Когда терпению Мишки пришел конец, он повалился на спину, стал кататься по траве и так замотал вокруг шеи цепочку, что чуть не задохся. — Ну что мы, ребята, наделали, — с обидой закричал Колька, наблюдавший из окна за медвежонком. — Так разозлили Мишку, что у него пропадет рефлекс. Он кинулся в класс, чтобы схватить из парты сахар и побежать к медвежонку, но не успел — перемена кончилась. Начался урок. Никто не видел, как Мишка вылез из ошейника. Почуяв волю, он, однако, не удрал в тайгу. Пробрался в помещение, отыскал Колькин класс, открыл лапами дверь, вошел и уселся около Колькиной парты. — Этого еще не хватало! — возмутилась Надежда Петровна и велела вывести Мишку. Но, заметив, что он тихо положил морду на вытянутые лапы, уступила: — Ладно, пускай остается... Когда Надежда Петровна вызвала Кольку к доске, следом за ним пошел и Мишка. Лег под доской в прежней позе, поглядывая прищуренными глазами то на Кольку, то на учительницу. Когда Галунка, решив задачу, вернулся на свое место, за ним двинулся и медвежонок. Ребята были в восторге. А медвежонок за хорошее поведение получил двойную порцию сахара. Вскоре произошло новое событие. Был уже одиннадцатый час вечера. Все в интернате спали. Спал и медвежонок, забившись в тесный угол своего шалаша. Лишь старый рыжий пес бегал вокруг дома и лаял на большую луну. Неожиданно к нему присоединились и другие собаки — а было их в Сиине множество. И такой страшный лай поднялся в поселке, словно поблизости бродил тигр. Не проснись в это время медвежонок, ничего бы, пожалуй, не произошло. Но Мишка, как на грех, проснулся, выскочил из шалаша, загремел цепью. И собаки излили на него всю свою злость. Целой сворой набросились на беспомощного сонного медвежонка. Дергали его за хвост, хватали за уши, а рыжий пес впился зубами в бок и вырвал клок шерсти. Медвежонок сжался в комок, потом, осмелев, стал отбиваться лапами, а когда собаки еще пуще насели, изо всех сил потянул цепь, оборвал ее вместе со скобой и побежал в сопки. В это время проснулся Петя Сяляндзюга. Соскочил с кровати, кинулся к окну — и ахнул: свора собак, штук двадцать, наверно, возилась около шалаша. — Колька, вставай, беда случилась! Колька отбросил одеяло, вскочил. — Быстро спасать Мишку! — закричал он, разбудив всех в комнате. Выбежали на улицу, палками отогнали собак. Но медвежонка в шалаше не было. С минуту стояли молча, поглядывая друг на друга. Потом Петька сказал: — Надо по следу идти. Гляди, след совсем свежий, в сопки ведет. Колька ответил не сразу. — Да что же ты, Коля, стоишь? — возмутился Петя. — Тут каждая минута дорога, а ты почему-то стоишь. — Пойдем по следу, — наконец сказал Коля. — Пойдем втроем: я, ты и Генка. Бегите за лыжами. Пока Петя и Генка бегали за лыжами. Колька вернулся в комнату, достал из тумбочки несколько кусков сахара. Потом тихонечко пробрался в дежурку, где спала на топчане тетя Гяндя, и взял с подоконника школьный звонок. Ярко светила луна. Было тихо, безветренно. Следы медвежонка отчетливо виднелись на чистом снегу. Когда через час они привели к горному перевалу, ребята остановились передохнуть. Потом пошли дальше. Следы привели в узкий распадок между сопками. — Далеко ушел, — вслух подумал Генка и уже громче добавил: — Все-таки надо было нам собаку захватить. — Что ты, с ума спятил? — прикрикнул на него Петя. — Мишка от собак удрал, а ты хочешь опять собаку за ним пустить... Из распадка вышли в густой кедровник. Здесь следы медвежонка петляли между деревьями и в конце концов привели к старой дуплистой липе. Кора на стволе была сплошь исцарапана медвежьими когтями. Ясно, где-то в дупле спрятался Мишка. У ребят отлегло от сердца. — Давай, Колька, попробуем выгнать его оттуда, — предложил Петька и, схватив жердину, принялся колотить ею по стволу. Но медвежонок не отзывался. — Эти бездельники псы так напугали его, что он даже своих мальчишек боится, — в сердцах сказал Генка. — Что же будем делать? — А вот что! — сказал Колька и достал из кармана звонок. Петька и Генка от удивления ахнули. — Молодец, Коля! — вырвалось у Пети. — Давай залезай на дерево. Вместе с Генкой они подсадили Кольку. Когда он забрался на толстую ветку и, упираясь в нее ногами, зазвонил над самым дуплом в звонок, оттуда показалась голова медвежонка. — Мишенька, Мишуха, — ласковым голосом произнес Колька и дал ему кусок сахару. — Пойдем со мной в Сиин, — и спрыгнул на снег. Медвежонок вылез из дупла, осмотрелся и тоже спрыгнул с дерева. Потом сел на задние лапы и передние положил на плечи Кольке. Тот дал ему еще кусок сахару. Мишка слизнул языком сахар с Колькиной ладони, захрустел. Только теперь Генка заметил, что на медвежонке нет ошейника, и спросил: — Как же мы его домой поведем? — Очень просто, — сказал Колька и показал звонок. Став на лыжи, он зашагал, сильно тряхнув звонком. Медвежонок сразу встрепенулся и пошел за Колькой, неуклюже переваливаясь и слегка припадая на левую переднюю лапу, которую, видимо, поранили собаки. Когда Колька рассказал деду о случившемся, старый Догдо не сразу ответил. Пожевал губами черенок черной, сильно прокуренной трубки, задумался. Потом вынул ее изо рта, выколотил об угол скамейки и сказал медленно: — В другой раз убежит, звонком не заманишь его. — Мы решили покрепче шалаш сделать, — сказал Колька, — чтобы двери на засов запирались. На широкоскулом морщинистом лице Догдо появилась улыбка. — Все равно твой шалаш чужой будет ему. — Почему чужой? — не понял Колька. — Человека в свой родной дом тянет. А зверя, однако, тоже в свой — в лес, бата, — ласково сказал Догдо и, заметив, что Колька загрустил, добавил: — Ладно, пока он ребенок — не страшно. — А где будешь летом его держать? — спросил Надыга Догдович. — Как это где? Мы в пионерский лагерь поедем. И медвежонка с собой возьмем. — Там тайга совсем близко, — заметил дедушка. — Ладно, бата, приведи медвежонка, я ему кусочек левого уха отрежу. — Зачем? — не понял Колька. — Отметину сделаем ему. Если в тайгу убежит, по отметине искать его будешь. Летом много медвежат в лесу бродит. А у твоего отметина будет... 3 ...Утро, когда собирались выехать в летний лагерь, выдалось тихое. Солнце стояло высоко в чистом небе. Лишь на горизонте, где возвышался горный хребет, клубились небольшие легкие облака. На кустах и травах обильно лежала роса, и веяло от них приятным холодком... В десятом часу от берега отчалили семь батов. В переднем — «флагманском» — бате сидели Надежда Петровна с девочками-первоклассницами. Правил батом школьный завхоз Чауна, пожилой худощавый удэгеец. Позади, замыкая колонну, плыли Колька, Петька и Генка. На дне лодки, устланном травой, дремал медвежонок. То ли его с непривычки укачивало, то ли разморило зноем, но не успели пройти и километра, как Мишка свернулся клубком, спрятал под левую лапу голову и захрапел. К вечеру прибыли на место. Быстро выгрузили имущество и стали размещаться в шалашах. А когда солнце ушло и лес окутали сумерки, на холмистом берегу реки вспыхнул костер. Лагерь состоял из десятка кедровых шалашей с низкими односкатными крышами. За шалашами — широкая площадка для пионерских линеек, выложенная по краям дерном и усыпанная желтым песком. В центре площадки — высокий, гладко обструганный шест для подъема флага. А на обоих берегах реки — тайга, зеленая, густая, с вековыми деревьями, поднявшими свои вершины к светлому небу. Богата она в эту пору. Все здесь под руками: и птица, и рыба, и дикий чеснок — черемша, и ягод разных — тьма... Побежали веселые дни пионерского лета. Общую радость, казалось, разделял и медвежонок. По совету Чауны, Колька на короткое время давал своему питомцу волю. Побродит Мишка с полчасика вдоль берега и сам вернется на свое насиженное место. А однажды, когда выдался особенно жаркий день, даже полез в реку купаться. Поплавал, понырял — и, довольный, вылез из воды. Словом, медвежонок постепенно привыкал к новой обстановке и вел себя, как говорила Надежда Петровна, вполне прилично. Теперь ему уже не давали сахар, чтобы не рос сластеной, но к звонкам он по-прежнему был очень чуток. Звякнут ли на кухне стаканы или металлическая посуда, — встрепенется, навострит уши. Подошло время рунного хода лосося. Кто только не ловит рыбу в эту страдную пору! Правда, в верховьях таежных рек она уже не такая жирная, как в низовьях. Удивительная рыба этот тихоокеанский лосось. Он устроен природой по-особому: вылупившись из икринки в какой-нибудь затерянной в тайге безымянной протоке, крохотный, величиной в спичку малек потом скатывается по течению и плывет из реки в реку, пока не попадет в могучий Амур, а оттуда — прямым путем в бурное Охотское море. Проходят три, редко четыре года, и уже взрослой, почти в метр длиной и в несколько килограммов весом, кетиной начинает свой долгий поход на родину, то есть в ту самую далекую протоку, где когда-то появился на свет. Причем — и это самое удивительное, — отложив в родной речке икру и оставив потомство, рыба тут же на перекатах гибнет... В иное лето в реки заходит столько кеты, что поставишь в воду весло, и оно не падает.