ему не ответил, и брат Тимофей ему не ответил, сидели оба, молчали, и тогда казак сам за них сказал: - М-м… На девочку грешите? Товарищи посмотрели на него как-то осуждающе: чего ты начал-то? А потом инженер и говорит: - Может, это и не Зоя. Тейлор обратился ко мне как к Вайсу, а не как к Квашнину, хотя она знала мою настоящую фамилию. Если бы Зоя работала под их контролем, он сразу обратился бы ко мне по моей настоящей фамилии, для психического эффекта. - Это ровным счётом ничего не значит, - строго произнёс резидент и потряс последними своими кудряшками. – Ровным счётом ничего. Разносчица принесла им пива, но Тютин лишь заглянул в кружку и отставил её, а Елецкий даже и не притронулся к посуде. Он рассеянно чесал себе бровь, о чём-то думая, а потом решился: - Акцию проводим сегодня ночью. - Сегодня? – казак взглянул на резидента. - Тянуть больше нельзя, эти твари крепко в нас вцепились, – объяснил брат Тимофей. - Да, идут по следу, - согласился Квашнин. - У тебя автомат готов? – спросил у него Елецкий. Спросил, наверное, уже в десятый раз. - Ну, как бы, - в десятый раз всё так же обтекаемо отвечал инженер. - Мне бы ещё поработать. Хоть денёк. Перфокарту он читает правильно, но вот магнитное реле я ещё не отрегулировал до конца… Вроде должно повести само, как почувствует большой объём железа. Впрочем, и на перфокарте лодка должна доплыть. Реле – оно как запасной вариант… Но если подождём денёк… - Всё, нет у нас лишнего денька. Работаем сегодня ночью, – настоял резидент. – Будет луна, не будет, отправим лодку к линкору и тут же уйдём. Теперь здесь оставаться очень опасно. - Ну, как скажешь, - нехотя согласился инженер. – Вот только… - Что? - Положим в лодку не пять тонн, а четыре. - Почему? – поинтересовался брат Тимофей. - Волна немного, но захлёстывала на испытаниях, не будем рисковать, а пять тонн или четыре – для английского корыта это не так уж и важно, главное, чтобы баркас до него добрался.