На берегу появляются высокие амбары на тонких сваях, так называемые вешала, где вялятся на ветру рыбьи тушки, превращаясь в юколу. Тут же удэгейцы коптят кетовые спинки и брюшки, промывают в грохотах икру и солят ее в пузатых бочонках. Не дремлют в это время и медведи. Они тоже рыбачат. И не хуже людей. Наловит косолапый целую гору рыбы, зароет в укромном месте. А поздней осенью, перед тем как завалиться на зимнюю спячку в своей берлоге, разрывает яму и жрет до отвала рыбу «с душком», нагоняя побольше жира, чтобы его хватило до весны. * Когда ребята стали собираться на рыбалку, завхоз Чауна сказал: — Зачем медвежонку рыбу сюда таскать будете? Пусть его сам порыбачит — уже не маленький. — А если с рыбалки сбежит? — спросил Генка. — Так мы его в лагере кормим, а когда он рыбы наестся, зачем ему лагерь? Подумает, что в тайге лучше. Но Колька не разделял Генкиных опасений. Рыбалку решили выбрать неподалеку, на небольшой порожистой протоке. Не успели ребята столкнуть на воду оморочку, медвежонок побежал по камням, уселся на широкий валун и сразу принялся за дело. Заметит розовые пузырьки на воде, запустит лапу, схватит кетину и тут же бросает ее через плечо. Но не каждая рыба, которую он бросал, долетала до берега. Чаще всего они падали обратно в воду. — Вот глупый, — засмеялся Колька, — хоть бы один раз назад посмотрел. — Ладно, пусть его ловит, — сказал Петя. — Не хватит рыбы ему — добавим... Генка толкал оморочку шестом, а Колька и Петька легли один на носу, другой на корме и принялись накалывать рыб острогами. Они не особенно торопились и часто поглядывали на медвежонка. Им было и смешно и жалко смотреть, как он напрасно старается. Целый час рыбачил он, а на берегу лежала одна рыба. Наконец Мишка покинул валун, чтобы подкрепить свои силы, и только теперь понял, что напрасно трудился. Забегал взад-вперед, зарычал. Потом подбежал к одной-единственной рыбе, валявшейся в траве, стал кромсать ее лапой, пока не превратил в лепешку. Успокоившись, вернулся на валун и снова принялся рыбачить. Но уже не кидал, как прежде, через плечо свою добычу, а тут же на валуне кормился в свое удовольствие. Потом поплелся на берег, лег и уснул. — Вот видишь, Генка, — с упреком сказал Колька, — никуда он с рыбалки не бежит. Спит, нас дожидается... Все десять дней, пока шла на нерест кета, медвежонок ходил с ребятами на протоку. Придет, сядет на свой валун, наловит рыбы, наестся досыта и завалится спать. А от сахара он совсем отвык. Но вскоре все дело испортил «медовый дух». Чауне удалось раздобыть на колхозной пасеке бочонок липового меду. Через несколько дней, когда весь мед был съеден, Чауна принес медвежонку пустой бочонок и сказал шутливо: — На, бата, вылизывай, кое-чего достанется тебе... Мишка набросился на сладкое, залез с головой в бочонок, долго лизал остатки меда на дне. Когда Чауна пришел за бочонком, Мишка ни за что не хотел отдавать его и даже больно ударил завхоза лапой по руке. С этого дня «медовый дух» не давал медведю покоя. Он несколько дней после этого нервничал, плохо ел, то и дело бродил около кухни. Когда же набрел на пустой бочонок из-под меда, залез в него и так орудовал, что вместе с бочонком скатился с обрывистого берега в реку. Сам выплыл, а бочонок унесло течением. Чауна ругался. Назавтра, только начало светать, ветер принес с пасеки сладкий запах меда. Медвежонку стало невмоготу. Он сорвался с привязи, переплыл реку и побежал к пасеке. Добежав до первого улья, с ходу толкнул его, повалил и принялся с жадностью уничтожать запасы меда. Потревоженные пчелы тучей высыпали из улья, загудели и ринулись на медвежонка. От неожиданности медведь отпрянул, замотал головой, вымазанной медом, но ее тотчас же густо облепили пчелы. Они залезали ему в глаза, в уши, в ноздри, в рот и с таким ожесточением жалили, что медвежонок упал на спину и стал отбиваться всеми четырьмя лапами. А когда это не помогло, стал кататься по сырой от росы траве. Медведь не заметил, как подкатился к избушке, где жил пасечник Сусан Геонка. Разбуженный страшным гудением пчел и ревом хищника, Геонка выскочил из избушки, схватил первую попавшуюся жердь и огрел медвежонка по спине. Потом кинулся за ружьем, но медвежонок со всех ног пустился бежать. Вдогонку за ним полетели пчелы. Они гнали его дальше и дальше в тайгу, и когда пасечник появился с ружьем, медведя и след простыл. Случилось это в шестом часу утра. В восемь, когда горнист в лагере заиграл «подъем» и ребята прибежали к сосне навестить медвежонка, на траве осталась только цепь с кожаным ошейником. — Надежда Петровна, — закричал Колька, подбегая к учительнице, — наш Мишка удрал! Не успела она ответить, в лагерь явился Сусан Геонка. — Ты почему, бата, медведя своего на волю отпустил? — налетел он на Кольку. — Он у меня улей сломал. Весь мед сожрал. Хорошо, что вовремя проснулся, а то бы всю пасеку погубил. После завтрака Колька, Петька, Генка и дядя Чауна отправились в тайгу искать медвежонка. Переплыли на бате реку, дошли до избушки пасечника и оттуда по следам медвежонка отправились в тайгу. Шли они целиной, карабкались через крутые завалы из бурелома, вброд переходили протоки... А в конце дня, когда добрались до горного перевала, следы неожиданно потерялись. — Может быть, опять на дереве спрятался? — вслух подумал Генка. — Жаль, звонка не захватили с собой. Колька угрюмо молчал. Он вспомнил слова дедушки Догдо: «Человека в свой дом тянет, а зверя, однако, тоже в свой — в лес, бата», — и с трудом перевел дыхание. Идти дальше Чауна не советовал. — Нынче в тайге много медведей бродит. А ружья мы не захватили с собой, так что надо назад возвращаться. Захочет наш медвежонок обратно в лагерь прийти — придет. Не захочет — не придет, конечно... — Нет, теперь уже не придет, — печальным голосом сказал Колька и заплакал. 4 Надыга Догдович давно обещал сыну, что возьмет его на соболиную охоту. В эту зиму пора соболевки как раз совпала со школьными каникулами, и когда Колька принес табель с одними пятерками, Надыга сказал шутливо: — Ну, бата, в школе ты отличник, погляжу, какой на охоте будешь. Может быть, только на тройку вытянешь. Зимой утро наступает медленно. Когда Колька вывел со двора упряжку с нартой, по радио передали: семь часов. А на улице еще было сумеречно. Морозный туман плотно окутал долину реки, и, прежде такая широкая и просторная, она казалась узкой и тесной. В десяти шагах ничего не было видно. Упряжка бежала по снежной тропе, которая вела в глубь леса. Подгонять собак не надо было. И Надыга Догдович, положив на колени остол, закурил трубку. Колька сидел позади отца на теплой медвежьей шкуре и молчал. Туман постепенно редел. Далеко стала видна тропа. Когда через час — полтора подъехали к высокой сопке Сагеси, стало совсем светло. Довольно долго объезжали сопку, потом проехали широкую падь и на холмистом берегу протоки, скованной торосистым льдом, остановились. Здесь был небольшой шалаш. По самую крышу его замело снегом, и Надыга Догдович протоптал к нему тропинку. Потом отодрал легкую дверцу. В шалаше лежали сухие дрова, несколько кусков бересты. Развели костер, подкрепились и вышли на разведку. До наступления темноты надо было определить, где ходил соболь, и в нужных местах расставить обметные сетки. Прошли всего с полкилометра и около бурелома увидали две пары соболиных следов. Значит, где-то под трухлявыми лесинами, засыпанными снегом, была лежка. До нее, конечно, добраться трудно. Соболя оттуда так просто не выгонишь. — Давай, бата, обметы ставить. Колька взялся за конец обмета, и вместе с отцом они натянули его у самого выхода из соболиной лежки. Потом повесили два колокольчика. Колька так устал от ходьбы, что, едва добравшись до шалаша, лег у очага и заснул. А Надыга Догдович решил сходить в ближний кедровник, разведать, много ли там нынче белок. Встал Надыга на меховые лыжи, закинул за плечи ружье и зашагал быстро, прокладывая широкую лыжню. Только спустился в распадок между сопками, увидел на снегу следы медведя. Отпечатки медвежьих лап были довольно большими, размашистыми, но не очень глубокими. Надыга сразу подумал, что где-то поблизости бродит шатун. Он голодный, тощий и не слишком продавливает снежный наст. Сытый, жирный медведь ходит совсем иначе: тяжестью своей глубоко продавливает снег. Но разве он шляется в эту пору по тайге? Спит в своей берлоге. А тут — точно шатун, и скорей всего не очень старый. «Ладно, пускай его бродит», — решил Надыга и спокойно пошел дальше. Только миновал распадок и повернул в кедровник — увидел под старым деревом медведя. Зверь, обхватив передними лапами ствол, с ожесточением грыз кору. Надыга Догдович решил обойти зверя стороной. Но в ту же минуту, заметив охотника, медведь оторвался от дерева и пошел прямо на Надыгу. Охотник выстрелил, но, кажется, промахнулся. Медведь продолжал идти. Тогда Надыга Догдович быстро перезарядил ружье, но выстрела не последовало — осечка. Теперь медведь уже бежал, разинув пасть и оглашая рычанием лес. Всего метров двадцать отделяло Надыгу Догдовича от шатуна, когда раздался наконец выстрел. Но пуля попала медведю в спину и не остановила его. Присев на задние лапы, шатун прыгнул и, очутившись рядом с охотником, сильным ударом лапы вышиб у него из рук ружье. Надыга качнулся, чуть не упал, но все же успел заскочить за широкий ствол дерева. Он рванул из-за пояса охотничий нож. ...Близкая стрельба разбудила Кольку. Он схватил охотничий обрез, подаренный дедом Догдо, и кинулся из шалаша. Увидав поблизости свежую лыжню, понял, что ее проложил отец, и, не раздумывая, встал на лыжи и побежал. Одолев крутой подъем, он на полном ходу круто свернул с лыжни и через несколько минут увидал: около кедра отец боролся с медведем. — Па-а-а-па-а! — закричал, срывая голос, Колька. — Стреляй, бата! — задыхаясь, крикнул в ответ Надыга. Колька вскинул обрез. Хотел выстрелить, но палец застыл на курке. Опоздал. Медведь уже держал Надыгу в своих лапах. Тогда Колька решил отвлечь внимание медведя на себя и выстрелил в воздух. Зверь повернул оскаленную морду к мальчику, словно погрозил ему, но с места не тронулся. И тут Колька заметил, что у медведя левое ухо короче правого. Отметина! Мысль, что его медвежонок успел так вырасти и превратиться в страшного шатуна, до боли пронзила Кольку. Но времени для раздумья не было. Жизнь отца решали считанные секунды. Заметив поблизости обметную сетку с колокольчиками, Колька бросил на снег обрез, подбежал к сетке, сорвал ее с колышков и изо всех сил начал трясти, оглашая чуткий морозный воздух дробным звоном. Медведь сразу отпустил Надыгу и двинулся на Кольку. — Лезь на дерево, бата! — испуганно закричал отец. Но мальчик не двинулся с места — все тряс и тряс сеткой, и все энергичнее, все громче звенели колокольчики. Когда медведь уже был в десяти шагах от Кольки, Надыга Догдович схватил ружье, прицелился зверю в затылок, решив одной пулей уложить шатуна. — Не стреляй, отец! — закричал Колька. — Не стреляй! Это мой Мишка! Не бойся, он не тронет меня!.. Ружье дрогнуло в руках Надыги, и он выстрелил мимо. В ту же секунду шатун испуганно кинулся в сторону. Он бежал, увязая по брюхо в снегу, оборачивался и словно с укоризной смотрел на Кольку, который все еще тряс над головой обметной сеткой... Красный Яр