Глава 49 Симон. Нужно рассказать все Симону. Вот только выбраться из святилища не так-то просто. Все двери заперты, поэтому остается либо пролезть через окно в дальнем конце зала, либо по лестнице подняться до уровня крыши, а затем спуститься по наружным лесам. Вот только на мне рабочая юбка, и, хотя она достаточно широкая, любой из этих вариантов не очень хорош, особенно в темноте. Мой взгляд останавливается на разбитых окнах на уровне галереи. Широкие, расположены низко… если буду осторожна, легко выберусь через них. Поставив свечи на алтарь, я прячу длинную косу за пазуху, чтобы освободить руки, и спешу к лестнице, по которой спускалась с башни несколько часов назад. На высоте галереи у меня начинает кружиться голова, вынуждая остановиться на лестничной площадке. Спустя несколько секунд, когда дыхание приходит в норму, святилище наполняет звон падающего на пол стекла. Реми отправился меня искать? Прищурившись, я смотрю сквозь длинное узкое окно башни, в нижний край которого упирается крыша галереи. Через светло-голубое стекло невозможно разглядеть даже строительные леса, которые, без сомнений, там есть, но и каких-либо движений не видно. Я выхожу на галерею, которую сквозь разбитые окна освещает лунный свет. И вижу, как примерно на середине внутрь святилища пробирается темная фигура, хрустя ботинками по стеклу. – Реми, это ты? – зову я. Человек вздрагивает и поворачивается ко мне, но не отвечает мне. Дождевая вода стекает с его плаща, закрывающего тело с головы до колен. И тут я понимаю, кто передо мной. Симон постоянно твердил: убийцу тянет на место его преступления. Поэтому Ламберт неоднократно расспрашивал городскую стражу о людях, которые слишком долго крутились поблизости. И я единственная, кто знает, что святилище – одно из этих мест. Нужно убираться отсюда. Выбраться на улицу. Я знаю это здание с закрытыми глазами. Тут слишком много мест, где можно загнать в угол. Темная фигура немного шевелится, а затем раздается тихий скрип металла о кожу. Звук вынимаемого ножа. Человек делает шаг ко мне, и под полой плаща точно угадывается форма клинка. В шаге от меня – окно, но в другой ситуации я бы не стала через него выбираться. В раме – с десяток зазубренных осколков, напоминающих зубы. Что снаружи, непонятно. Если там нет лесов, то до крыши наружной галереи лететь несколько метров. Убийца делает еще один, более быстрый, шаг, не оставляя мне выбора. Я запрыгиваю на выступ чуть выше колена и, прикрыв лицо и взмолившись о том, чтобы снаружи оказалось хоть что-то, на что можно приземлиться, бросаюсь в темноту. Острые осколки цепляются за волосы и юбку, разрывая ткань. Но, слава Свету, снаружи оказываются строительные леса, которые всего на несколько сантиметров выше нижней рамы. Правда, из-за этого я цепляюсь носком ботинка за край и падаю лицом на платформу из камыша. Едва я успеваю осознать, что произошло, рука в перчатке хватает меня за лодыжку. С криком я бью по пальцам второй ногой, а как только убийца ослабляет хватку – отползаю подальше. Вот только впереди проем, а до земли, усыпанной каменными блоками, метров шесть. Когда я собираюсь с силами и поднимаюсь на ноги, он выпрыгивает из окна. Отвернувшись от летящих во все стороны осколков, хватаюсь за вертикальный столб и отталкиваюсь, чтобы оказаться на внешней стороне лесов. Упершись ногой в горизонтальную перекладину, я подталкиваю себя вверх и хватаюсь за верхнюю платформу, а затем взбираюсь на нее. Шагнуть – ухватиться. Шагнуть – ухватиться. Расстояние между нами увеличивается, но убийца не собирается сдаваться. У меня возникает мимолетная мысль – воспользоваться лунным камнем, хотя его воздействие на мои чувства не так уж сильно, но мне не удержать его в руке. Столбы скользкие и холодные от дождя, поэтому за считаные секунды пальцы немеют. Капли летят в лицо, а луна все еще скрыта за тучами, пробираться приходится почти на ощупь. Вытянув руку, я натыкаюсь на столб и аккуратно обхожу его, но к нему прибита не горизонтальная балка, а диагональная. Не желая оставаться здесь, я прохожу дальше. Убийца, кряхтя, ползет за мной. Я тянусь вперед, чтобы схватиться за следующий столб, – и натыкаюсь на пустоту. А он подбирается все ближе, вызывая панику. Двигайся. Я сосредоточенно взбираюсь по паутине столбов, поднимаясь все выше с проворством, которого не ощущала раньше. Если удастся добраться до крыши, смогу убежать по водосточному желобу. Дождевая вода заливает левый глаз, поэтому приходится потратить драгоценную секунду, чтобы вытереть его. На пальцах остается кровь. Видимо, я порезала голову, когда выскочила в окно, но густые волосы защитили от более глубокой раны. Трудно сказать, чем вызвана моя слабость: потерей крови, страхом или голодом. Возможно, всем вместе. Взобравшись на следующую платформу, я замираю на несколько секунд, чтобы справиться с головокружением. Но, судя по скрипам и стонам, убийца вскоре доберется сюда. Я – напротив верхнего ряда окон, освещающего хоры, но до крыши еще два уровня лесов. Могла бы пробраться внутрь, если бы не страх, что леса подо мной обвалятся: одна из балок крыши пробила стекло и уперлась в платформу. Зато замечаю узкий треугольный осколок стекла, свисающий с верхнего края округлой рамы, а затем – выдергиваю его. Острые края впиваются в ладонь, разрывая кожу. Течет кровь. Теперь у меня есть оружие, но вряд ли я смогу им отбиться. С каким человеком мне предстоит встретиться? Симон считает его умным. И он смог испортить строительные леса меньше чем за неделю – тогда я в последний раз осматривала их. За край плетеной платформы цепляется рука в перчатке, вынуждая меня отползти подальше. Заостренный край моего импровизированного оружия цепляется за платформу и глубже врезается в ладонь. Но у меня возникает идея. Я сильнее сжимаю стекло и тяну его на себя, проводя острым краем по камышу и веревкам, которые стягивают его. Продолжая прорезать их, отползаю подальше в тень, пока не упираюсь спиной в толстый выступ стены святилища. За мной тянется кровавый след, но, надеюсь, он скрывает разрез. Убийца подтягивает верхнюю часть тела на платформу. Его лицо все еще скрывает капюшон, но он видит меня и слышит, как тяжело и хрипло я дышу. Мне больше негде спрятаться и некуда бежать. Но я приготовила ловушку. Как только он ставит ногу на камыши, меня охватывает беспокойство: вдруг увидит, что я сделала? Бросаю в него окровавленный осколок, чтобы отвлечь внимание. Отмахнувшись, он поднимается на ноги. А меня это усилие едва не довело до обморока… Убийца замирает на мгновение, словно наслаждается моментом, а затем вновь вытаскивает нож. Да. Иди ко мне. Он делает шаг, еще один. Камыш под его ногами прогибается, но не ломается. Перед глазами появляются темные пятна, еще больше мешая видеть. Если уловка не сработает, останется надеяться, что я быстро потеряю сознание… Раздается несколько быстрых щелчков и хлопков, а затем платформа поднимается над краем, словно ткань. Убийца проваливается – сначала по пояс, но спустя мгновение остатки камыша ломаются под ним, утягивая вниз. Последней в дыре скрывается рука, все еще сжимающая кинжал. Борясь с темными пятнами перед глазами, которые утягивают меня в забытье, я выглядываю за край, пока строительные леса содрогаются от каждого удара, с которым на них обрушивается убийца по пути вниз. Расстояние между платформами не очень большое, но его падение не ускоряется и не замедляется. На нижних ярусах работ нет, поэтому нет и платформ из камышей. Вскоре я слышу глухой стук, с которым он приземляется на покатую крышу наружной галереи. Мне все еще грозит опасность. Надо подняться и уйти отсюда. Но все мысли – только об отдыхе. Свернувшись калачиком на небольшом кусочке оставшейся платформы, я закрываю глаза. Всего на минутку. Глава 50 Когда я просыпаюсь, вокруг все еще темно, а небо укутано плотными облаками, поэтому трудно определить даже примерное время. Залитая кровью правая рука прижимается к груди, где под одеждой чувствуется свернутая толстая коса. Вспомнив, где нахожусь, я резко сажусь и тут же вскрикиваю от боли – из-за вырванных волосков, которые приклеились к засохшему пятну крови на платформе. Накатывает тошнота, а когда удается с ней справиться, на смену приходит сильнейшая головная боль. Где он? Я осторожно перегибаюсь через край и смотрю вниз. На крыше наружной галереи, куда убийца должен был упасть, никого нет. Да и на строительных лесах не видно никакого движения. Несмотря на возникшее желание остаться здесь до утра, раз убийца все равно сбежал, я понимаю: нужно найти Симона. Спуск оказывается медленным и трудным, в том числе потому, что я часто останавливаюсь удостовериться, что убийцы нет поблизости. Но как только оказываюсь на земле, так и хочется бежать, вот только сил осталось так мало, что приходится ковылять вдоль святилища, а затем – по улице, ведущей к дому Монкюиров. Не желая привлекать излишнего внимания, я медленно бреду к кухонной двери, надеясь, что хоть кто-то из слуг не спит. Стучу я здоровой рукой, но все равно получается не очень громко. – Помогите! – хрипло зову я. – Прошу! Кто-нибудь! Через несколько секунд дверь открывается, и я вижу перед собой Симона, освещаемого золотистым светом от очага. Наверное, он был на кухне, но моргает так, словно только проснулся. – Кэт? – Его глаза становятся все шире, пока взгляд скользит по моему телу. – Солнца свет, что с тобой случилось? Еще одно убийство? Я раскрываю ладонь и показываю рану: – Нет, это моя кровь, но со мной все в порядке. – Не рассказывай сказки. Симон затаскивает меня внутрь и закрывает дверь. А затем – прикладывает палец к губам и несколько секунд смотрит на потолок. Убедившись, что наверху никто не проснулся, он подводит меня к деревянному стулу между столом и очагом и приказывает: – Садись. Я послушно опускаюсь на сиденье. Оно оказывается теплым, словно на нем кто-то сидел до моего прихода. Отвернувшись, Симон принимается рыться в буфете. Его светлые кудри примяты с одной стороны, а чуть ниже, на щеке, виднеется отпечаток ткани. – Ты спал за столом? – спрашиваю я. – Да. – Он по очереди открывает несколько бутылок и банок, нюхает их содержимое, одни оставляет на столе, другие убирает обратно. – Жулиана плохо себя чувствует. Намного хуже, чем обычно. Неподалеку от меня стоит котелок. Я дрожу от шока, боли и холода, а содержимое выглядит божественно. – Этот чай горячий? – стуча зубами так сильно, что отдает в голову, спрашиваю я. – Можно мне немного? – Свет и Благодать, нет! Симон поворачивается ко мне, стараясь не уронить бутылку, кувшинчик и пачку льняных бинтов, и поспешно опускает все на стол. А затем – хватает котелок, подбегает к задней двери и выплескивает содержимое на улицу. Качая головой, Симон ставит пустой котелок на буфет, а вместо него забирает большую деревянную миску и опускает на стол рядом с лекарствами. Наполнив ее горячей водой из чайника, он склоняется надо мной и внимательно изучает порез на голове. Я закрываю глаза, когда он начинает перебирать волосы своими длинными пальцами. – Рана не очень глубокая, – бормочет он. – Кровотечение прекратилось, но все равно нужно промыть. – Симон опускается передо мной на колени и осторожно разжимает мою руку. – Что случилось, Кэт? – В святилище был обвал, – говорю я, радуясь про себя, что он, похоже, забыл о моем предательстве. – Погибли три человека. Симон сочувственно цокает – то ли при виде моей раны, то ли из-за новостей. – Ламберт рассказывал. Мне очень жаль. – Он опускает кусок ткани в миску и вытирает мою ладонь. Вода теплая, но не горячая. – Но эти порезы появились не больше часа назад. Как ты их получила? – Осталась в святилище, выяснить, из-за чего рухнули леса. – Я шмыгаю носом, а затем вытираю его второй рукой. – Ведь мои обязанности – следить, чтобы этого не случилось. Симон резко вскидывает голову: – Неужели Ремон обвинил тебя? – У него есть на это все основания. Он бросает окровавленную тряпку на стол. – Если Ремона назначили ответственным за строительство, именно он должен отвечать за все, – рычит он, поворачивая мою ладонь к свету, свободной рукой откупоривает бутылек и выливает прозрачную жидкость на свежие бинты. Едкий запах ударяет в нос. – Будет жечь, – предупреждает он и прижимает мокрое полотно к моей ладони.