Она подняла глаза на старика, сидящего перед нею; тот молчал и явно был напуган, он больше не причитал про свои года. Девушка сразу поднялась и без излишних церемоний распахнула его слишком тёплый для лета сюртук. - А-а-а…, - неожиданно громко для старика закричал тот, но почему-то не сопротивлялся. Но она не обратила на это внимания и уже вовсю обшаривала его внутренние карманы; и сразу поняла, что она на верном пути! Молодой, тот, который стрелял в неё, снова вскочил и захотел схватить девушку, но и в этот раз получил локтем в лицо и снова с глухим стоном упал на диван. Тут даже раненый не сдержался и с криком: «Ах ты гулящая, я не позволю, я тебе…», кинулся на неё сзади и схватил её липкой от крови ладонью за подбородок и лицо, даже немного стащив при этом с неё маску, но и его она быстро успокоила ударом локтя в грудь, а после откинула обратно на диван ногой. После этого уже спокойно и почти без сопротивления достала у подвывающего старика из внутреннего кармана сюртука небольшой красивый футляр и сразу раскрыла его. Да, вот это был тот самый камень. Здесь, в полумраке салона, он казался почти чёрным, но это несомненно был он. - Не смейте этого… Я работал над ним полтора года, - причитал раненый. – Бог вас накажет, у вас не будет мужа. Вас ждёт тюрьма… Но дева его не слушала, она уже выпрыгивала из экипажа и усмехалась про себя: «Ну, может, и не будет мужа! Тут, наверное, угадал жулик, вот только с тюрьмой бы ему лучше ошибиться!». Глава 38 А Генрих, как следует избив охранника и удерживая его на мостовой, тем самым спровоцировал интерес прохожих, которые, конечно, встали на сторону несчастного. - Молодой человек, прекратите это! – требовали люди. - Дорожный конфликт – не повод для такой дикости! - Ах, как это некультурно! - Отпустите человека. Полиция! Позовите кто-нибудь полицию! – требовали дамы, видя, как молодой человек в маске сидит на каком-то бедолаге и ещё время от времени его бьёт. - За полицией уже побежали! – отвечали им. Зоя и на это не обратила внимания; она, пробегая; хлопнула своего мужчину по плечу: - Всё, уходим! И Генрих сразу оставил охранника, вскочил вслед за Зоей в электромобиль и включил питание. - Вы видели, их тут двое! – кричали удивлённые зеваки. - Одна из них женщина! – вторили другие, легко угадав женские формы под чёрным трико. – Она с револьвером. - Конечно же, она с револьвером, - орал на всю улицу вылезший из экипажа раненый ювелир. Он придерживал рану рукой, но силы в нем ещё были. – Она нас ограбила! Полиция! Полиция! – он тут же обернулся к поднимающемуся с земли охраннику. – Адам, чёртов вы болван! Скорее за ними! Садитесь, садитесь за штурвал! - он и сам лез на место рядом с водителем, а не в салон. – Скорее, Адам, скорее, они уезжают! - и тут же привстал и заорал на всю улицу. – Полиция! Полици-ия-я-я! А электромобиль грабителей уже сорвался с места и понёсся по улице прочь, Зоя обернулась и только теперь, спрятав револьвер в кобуру, открыла футляр: да, сомнений быть не могло, это был тот самый рубин, о котором говорил Джеймс. Она закрыла футляр и кинула его в рюкзак. А вот большую шкатулку в рюкзак спрятать было невозможно, она выгребла из неё все камни и россыпью отправила их за рубином, а шкатулку выкинула на дорогу. После девушка, всё ещё часто дыша от волнения, откинулась на спинку дивана – и вдруг услышала натужный и протяжный рёв парового гудка. Зоя тут же выглянула из коляски и увидела, как огромный паровой экипаж ювелиров, виляя из стороны в сторону, летит за ними по улице, и при этом бешено ревёт своим гудком, чтобы привлечь внимание полицейских, если такие встретятся. И девушке показалось, что экипаж ювелиров едет быстрее, чем их электромобиль. - Генрих! – крикнула Зоя. Она хотела сообщить ему, что их преследуют. - Я знаю! – немного резко ответил он ей, не поворачивая головы. И добавил, чуть обернувшись: – Нам нужно было брать быстроходную коляску. «Ну, что теперь об этом говорить!». Она снова выглянула из-под верха и убедилась, что паровой экипаж не отстаёт и два человека на переднем его сидении, и побитый охранник, и раненый ювелир, с перекошенными от напряжения лицами, не намерены отступать. «Им нужно нас задержать до прихода полиции». Но почему-то девушка была уверена, что Генрих что-нибудь придумает. Он весьма уверенно вёл свой электромобиль и гнал его на юг, к той части города, где много проток и каналов, где мостики многочисленны и узки, а половина улиц имеет одностороннее движения или вовсе не пригодна к проезду. Судя по всему, её мужчина знал, что делал. Наверное, девушка в этой ситуации поступила бы так же. Ну, умей она, конечно, водить самодвижущиеся коляски. «Кстати! Нужно обязательно обучиться! Как я раньше не подумала!». А он, снова обернувшись на неё, вдруг прокричал: - Что с твоим цилиндром? «Цилиндром? - она не сразу поняла, что он имеет в виду. – Он, что, не нашёл другого времени для этого вопроса?». - Ты в порядке? – продолжал Генрих, снова оборачиваясь. - Я в порядке, Генрих, смотри на дорогу…, - кричала ему девушка, до которой только теперь дошло, что он увидел пулевое отверстие в её стильной шляпке. И он поступил, как она просила, и погнал электромобиль, вдавив педаль в пол. Девушка глядела на его спину, и ей казалось, что Генрих знает куда ехать. Она снова выглянула из-под верха коляски; паровой экипаж был уже в двадцати метрах от их электромобиля, и ревел, и ревел, и ревел своим гудком так, что на улице просто не могло быть человека, который не повернул бы головы в его сторону, не обратил внимания на бешено мчавшиеся по мостовой самодвижущиеся экипажи. У девушки не было сомнений в том, что он догонит и будет таранить их, чтобы остановить. Зоя подумал, что, возможно она станет участницей тех самых дорожных происшествий, о которых так часто стали писать газеты. «Главное, если что-то случится, не получить травму ноги!». Тогда им будет не уйти. Зоя на всякий случай упёрлась ногой в спинку водительского кресла перед собой. Впрочем, она почему-то была почти уверена, что с нею всё будет нормально, но вот он, её мужчина, не был так подготовлен физически, как она, и это было поводом для волнения. Она вдруг поняла, что нужно что-то делать… Что-то? Тут помогло бы только одно средство... Зоя снова выглянула наружу, сама при этом левой рукой крепко взялась за подъёмную крышу коляски, а правой потащила из кобуры свой американский револьвер. Девушка уже не выглядывала, она висела на подножке летевшего по улице электромобиля и думала, куда ей стрелять, чтобы остановить этого парового монстра, преследовавшего их с такой настойчивостью и с таким шумом. Стрелять в водителя ей очень не хотелось… И тут Генрих громко крикнул, не оборачиваясь к ней: - Гертруда, держись! И сразу стал притормаживать, словно собирался подставить своё маленькое и хрупкое средство передвижения под чёрный и огромный паровой экипаж ювелиров. Зоя едва успела бросить револьвер в кобуру и двумя руками вцепиться в экипаж; она видела, как паровая махина буквально налетает на них, но в последнюю секунду Генрих снова крикнул: - Держись! И крутанул колесо управления так резко, что электромобиль немного оторвал левые колёса от мостовой, а Зою кинуло на стенку дивана, так что она едва не вылетела из коляски. Но этот резкий манёвр позволил им свернуть на маленькую улочку. Их экипаж буквально полетел меж домов с витринами и близких тротуаров, на которых стояли прилавки со всякой всячиной. И девушка, оглянувшись назад, вдруг испытала… нет, не облегчение, она испытала гордость за своего Генриха. Ведь этот манёвр, да и вся задумка, были исполнены безукоризненно, большой и страшный правой агрегат, с рёвом и гудками, пролетел дальше по большой улице, наверно, даже и не понял, куда делся электромобиль грабителей. Так что ей было чем гордиться. Этот Ройке и вправду был неплох. Вот только гордиться ей прижглось недолго. В тот день удача словно издевалась над ними, то улыбаясь во весь свой белозубый рот, то через мгновение корча им отвратительную гримасу. И гримаса Фортуны на этот раз выглядела как пятнадцатилетний парень, который толкал перед собой тачку-прилавок с овощами. И паренёк этот, словно специально, выкатил свою тачку на мостовую в то время и в том месте, где Генрих просто не мог с нею разминуться. Нет, всё-таки он смог. Ройке вывернул руль, чтобы не сбить паренька, но проезжей части ему не хватило, и правым передним колесом он влетел на поребрик… Удар… Зоя снова подлетает на диване и снова едва не вываливается из салона… Электромобиль с омерзительным скрежетом проползает ещё пару метров по мостовой и замирает. Генрих бьётся о руль грудью, но, морщась, первым делом сначала оборачивается на Зою: ты в порядке? И, убедившись, что с нею всё нормально, выскакивает на мостовую и смотрит, что там произошло… А потом в отчаянии стягивает с головы фуражку и говорит, едва сдерживая отчаяние, всего одно слово: - Ступица! Зоя сразу выскочила вслед за ним. Конечно, пока им тут ничего не угрожало… Пока… Ведь вокруг них стал собираться народ, и его можно было понять: мало того, что произошло дорожное происшествие, такое случалось, а вот увидеть таких странных людей в масках, при том что одна их них была одетая в трико девушка... Тут явно происходило что-то непонятное и интересное, на что любопытному горожанину непременно надо посмотреть, вот зеваки и стали стекаться отовсюду. Девушка подлетела к Генриху и увидала, что переднее правое колесо электромобиля просто подломлено и ушло под днище экипажа. - Что? – спросила девушка у Ройке, хотя и сама всё понимала. - Это конец, - почти простонал молодой человек. И девушка сразу приняла единственно правильное решение: - Бежим. И так как её слова не дошли до Ройке сразу, схватила его за руку и потянула за собой. - Ну, давай же… Давай… Только после этого он наконец стронулся с места. И они побежали. Девушка бежала впереди, бежала довольно быстро, хотя и не так, как могла бы; ещё она всё время оборачивалась – не отстал ли от неё её мужчина? Но тот, хоть и не был так тренирован, как Зоя, но был строен и достаточно высок, чтобы иметь длинный и лёгкий шаг. В общем, Ройке держался. Мало того, он, кажется, пришёл в себя, и когда на одном участке пути он ей крикнул: «Направо! В проулок!», Зоя послушалась и свернула на очень узкую улочку, на которой ещё никогда не бывала. Это был проход между домами, здесь имелись лишь двери чёрных выходов и совсем не было людей. - Нам надо переодеться, - произнёс молодой человек, когда убедился, что тут никого нет. Да, это была правильная идея. Зоя остановилась, скинула с плеч рюкзак и стала доставать оттуда платье и шляпку, а Генрих стянул с себя чёрный свитер и остался в полосатой сине-зелёной регбийке; они оба сняли маски и спрятали всё снятое в рюкзак. Не прошло и минуты, как из узкого проулка вошли во двор многоэтажного дома два молодых и непримечательных человека. То были высокий худощавый мужчина в спортивной одежде и высокая девушка в простом платье и скромной, мягко говоря, шляпке с вуалью. У молодого человека при себе был рюкзак. Шли они достаточно быстро и весьма скоро покинули двор и вышли на улицу, на которой через пару сотен шагов поймали извозчика и попросили его отвезти их на север, на вокзал. Глава 39 И почти в тоже время, как эти два молодых человека уселись на диваны конной повозки, к шумному перрону подходил поезд «Варшава-Берлин-Гамбург», именно этого поезда в тени красивого навеса и дожидался брат Тимофей. Стоял, поигрывая свёрнутой в трубочку газеткой. Он был невозмутим, зная, что человек, которого он ждёт, покинет свой вагон одним из последних. Приехавший человек обязательно будет ждать свободного носильщика и никуда не будет торопиться. Поэтому Елецкий тоже никуда не спешил и собирался дождаться его под здесь, под часами. Так всё и вышло; когда первые пассажиры поезда схлынули с перрона, когда пошла вторая волна из тех, кто ехал в «мягких» вагонах и мог позволить себе носильщика, вот только тогда брат Тимофей не спеша двинулся по перрону навстречу иссякающему потоку. И вскоре увидел того, кто ему был нужен. То был человек лет сорока пяти, чуть выше среднего и худой, немного сутулый и относящийся к своему костюму так же небрежно, как это делал и сам Елецкий. Он шёл впереди тележки носильщика с совсем не старой дамой и о чём-то с нею разговаривал. Признаться, появления дамы брат Тимофей не ожидал. Он даже остановился, когда понял, что дама приехала вместе с гостем, но гость уже увидал Елецкого и заулыбался, протянул навстречу опричнику руки так, как протягивают доброму знакомому, которого хотят обнять. - Пан Тимотеуш… - Самуэль, дорогой… И они обнялись, причём брат Тимофей тихо спросил у приехавшего: - А кто это с тобой? – он, конечно же, имел в виду яркую даму, что стояла теперь чуть в стороне, глядела на них и улыбалась. Он понимал, что для Пеньковского эта женщина слишком молода, но на всякий случай всё-таки спросил: – Жена? - Жена? – удивился Самуил Пеньковский, чуть отстраняясь от него. – У моей жены, что, дел, что ли, нет – таскаться в поездах по заграницам; слава Богу у неё есть дела дома, - он подозвал молодую женщину жестом к себе, - пан Тимотеуш, познакомься, это пани Зося, моя ассистентка. - Ах, ассистентка! Очень приятно, - теперь всё встало на свои места. Брат Тимофей улыбнулся и поцеловал красотке ручку. Но тут же повернулся к Пеньковскому. – Но ты же не предупредил меня, и я заказал для тебя одноместный номер. - Одноместный нам никак не подходит, - помотал головой Пеньковский, - у пани есть свои потребности, Тимотеуш, понимаешь… Ванна, зеркало, хороший стол, всякое такое… Елецкого так и подмывало сказать своему старому знакомцу, что ни о чем подобном и речи быть не может, так как он ограничен в средствах, да и договора про то не было, но пани Зося улыбалась так ласково, что он не решился. - Хорошо, Самуил, мы что-нибудь придумаем, – он повернулся к женщине и спросил на польском: – Пани Зося, вы впервые в Гамбурге?