Я краснею от волнения и смущения. – Спасибо. Мне очень лестно, что она так считала. – Не она одна, – говорит он, а затем поспешно выходит из комнаты. А я остаюсь наедине с Жулианой. И, быстро вытащив из кармана камень крови, другой поднимаю ее окоченевшую руку. Поежившись от осознания того, насколько ужасно то, что предстоит сделать, я прижимаю камень к руке и закрываю глаза. Я ожидала, что придется постараться, чтобы услышать мысли, но голос Жулианы обрушивается на меня громко и яростно, словно град. …Мое Солнце мое Солнце я знала что это сделал ты ведь это ты убил маму за что тени съели твою печень и теперь она жаждет крови… Мысли расходятся в разные стороны, как молнии в небе. Одни стихают в забвении, другие несколько раз ударяют в одно и то же место, прежде чем переключиться на что-то другое. …Тебе не убить меня потому что я уже убивала тебя сотни раз Симон я скажу ему скажу ему и отец убьет тебя как убил ее… Мне отчаянно хочется выпустить руку Жулианы, но я не могу этого сделать. Ведь ее никто не слышал при жизни. …Мое Солнце я всегда знала что это ты тени что возникают у меня перед глазами дают мне мудрость Симон Симон это ключ Симон это замок дай мне поспать дай мне поплакать о сохранении души… В мыслях нет никакой связности. Никакой рациональности. Никаких пауз. Словно я пытаюсь напиться из водопада, который обрушивается мне на лицо. …Ты думаешь я не запомню этого но я запомню и расскажу все моему Солнцу моему Солнцу теперь я знаю что это ты и ты убил матушку… Осознав, что мысли Жулианы повторяются, я скидываю ее руку. Свет и Благодать, как она жила с этим? Может, ее безумие было вызвано неумением остановить поток мыслей? Передернув плечами, я снова прячу камень в карман и потираю покалывающие пальцы о бедра. Поток мыслей стих, но отчаяние и боль Жулианы все еще отдаются в моей крови. Я ощущаю, как волосы на затылке встают дыбом, и поднимаю глаза. Через открытую дверь на меня с улицы сердито смотрит граф Монкюир. – Мисс Катрин? Я вздрагиваю. Напротив меня, там, где недавно стоял Удэн, сейчас Ламберт. В одной руке он сжимает молоток, второй придерживает отполированную крышку. – Вы в порядке? – спрашивает он. – Да, спасибо, – с трудом выдавливаю я. – Я закончила читать благословение. Вам нужна помощь? Ламберт качает головой: – Нет, спасибо. Думаю, вы поймете мое желание сделать это в одиночку. – Пойму. Его отца больше не видно, но, я уверена, он поджидает снаружи. – У вас есть запасной выход? Я бы предпочла не сталкиваться еще раз с вашим братом. – Конечно. – Ламберт кивает в сторону кухни и кладет молоток, чтобы двумя руками взяться за крышку гроба. – Спокойной ночи, Катрин. – Спокойной ночи… Ламберт. Зайдя на кухню, я останавливаюсь у двери, чтобы вывернуть плащ на лунную сторону. И перед самым выходом на улицу замечаю, как Ламберт в последний раз смотрит на лицо сестры. Глава 55 Симон расхаживает по коридору на костылях, когда я возвращаюсь к Афине. Но, как только я переступаю порог, он выпускает их из рук и сжимает меня в объятиях. – Я прождал тебя больше часа, – отстранившись, говорит он и обхватывает мое лицо руками. Мне отчаянно хочется, чтобы он поцеловал меня, но этого не происходит. – Ты узнала все, что хотела? – появляясь у него за спиной, спрашивает Афина. – И да, и нет. – Я отступаю от Симона, ведь мне еще нужно объяснить ему суть магии крови. – Ее мысли сумбурны и бессвязны. Но она много думала о Симоне, словно хотела что-то сказать ему. – Кто хотел мне что-то сказать? – спрашивает Симон. Я тяжело вздыхаю: – Жулиана. Симон моргает: – Ты говоришь так, словно только что разговаривала с ней. – Ну, в каком-то роде так оно и было. Его взгляд устремляется к Афине: – Это еще одна разновидность магии, которой обладают селенаэ? Вы разговариваете с мертвыми? – Да, – отвечаю я. – Не все селенаэ умеют это делать. И не только это. На его лице отражается легкий испуг, и я сомневаюсь, что мои объяснения смогут его успокоить. – Вы можете обсудить это позже, – говорит Афина. – Нас ждет Грегор. Если я хочу помириться с дядей, мне следует уступить, но сегодня вечером мне нужно вернуться домой – хотя бы для того, чтобы не ставить под удар сестер Света, если Удэн или граф придут за мной в аббатство. – Я не могу, – наконец решаюсь я. – Нам с Симоном нужно поговорить. Кузина хмурится: – И что мне сказать Грегору, когда он спросит, где ты? Я наклоняюсь, чтобы поднять костыли Симона. – Скажи ему, что я следую своим инстинктам и ему не стоит пытаться удержать меня. Вздохнув, Афина уходит, а я помогаю Симону добраться до кухни. С тихим стоном он опускается на стул. – Не хочу становиться еще одним камнем преткновения в твоих отношениях с семьей. – Это не имеет к тебе никакого отношения, – говорю я. – Родные сами отказались от меня. Так что только мне решать, когда вернуться. Симон нервно ерзает на стуле: – Ты расскажешь мне, как смогла поговорить с Жулианой? Я опускаю глаза на свои руки, чтобы не встречаться с ним взглядом. – Это мало походит на разговор. Скорее на подслушивание. – Я слушаю. Я сжимаю кулаки. – Мысли – мои, твои, любого – отдаются у нас в крови. Когда человек умирает, кровь сохраняет его последние мысли. – Симон приоткрывает губы, чтобы задать первый из множества вопросов, но я продолжаю, не давая вставить ни слова: – И я могу услышать их, прикоснувшись к крови или воспользовавшись камнем крови. В этот раз он даже не пытается заговорить, а я не знаю, что еще сказать. – Вот, пожалуй, и все, – через несколько секунд говорю я. – Когда я осознала, что со мной происходит, решила, что схожу с ума, как Жулиана. Ведь она слышала голоса мертвых женщин. Поэтому я боялась кому-нибудь об этом говорить. Симон усмехается: – Даже я бы не поверил. – А сейчас веришь? Или показать?