Конечно. Прекрасным учителем математики и логики у неё был злой, въедливый и придирчивый отец Мефодий, которого ненавидели все послушницы и который доводил до слез не только её, но и многих других девочек. Только теперь Зоя начинала понимать, что именно на тех уроках, тяжких, под постоянным давлением и, казалось бы, нелепыми требованиями учителя, и оттачивался её разум. Но сейчас дева недолго вспоминала свой родной монастырь, сейчас она думала о том, что о способе Джеймса противостоять ведьмам нужно сообщить Старцам. Возможно, в этом что-то есть. А старик тем временем продолжил: - Эта моя находка помогла мне долгие годы сохранять себя в доме хозяйки; почти все, с кем я начинал, и даже те, кто приходил на службу после меня, уже отправились в лабораторию госпожи, но я, как видите, ещё не разобран на составные части, – он даже засмеялся. – А теперь, наверное, мне это не угрожает вообще. Из-за моих преклонных лет. Да, это было убедительно и это было логично, но девушка всё равно не верила ему до конца. И тем более ей не нравился предложенный стариком вариант с камнем. И она произнесла: - В общем-то, мне нужны не пять тысяч фунтов, - дева не обратила внимания на жест Генриха, которому, кажется, деньги были нужны, и продолжала: - Мне нужен человек в доме герцогини, который будет иметь доступ к её телеграфу и к её документам. - Ах вот как? – произнес старик и снова взял кружку с пивом. Как оказалось, он был совсем не глупым человеком, и у него уже имелось решение. – После того как вы добудете камень, я пробуду на посту дворецкого ещё полгода. Вы положите деньги на депозит на моё имя с фиксированным календарным числом, и полгода я буду работать на вас. - Полгода? – конечно, и полгода было бы огромной удачей; попробуй ещё заполучи такого агента хоть на день. Но Зое, которую переполнял девичий максимализм, было этого мало. – Всего? - Это не так уж и мало, - продолжал старик. – Я соберу вам всю информацию по агентуре госпожи, ведь у неё есть картотека на всех агентов в германских землях и Польше и ещё куча всяких важных документов. Сейчас на столе у неё лежат личные дела двух дам из «Сервиса», прибывших в её распоряжение. Также я дам вам данные на всех оперативных сотрудников… На Дойла и прочих… От одних таких перспектив у девы закружилась голова. Да, Джеймс был несомненной удачей. И нужно было продолжать с ним работать, тем более что он добавил: - Но если вас, по каким-то причинам, не устраивает вариант с рубином, у меня к вам есть иное предложение, – он наконец сделал глоток из кружки. И поверх кружки внимательно посмотрел на девушку. - Я слушаю, - ответила та. - Это будет…, - Джеймс сделал паузу, – несколько… достаточно… пикантное предложение, - продолжал он, всё так же пристально глядя на Зою. - Ну, так предлагайте, я вся во внимании, – ответила ему она. - Ах, как всё-таки хорош ваш английский, - заметил слуга герцогини. – Трудно даже представить, что вы не англичанка. - Сэр, - настояла дева. Она уже, кажется, начинала понимать, что это будет за предложение, но хотела, чтобы старик его озвучил. – Говорите же, я внимательно слушаю. - Ну что ж… я видел ваше… естество, мисс Гертруда. Вы так прекрасны, что я не смог не предложить вам этот вариант… В общем, я хочу, чтобы вы оказали мне любезность и стали моей любовницей; со своей стороны, я обещаю, что останусь на посту дворецкого в доме леди Кавендиш и буду выполнять все ваши просьбы и передавать вам все интересующие вас сведения до тех пор, пока вы будете ко мне благосклонны. «Ну вот… Я не ошиблась!». Именно об этом девушка и догадывалась. А Генрих вдруг чуть склонился к ней и спросило тихо и на немецком языке: - Я не разобрал… Что он хочет? – и когда Зоя не ответила ему и лишь с укором на него взглянула, Ройке уточнил: – Он, кажется, произнёс слово «любовница», он предложил… Он хочет, чтобы вы стали его любовницей? Генрих был грозен в этот момент; дева даже и подумать не могла, что этот милый молодой человек может так сдвигать брови! Зоя и на этот раз ему не ответила, так как почувствовала в тоне молодого немца едва заметные неприятные нотки… угрозы, что ли. Но её ответ господину Ройке и не понадобился, он взглянул на старика нехорошим взглядом и сказал более чем уверенно: - Нас устроит вариант с камнем, мистер. Мы добудем вам камень. Зоя же взглянула на него с недоумением, с возмущением: что это вы себе позволяете, герр Ройке, кто вам вообще дал право решать подобные вопросы. Но Генриха было уже не удержать: он, даже поймав негодующий взгляд девушки и правильно истолковав его, всё равно гнул своё: - Я добуду вам камень. Старик в ответ только улыбнулся, сделал глоток пива и вымолвил с удовлетворением: - Я почему-то так и думал, что вы предпочтёте вариант с камнем. Глава 19 - Старый мерзавец, - буянил Генрих, открывая дверцу экипажа для Зои; он был зол ещё и потому, что Джеймс не заплатил за своё пиво, оставив счёт на его попечение. - Кто вам вообще дал право принимать решения? – дева тоже была зла. Злилась она и на Ройке, и на старика. На своего помощника за то, что стал много на себя брать, а на старика – за то, что сам повёл дело. Она понимала, что так вербовку не проводят. По сути, это не она его завербовала, а старик завербовал их. И всё благодаря болвану Ройке. Девушка вздохнула. Этот Джеймс оказался ещё тем жуком. А молодой немец, усадив её на пассажирский диван и закрыв дверцу, спросил весьма едко: - А вы, фройляйн Гертруда, быть может, готовы были согласиться на второе его предложение? - Вы болван, Ройке! – прошипела дева. - Я болван? Да? – Он не отходил от дверцы, намереваясь, кажется, выяснить отношения. - Да вы болван, герр Ройке! – всё так же шипела Зоя. – Вы даже не поняли, что этот старый сатир пытался нами манипулировать; он прекрасно видел, что затея с рубином мне не нравится, и тогда стал пробовал мерзкие приёмчики; а вы, вместо того, чтобы хоть на секунду, всего на секунду, остановиться и подумать, сразу кинулись давать своё согласие. - О! – Генрих ещё немного кривлялся. Но, кажется, её слова возымели действие. И он спросил: - А что же мне нужно было делать? - Хотя бы помолчать минутку, – она откинула вуаль и заглянула ему прямо в глаза, и взор её пылал негодованием. - Просто посидеть и помолчать. Может, тогда вам пришла бы в голову мысль, что я ни за что не стала бы любовницей такого хитрого и ушлого старика. Но у нас было бы поле для манёвра. Для изменения условий договора, какие-то ещё шансы. Мы, наконец, могли бы завести речь об авансе и кое о чём попросить его до того, как приступим к делу. - Да? – он начал сомневаться. - Да-а, - теперь пришло время язвить Зое. – Но вы же уже всё решили. - Просто мне показалось… что подобное предложение для вас будет оскорбительным, – уже примирительно продолжал Ройке. - Оно и должно было быть таким, - чуть успокаиваясь, отвечала ему дева, опуская вуаль и откидываясь на спинку дивана. – Он на это и рассчитывал. - А почему он подумал, что вы русская? – интересовался молодой человек. - Ах, Генрих, почём мне знать, - теперь уже вяло отвечала девушка. - Я устала, отвезите меня куда-нибудь на север. - Да, конечно, фройляйн Гертруда, - он уселся на водительское сидение и включил питание. Конечно, к своему дому она не поехала, вышла далеко от него; Генрих пытался с нею поговорить, но Зоя была с ним весьма суха, так как всё ещё считала, что вербовка, её первое сложное дело, ей до конца не удалась. Тем не менее она зашла на свой запасной телеграф, на тот, с которого давала телеграммы через Зальцбург в Пустошь и отбила телеграмму. А в той телеграмме много писать не стала, лишь упомянула, что теперь «в доме знакомых есть у неё человек, что был с нею добр и с которым она теперь в приятелях». И лишь после этого пошла домой. А дома расстроилась ещё больше, когда стала раздеваться. Оказалось, что всё её синее новое платье, весь её прекрасный зонт, шляпка и вообще всё, всё, всё усеяны чёрными крапинками угольной сажи. И, естественно, этот факт ещё больше усугубил её состояние. Она готова была сесть и, может быть, даже поплакать немного, но потом взяла себя в руки, оделась в свой старенький, поднадоевший ей уже наряд и пошла в ближайшую столовую обедать. А может быть, уже и ужинать. *** Было темно, только красная лампа позволяла в этом закрытом помещении хоть что-то разглядеть. Впрочем, для этого важного дела свет был не нужен. И даже вреден. Квашнин аккуратно вытаскивал пинцетом фото из ванночки с проявителем и укладывал их в ванночку с закрепителем. А уже оттуда, пополоскав снимки в едкой жидкости, доставал их Варганов; он встряхивал фотографии, проглядывал их, поднося к красной лампе, а потом при помощи обычных бельевых прищепок вешал на верёвку к другим, уже висевшим там фото. Сушиться. И брат Аполлинарий, и брат Вадим были собой довольны. Собой, камерой и отличным объективом. Да, выходило у них неплохо. Фото были чёткими, а лица англичан вполне различимыми. Когда снимки подсохли, брат Вадим собрал их в толстую стопку и вышел из тёмной комнаты, оставив инженера заниматься уборкой. Уже на свету он разложил фотографии на большом столе и стал их разглядывать. В офицерах всегда есть что героическое, красивое, даже если это офицеры врага. Вот и тут среди англичан находились люди, на чьих лицах проступала печать и ума, и мужественности. - Красавчики, - произнёс брат Вадим. – Лучшие люди. Краса и гордость британского флота. Других на флагмане быть и не может. И тут за большими дверями послышался шум. Брат Вадим, оставив фотографии, подошёл к маленькому, давно не мытому оконцу и посмотрел на улицу. То подъехала большая коляска. Из тёмной комнаты выглянул брат Аполлинарий. - Кто там? Великосхимный? - Нет, резидент приехал, – отвечал ему Варганов, разглядев через грязное стекло, как из экипажа чуть неуклюже, но в то же время весьма проворно вывалился брат Тимофей. Он чуть размялся и подошёл к двери. Брат Вадим пошёл открывать, а брат Аполлинарий сел за стол, стал рассматривать снимки. А вскоре появился и простой извозчик, на котором приехали брат Валерий и сам великосхимный. На сей раз руководитель не «исполнял» князя. Что тут среди складов и пакгаузов светлейшему князю делать? И посему он был одет в весьма непримечательное платье – ни роскошных жилетов с яркими галстуками, ни золотых цепей с хрустальными флаконами. В общем, явился он человеком обыденным, и брат Тимофей, что лично снимал этот склад, стал показывать ему помещение. - А где будем держать «языка»? – интересовался брат Ярослав. - А вот, - Елецкий повёл его к небольшой и низкой двери, как бы утопленной в полу; дверь была крепка, и засов на неё тоже был солиден. Брат Тимофей отворил дверь и показал её великосхимному. – Вот. Лучше и не придумать для застенка. - И окна тут нет? - брат Ярослав заглянул внутрь. В темноту. - Нету, нету, - покачал головой брат Тимофей. – Отличное местечко: стены толстые, ночью тут в округе вообще никого нет, сторож один в конце улицы сидит, так что, если нужно, можно с пленным потолковать по душам, никого не опасаясь. - Ну, хорошо, - согласился брат Ярослав; кажется, он был всем доволен. – А казачок наш… - Сторожит лейтенантика-наркомана. Сегодня он с корабля ещё не сходил. Может, вахты у него с утра были. - А вчера? – интересовался руководитель, присаживаясь за стол. - Вчера исполнял обычную свою программу – пообедал с каким-то офицериком, но потом они разошлись, и наш отправился опять опиум курить. А как накурился, так в оперу пошел. - То есть, ничего нового? – спросил брат Ярослав, беря со стола фото британских офицеров и разглядывая их. - Ничего, великосхимный. - Так, ну а у вас как дела? – брат Ярослав взглянул на брата Аполлинария и брата Вадима. - Сорок восемь портретов, - отвечал инженер. - Сорок восемь, - повторил брат Ярослав и стал одну за другой рассматривать фотографии; он раскладывал фотографии на две кучки, на одну большую и на одну маленькую. А потом произнёс: - Не все офицеры тут. Квашнин и Варганов переглянулись: откуда он это знает. А брат Ярослав, показав на маленькую кучку фотографий, объяснил: - За столом в ресторане англичан было четверо, и из тех четверых вы сфотографировали всего троих, - он разложил три фото перед собой. – Ирландца нет. - Ну, мы ещё думали поснимать денёк, - объяснил Квашнин. - Если нужно, то будем сидеть там, пока всех не отснимем, - заверил начальника брат Вадим. – Только нужно знать, сколько их там, на линкоре, всего. - Всех… ну, всех – это лишнее, - отвечал ему брат Ярослав. Он не один уже день мучительно размышлял над тем, что ему предпринимать дальше; не было у него пока никаких мыслей, но говорить об этом своим товарищам он, конечно, не хотел. – Денёк ещё посидите, кого сможете сфотографируйте. И на том заканчивайте. А то примелькаетесь там. Ведьмы ещё внимание на вас обращать станут. Он стал снова перебирать фотографии британских моряков и остановился на одном фото, внимательно рассмотрел его. - Наверное, кто-то из старших офицеров. - Так и есть, - заглянул ему через плечо инженер. – Один из ворот никогда не выходил, всегда с ним кто-то. Тот, кто помладше чином. Бежит впереди, извозчика ловит для него.