– А местные власти разве не проверяют ход работ? Они сдали участок в аренду и забыли о нем на несколько лет? Старик терпеливо пояснил: – Областному правлению главное, что идет арендная плата. Добыча – долгий процесс, я уже вам говорил. Можно год за годом врать властям: вот мы завезли машины, вот мы сверлим землю, а нефти пока не нашли… – Так… Большая, очень большая афера. Английские жулики лезут в карман английскому лавочнику и извозчику. Но нам-то на это наплевать! – Фактически власти и наплевали. – Георгий Харлампиевич, но остается непонятно, зачем жуликам в этой панаме[46] понадобился Асьминкин? Табаковод с преступным складом ума. – Я сам голову сломал. Денег у него нет. Точнее, не было, сейчас уже появились. Я ведь лично знаю и Андрейса, и Моринга, и Гантера. Просился к ним в долю, предлагал свои капиталы. Не берут. А у Конона взяли. Видимо, его деньги лучше моих. Или он умеет то, чего не умею я. – Например, поджигать чужие промыслы? – В каком смысле? – насторожился старик. – Ну, это я так, к слову. Георгий Харлампиевич, последний вопрос: как именно Асьминкин связан с Джоном Булем? Я слышал, он покупает по дешевке участки и перепродает задорого британцам. – Да, так было до последнего времени. Пока три брата Гукасовых не начали строить нефтепровод в Екатеринодар. Узнав об этом, Конон Прович решил приделать к концу их трубы свой нефтеперерабатывающий завод. – Как завод? – удивился сыщик. – Сколько я помню со слов Алексея Николаевича, там уже строят два завода! – Лыков прав. Один возводит Общество Майкопских керосиновых заводов, это дочерняя компания общества «Рифайтинг». Хозяева – Гукасовы пополам с англичанами. Предприятие вступит в строй третьего апреля, одновременно с нефтепроводом. Именно в его баки польется нефть, когда начальник области откроет вентиль. Второй завод рядом с первым задумал строить Андрейс. Асьминкин же собирается воткнуть позади него свой паршивый заводик. Не знаю, на что он рассчитывает. Капиталы тех, кто успел первыми, на порядок больше средств Конона. Нефть из трубы до него просто не дойдет! Ее разберут Гукасовы с Андрейсом. Наш пострел делает ошибку, очень серьезную. Она будет стоить ему потери состояния. Или я чего-то не понимаю. – Но никто в городе не слышал про третий завод, Асьминкина. Вы не ошибаетесь, Георгий Харлампиевич? – Тем не менее его уже начали строить. Роют котлованы под баки, насыпают защитный вал. А в Екатеринодаре не слышали оттого, что участок у города арендован на чужое имя. Официальным застройщиком считается Дробязкин. Знаете такого? – Да, владелец кирпичного завода и авантюрист. – Именно так, правильное слово подобрали, Сергей Манолович. Ну, я все вам рассказал. Надеюсь на вас и вашего начальника. Право, надоело бояться какого-то Асьминкина… Глава 13 Беглые Наблюдение за лже-Кухарским длилось два дня и не дало ничего нового. Источник сообщил, что хозяин очень волнуется и затевает какой-то кульбит. До введения в строй нефтепровода оставалось сорок восемь часов. Съедутся тузы, журналисты, чиновники, простой народ явится поглазеть. Сыщики решили не ждать и брать двух беглых. Вдруг их кульбит и есть диверсия? Конечно, пороховые погреба от сада Шика далеко, но происшествий никому не надо… Ночью дом и мыловаренный завод были оцеплены сильным полицейским нарядом. Само производство занимало много места: склад сырья, варочный цех, сушилка и казарма рабочих. Высокий забор тянулся по Ставропольской, вдоль рельсов на станицу Пашковскую. Сил полицейского управления не хватило, и Пришельцев через голову полицмейстера попросил у начальника области помощи военных. Прискакал тот же подъесаул Мищенко со второй полусотней. Казаки спешились и блокировали все выходы. И в полночь полиция пошла на штурм. Сразу возникла суматоха, в воротах пришлось ронять нескольких оборванцев, которые пытались воспрепятствовать атаке. Затем случилась стычка в рабочей казарме. Полицейские вынуждены были даже стрелять в воздух, чтобы утихомирить страсти. Потом выяснилось, что бунтовала «золотая рота», которую Кухарский охотно нанимал на завод. Однако среди шушеры оказалось восемь человек серьезных. Они махнули через забор и попали на казаков. Уголовные вынули револьверы, два казака получили легкие огнестрельные ранения. Облава дрогнула, но тут подоспел Мищенко и скомандовал: «Бей плашмя!» Малиновые лампасы двинулись вперед. Одному беглецу чуть не отрубили руку с наганом, двум дали по башке обухом шашки. Еще один успел скрыться в болотине, оставшейся от Карасунского канала. Какой-то головорез, поняв, что окружен, застрелился. Что было из ряда вон: русские уголовные не склонны к суициду. Видать, у этого имелись особые причины… Пока городовые разбирались с казармой, сыщики штурмовали дом владельца. Оттуда тоже начали было палить, но быстро прекратили. Пули, по счастью, никого не задели. Лыков вошел в дом одним из первых, держа браунинг наготове. Посреди шинельной стоял крепкий мужик с топором в руке. Он смотрел так дико, что хотелось его пристрелить от греха подальше. Однако Корж не обратил на страшного дядьку никакого внимания. Он подошел к нему, чуть ли не держа руки в карманах, и буднично скомандовал: – Шепель, брось топор и ляг на пол. Беглый каторжник секунду обдумывал услышанное, после чего повиновался. – Так-то лучше, – одобрил надзиратель, ногой отодвигая топор в сторону. – Где Довгило? – Здесь я, – раздался сверху зычный баритон. Хозяин, облаченный в богатый бухарский халат, спустился по лестнице и встал фертом. – Прознали все-таки? Ну, ешьте с кашей. Лыков вгляделся в мошенника: тот сохранял полное хладнокровие. Странно… – Довгило Владимир Аполлонович, темир-хан-шуринский почетный гражданин… – начал сыщик. – Бежали из-под следствия. Собирайтесь-ка в тюрьму. Сначала ответите за здешнее, а потом мы вернем вас в Баку, где добавят за прошлые грехи. Зубную щетку не забудьте. – Спасибо, прихвачу. Хозяина с кучером посадили на диван. Сыщики принялись обыскивать дом. Тем временем с улицы привели шестерых арестованных, которые бились с казаками. – Это кто такие? – спросил у Довгило Александр Петрович. Тот мельком глянул и процедил: – Да ребята, которых я приютил по своей доброте. – Что за ребята? Все с оружием. – С бору по сосенке. Есть двое лихих… правда, я их не вижу. И спросил: – А где Семафор с Окаянным? – Сашка Окаянный сам себя стрельнул, – пояснил вихрастый, с перевязанной рукой. – А Семафор убег. Один из всех расторопный оказался. – Кто тебя так, Охрим? – Да казак попался с бусорью[47], шуток не понимает. Я в него и пальнул всего-то два раза, а он сразу шашкой… – Вижу, у вас тут по-семейному, – вмешался Алексей Николаевич. – Личной бандой обзавелись? Довгило выпятил тощую грудь: – Вы, миластадарь, забыли представиться. С кем имею честь? – Статский советник Лыков из Департамента полиции. – А, тот самый, с высочайшей бумажкой. – Да, тот самый. А будете дерзить – в карцер усажу. Отвечайте на вопросы по-хорошему, а то могу сделать и по-плохому. Мыловар сразу сник: – Я, собственно, от неожиданности… никак в себя не приду. Прошу извинить. – То-то. Отвечайте на вопрос господина Пришельцева. Кто эти люди? – Моя личная охрана. Признаю: собрана из уголовных. – Для чего вам конвой? – спросил с нажимом коллежский асессор. – Ведете преступную деятельность? – Ах, нет же. Сами знаете, как все обстоит на Кубани. Из города выехать страшно. А я иногда имею при себе крупные денежные суммы. – Представьте свою шайку поименно. Довгило кивнул кучеру, и тот стал тыкать пальцем и называть. Корж записывал в тетрадь и иногда комментировал: – Охрим Кишешник? Знакомая нам фигура, давно ему место в цинтовке[48] греют. Никита Махов? За ним два вооруженных грабежа. Модест Лагерный того же поля ягода. Шестерых «конвойцев» увели, а обыск продолжился. Лыков с Пришельцевым обшарили комнаты хозяина. На полках вместо книг у него стояли дорогие альбомы с фотографиями и гравюрами. Статский советник листнул их: так и есть! Доктор Штрац, «Красота женского тела». Венское издание, на мелованной бумаге, с иллюстрациями Ангерера. Сто тридцать картинок, одна разухабистее другой. «Физический мир женщины» с такими же откровенными фотографиями. «Физиология любви. Сто приключений Казановы (для взрослых)». Все эти издания в России были запрещены как порнографические и ввозились в страну контрабандой. Больших денег стоят… Еще сыщики нашли обширную переписку Довгило с частными банками Амстердама «Холландише Гранд Кредитбанк» и «Фольксбанк». Пришельцев едва не пропустил улику: перебрал конверты и отложил. Лыков приказал коллежскому асессору арестовать переписку. – Зачем? – удивился тот. – А вы не знаете? Эти два учреждения суть не банки, они так только называются для маскировки. А продавцы запрещенных в России лотерей. И тот и другой рассылают посредникам свои билеты ящиками. Мы должны обнаружить их в немалых количествах. Статский советник оказался прав: в гостиной, в диване, нашли восемь тысяч билетов и таблицы выигрышей к ним. Все это были еще цветочки. Ближе к утру сыщики отыскали на чердаке под застрехой тайник. В нем лежали бухгалтерские записи и пачка четвертных билетов выпуска 1909 года с одним и тем же номером: 489902, серия «ИК». Сыщики внимательно изучили билеты с лупой в руках. Не подкопаешься, совсем как настоящие! Александр Петрович очень обрадовался находке: – Давно я подозреваю на Кавказе хорошую мастерскую по фабрикации фальшивок. Даже знаю, где она – в Армавире. Осведомитель «Евстафий» бьется, бьется, никак не может близко подобраться. Ну, Довгило, ты мне все расскажешь. Это уже не арестантские роты, а каторга! К семи утра и сыщики, и арестованные стали зевать. Но надо было ковать железо, пока горячо. Довгило с Шепелем доставили в тюрьму и сняли с них первый допрос. На всякий случай двоюродных братьев разделили. Лыков пытал темир-хан-шуринца, а Пришельцев его кучера. – Расскажите мне вот об этом, – статский советник выложил перед мыловаром несколько двадцатипятирублевок. Тот переменился в лице. – Ну? Чего молчите?