То, что Нить назвала Животом, оказалось не ровным плато, а складчатой, ребристой поверхностью. Здесь также поработали тектонические силы, глубина складок увеличивалась по мере продвижения вглубь плато, и вскоре они брели по запутанному лабиринту – хаосу трещин, прорезающих Живот. Минотавр безропотно следовал за Нитью. Ход, один из множества, разбегающихся в стороны и среди которых примарка каким-то наитием выбирала нужный, но наименее подходящий для Минотавра с атомной миной на плечах, сузился так, что пришлось взгромоздить цилиндр на одно плечо. Стало гораздо тяжелее и неудобнее. С усталостью вернулась злоба. – Мы тут заблудимся, – прорычал Минотавр в спину Нити. – Или уже заблудились. – Не заблудимся, – отмахнулась Нить. – Я иду по вешкам. – Не вижу никаких вешек! – А они есть! – воскликнула Нить со смешком. – Во-он там, – протянула руку, – и во-он там. Минотавр попытался проследить взглядом, но ничего, кроме черных склонов, окаймляющих извилистый проход, не увидел. – Бездна тебя забери, – выругался. Нить повернулась к нему и теперь двигалась спиной вперед: – Не видишь потому, что ты не примар. Мне говорили, только примары могут видеть все, и я думала, раз ты примар, то эти знаки разглядишь сразу, настолько они приметные. Они точно тебе понравятся. – И что в них приметного? – буркнул Минотавр. – То, что вешки сделаны из не-примаров. Понимаешь? Из тех, кто пришел в Тахмасиб, а их не звали. Минотавр даже запнулся. Остановился. Внимательнее осмотрелся. Представились фигуры, точнее – иссохшие останки, служившие в последнем предназначении указателями движения сквозь лабиринт щелей и трещин. Показалось, будто узрел их – во множестве и разных позах, по большей части неестественных, будто смерть оказалась мучительнее жизни. Но чем пристальнее вглядывался, тем больше деталей открывалось. Среди останков возникали искореженные роботы-первопроходцы, их сотнями гнали на завоевание Голоконды. Они здесь гибли теми же сотнями, проваливаясь в подземные атомные котлы, попадая в окружение Красных колец, плавясь в утробе чудовищных Огневиков, но упорно продвигаясь вперед и вперед, вгрызаясь манипуляторами в радиоактивную почву, устанавливая вешки для тех, кто шли за ними, расчищая площадки для посадки грузовых транспортеров, и снова вперед – ломаясь, плавясь, проваливаясь, сгорая, отдавая металлические жизни во славу первопроходцев… Минотавр даже боднул башкой, избавляясь от видений завоевания Голоконды. Это помогло, остались только Черные скалы, глубокие трещины, в них струился ручьями и водопадами черный песок, устилая дно хрусткой массой. Нить подошла к Минотавру, посмотрела снизу вверх: – Прости. Я не хотела так шутить. Мне самой здесь не нравится… кажется это все он… ну, тот космонавт, который упал… а вокруг, – его мысли… будто то, о чем он думал перед смертью, обрело жизнь… а примары – его воспоминания о тех, кого он знал… Понимаешь?! То, что ты не примар, это… это хорошо! Не хочу быть чьей-то мыслью! – Звонкий голос стал еще звонче. Эхо раскатилось, отразилось, зазвучало со всех сторон, казалось, одновременно крикнул десяток Нитей. Она раскинула руки, будто собиралась его обнять за талию, Минотавр отшатнулся, цилиндр атомной мины качнулся назад, и он чуть не опрокинулся на спину, а бедовый отпрыск рассмеялся, отскочил, развернулся на пятке и зашагал по извилистой трещине черного лабиринта. 5. Ключ Когда они вновь выбрались на поверхность плато, Минотавр наконец-то разглядел голову Погибшего Космонавта. Осколки мозаики сложились в мозгу. Вот узнаваемые очертания шеи, прорезанной мощными венами и с выступающим кадыком, задранный массивный подбородок, мешанина складок и выступающее дыхало – все то, что отличало примара даже в его каменном послесмертии. Минотавр поежился от столь непомерного сходства стихийного порождения тектонических сил с живым существом. Примаров с оговорками можно назвать живыми, но все-таки… Кроме того, плато испещряла уйма червоточин, над которыми курился дым, похожий на тот, что рождали фабрики, выбрасывая в атмосферу Венеры наноботы. Но здесь это результат активной внутренней жизни Голоконды, она прорывалась на поверхность фугасными взрывами, оставляя червоточины. В одну из них Минотавр заглянул, но разглядел лишь багровый отсвет, скорее всего лавы, текущей по артериально-венозному лабиринту Космонавта. Нить выбрала еле приметную тропку, опять ведущую круто вверх. Минотавру стало не до окружающих красот. Приходилось сгибаться к склону, чуть не цепляя рогами лежащие там и тут валуны. Атомная мина вела себя будто живая, выбирая наиболее сложные отрезки, чтобы в очередной раз попытаться вырваться из рук. Выпусти Минотавр стальной цилиндр здесь, лежать тому в пропасти, откуда мину не выковырять никакими усилиями. Подбородок Космонавта нависал над ними неприступной горной цитаделью. Без дополнительного снаряжения туда не забраться. Разве поблизости окажется атомный танк с выпущенными боковыми манипуляторами и поднимет их туда, где начиналось Лицо. Нить остановилась, озираясь по сторонам, возможно, этот самый танк и выискивая, а Минотавр с глухим рычанием скатил стальной цилиндр с плеч, установил его вертикально и для пущей надежности оперся на его плоский срез с прикрытым мембраной детонационным отверстием. Сами детонаторы позвякивали у Минотавра в кармане. На всякий случай он запасся тремя штуками – запаянными в эбонит штырями с его ладонь величиной. – Куда теперь? – поинтересовался у Нити, которая впервые за время пути выглядела растерянной. Будто и впрямь потеряла направление, хотя дальнейший путь ясен и головастику – минуя Подбородок, на Лицо Космонавта. – Туда, – тем не менее указала Нить. – Только не пойму – как… Ты по отвесной скале ползать умеешь? У тебя руки к камням приклеиваются? Как у геккона? Кто такие гекконы, Минотавр не знал, но был уверен, что таких дарований у него нет. Руки к камням не приклеивались. Насколько он помнил, во всяком случае. Правильно расценив его молчание, Нить пожала плечами, подошла к отвесной скале, потрогала, ощупала. – Рванем здесь, – предложил Минотавр. – Мощности хватит разнести не только Голову, но и остальные части тела. – Ты не понимаешь, – ответила Нить. – Взрывать можно только там. И проход откроется только там… Минотавр сильнее оперся локтем на стальной цилиндр. Начинать старый разговор здесь, когда они почти добрались до назначенного места, не хотелось. Отговорились еще на «Адажио Ди Минор», когда Нить заявила, что нужно уходить и уходить туда, куда просто так не попадают. На берег Океана Манеева. Берег Океана Манеева. Минотавр тогда растерялся. Не мог решить – говорит Нить серьезно или ей стукнула в голову безумная идея, сулящая Минотавру море проблем. И еще он подумал, что под Океаном Манеева Нить понимает нечто иное, нежели он сам. Такое возможно, когда дело касается потустороннего посмертного существования, и отнюдь не гарантировано, что кто-то знает больше. – Я снова не хочу умирать, – заявил Минотавр, крутанулся на вертящемся седалище перед роялем и ударил по клавишам прямыми пальцами, стараясь извлечь из инструмента нечто импровизационно-жизнеутверждающее. – Подыхать – скверное занятие, – еще раз повторил на другой тональности. – Никто не желает умирать. – Нить ловко забралась на рояль и прижалась всем телом к резонирующей пластине, поглощая мелодию. – Поэтому попасть туда нужно живыми. – Абсурд, – сказал Минотавр. – Нельзя умереть и остаться живым. Или у вас, примаров, иной Океан Манеева? – Минотавр впервые открыто назвал Нить примаркой. Он понимал – она не случайно заговорила об этом. Через Нить с ним говорил весь Тахмасиб. Предъявлял ультиматум. Или проваливай в Океан Манеева, либо… а вот что либо – Минотавр не знал и знать не хотел. – Я разузнала путь, – легкомысленно сказала Нить. – И проведу тебя. Остальное придется делать самому. – Например? – Возьмешь с «Тахмасиба» ключ, который откроет тебе… нам путь. По-разному Минотавр представлял себе то, что Нить называла ключом и всячески уклонялась его описать, мол, Минотавр сам поймет, когда увидит собственными глазами. – Он гладкий, – только и смог он добиться от нее качественной характеристики предмета, остальные параметры – вес, цвет и даже форма в изложении Нити представлялись столь же изменчивыми, как рост примара. Минотавр все же составил для себя приблизительную картинку того, что претендовало на роль ключа к Океану Манеева, но картинка оказалась вдребезги разбита после долгих скитаний по пустому «Тахмасибу». Тут Нить с радостным воплем подскочила к стоявшим вдоль стен оружейного отсека цилиндрам, обхватила один из них и попыталась вытащить из гнезда, невзирая на мигающий индикатор магнитного запора. – Ну и ключик, – только и смог вымолвить Минотавр, прикидывая мощность атомной мины. Маркировка оказалась ему непонятной, но с учетом размера и веса заряда вполне хватало испарить гору средних размеров. Или фабрику. Похоже, тот, кто объяснил Нити, как пробраться на берег Океана Манеева, подразумевал вполне традиционный способ, но исполненный с изощренной сложностью. Зачем тащиться куда-то с атомной миной и там ее детонировать, когда вполне достаточно взять со стойки автомат и изрешетить сначала примарку, а потом и себя? 6. Мина Кончать самоубийством Минотавр не собирался, а потому оставил в потаенном уголке сознания крохотную заводь надежды, что Нить действительно знает, как пройти в нужное место, не распавшись на атомы. И данный уголок сознания активировался, когда Нить подошла к скале, еще раз оглянулась на Минотавра, мол, смотри как надо, задрала ногу, упершись тяжелым ботинком в скалу, и сделала шаг, тут же встав горизонтально отвесной поверхности. – Бездна тебя поглоти! – только и вырвалось у Минотавра, увидевшего столь чудовищный градиент тяготения. Он вновь взвалил цилиндр на плечо и повторил все так, как продемонстрировала Нить, не испытав ни тошноты, ни головокружения. Даже атомная мина покоилась в его объятиях как влитая. Страна чудес только начала изливать на них свои чудеса. Они погрузились туда с того мгновения, когда у них нашелся к ней ключ в десяток килотонн. Искаженный вектор гравитации оказался лишь легким питьем перед основными блюдами. Минотавр никогда не видел столько гипостазисов сразу. Они стояли повсюду, похожие на нелепые статуи, двигаясь, вращаясь, изгибаясь, издавая столь ужасающую какофонию, что непонятно, почему безумие звуков они не услышали. Пропорции искажались еще более чудовищным образом, чем в Тахмасибе. При этом вовсе не требовалось приближаться к кому-то из гипостазисов – они беспричинно увеличивались до колоссальных размеров, ухитряясь не задевать соседей, будто вместе с ними увеличивался тот лоскут поверхности, на котором они стояли. Но хуже оказались Красные кольца, в изобилии тут водившиеся. Они скользили между гипостазисами, гораздо более яркие, чем уничтожавшие фабрики. Их размеры также варьировались – некоторые поместились бы у Минотавра на ладони, другие, встав вертикально, возвышались до багровых туч, их обтекали огненные арки, тем самым подтверждая, что изменение размеров – не кажимость, а физический факт. А там, где есть Красные кольца, не обойтись без Огневиков. Поначалу Минотавр не видел ни одного, но когда решил, что они здесь не водятся, из промежутка между гипостазисами надулся великолепный экземпляр – оболочка сверкает, сквозь нее просвечивают многогранники, а пальцы-отростки перебирают по поверхности, толкая огромное тело в сторону пришельцев. От одного их вида Минотавра пропитал холод. Он крепче обхватил цилиндр атомной мины, опасаясь не удержать и взорвать боезаряд тут же, не дожидаясь прибытия в назначенное место. Нить, заметив его состояние, сказала: – Не бойся, они добрые… В подтверждение слов примарки чудовищный Огневик осторожно подобрался к ней, и когда пылающая оболочка вот-вот должна была поглотить отпрыска, Огневик замер и протянул Нити одну из опорных ложноножек. Скрытые под сверкающей оболочкой многогранники вспыхнули ярче, полупрозрачное тело пульсировало, а Нить засмеялась, схватила Огневика за протянутую ложноножку, и тот, внезапно оттолкнувшись от поверхности остальными конечностями, медленно воспарил. Ложноножка натянулась, и Минотавр увидел, как Нить тоже оторвалась от поверхности, задрыгала ногами, помахала ему свободной рукой. Он только пасть разинул. То ли мину кидать и стаскивать примарку обратно, то ли… Но додумать не успел – Огневик мягко опустился. – Они так играют, – сказала Нить, отпустила пылающий шар. – Они очень любопытные, везде им нужно сунуть свой нос. – Фабрики они тоже из любопытства разрушают, – проворчал Минотавр, недобро наблюдая, как отпущенный Огневик плывет дальше своею дорогой. Если тут их гнездовье, то шарахнуть по нему атомной миной – не такая уж пустая затея. – Тебе надо обязательно попробовать. – Нить схватила еще одного Огневика и запустила его в Минотавра, да так ловко, что он, отягощенный ношей, не смог уклониться. – Что ты… – взревел было Минотавр, но вдруг обнаружил, что вокруг ничего нет – он висел в пустоте, и в ней мерцало крошечное светило. Мерцание стало ярче, светило увеличивалось в размерах, и Минотавр различил тончайшие нити, казалось, некто сплел вокруг источника света тончайшую паутину. А то, что это светило, Минотавр знал, знал совершенно точно, как и то, что сотканная вокруг паутина – колоссальное астроинженерное сооружение, созданное для превращения источника света в сверхновую. Те, кто так изменял собственное светило, шагнули неимоверно дальше в своем развитии и в освоении сил, управляющих мирозданием. Пожалуй, Минотавр мог их понять, как и они могли понять Минотавра в той фазе его развития, когда он являлся демиургом проекта терраформовки и пытался вылепить из огненной глины Венеры пригодный для жизни планетоид. Но сейчас он знал точно – превращение своего источника света в сверхновую являлось заключительным актом величайшей драмы развития цивилизации. Для нее наступал закономерный этап в мгновенной и грандиозной вспышке передать свое величайшее сокровище дальше по эстафете времени и пространства. Так, как их далекие предки получили часть этого дара от иной смерть-цивилизации… – Ну как? – жадно спросила Нить. – Что видел? Минотавр стоял на том же месте, где его застиг Огневик, но теперь это создание медленно отплывало прочь, прервав видения. Он злился на примарку за то, что играючи напустила на него Огневика, и сожалел, что не удалось увидеть в действии творение неведомых демиургов, взявшихся за небывалое – перестроить собственное светило в сверхновую. Что по сравнению с этим терраформовка какого-то там планетоида? Не больше, если не меньше, чем игра отпрыска в кубики по сравнению с преображением Венеры. – Пошли, – взрыкнул Минотавр. – И больше так не делай. Иначе башку откушу. Нить хихикнула. Минотавр понял – они добрались до места, где предстоит пустить в ход атомную мину. Это оказался полигон, оборудованный для эхозондирования, такие раскиданы по Венере еще со времен составления подробнейших карт ее недр. Главное его отличие от сотен подобных – архаичный метод зондажа путем детонирования ядерного заряда. Мало того что такой способ не являлся эффективным, но здесь, в горах Урановой Голоконды, он вполне мог активировать блуждающий подземный атомный котел, и тот бы многократно усилил выброс радиоактивных газов и превратил местность в пылающее озеро. Зондажный шурф выделялся, как и полагалось, выступом герметизирующего люка с громоздким гидравлическим замком. Вид шурфа изрядно потрепанный, похоже, он пережил с десяток подземных детонаций. Звездчатые выбросы из-под люка тянулись на сотни шагов, стоило на них наступить, как они хрустели, прогибались, казалось, под ногами не твердая поверхность, а болотистая субстанция. Минотавр шел с осторожностью, опасаясь провалиться в одну из каверн, а Нить, не дожидаясь его, возилась с крышкой. Когда он подошел, все оказалось готово принять цилиндр мины – люк сдвинут, бездонное отверстие зрачком уставилось в зенит. Минотавр, несколько замешкав, прежде чем расстаться с ношей, вдруг сообразил, что это глаз и есть. Ведь если посмотреть на местность с высоты, то впереди высится широкий бугор глазницы, дальше еще одна возвышенность – лоб, справа выпирает гребень примарского дыхала, а из остальных складок возникает лицо примара. – Ну, что же ты? – Нить притопнула от нетерпения. – Давай! Минотавр ослабил хватку, и стальной цилиндр скользнул в отверстие. Но не успел он и дух перевести, как Нить вскочила на край шурфа, села, свесив ноги, оттолкнулась руками и исчезла вслед за миной. Минотавр ошалел. Такого безумия он не ожидал. Перегнувшись через край, Минотавр попытался что-либо рассмотреть, но шурф словно заполнялся вязкой субстанцией, он даже рукой поводил, убеждаясь в недолговечности тьмы. – Эй, – опасливо произнес Минотавр, – ты где? – Здесь! – сообщил близкий голос Нити. – Не стой столбом, прыгай! И люк не забудь прикрыть… у него автоматические защелки… Прыгать вслед за атомной миной Минотавру не хотелось. Но и оставаться не имело смысла. Поэтому он, удивляясь самому себе, сделал все так, как сказала Нить. Пришлось упереться в стенки шурфа копытами и спиной, чтобы загерметизировать крышку, а затем схватиться за внутренние скобы люка, повиснуть, все еще колеблясь – падать или нет, но все же решиться, разжать пальцы и полететь в разверстую бездну.