Он поворачивается ко мне с искаженным от гнева лицом: – И у тебя еще хватает наглости говорить со мной сейчас? Не думаю, что обвинения сейчас помогут. – Сегодня мы уже ничего больше не сможем сделать. Уверена, твоя мама переживает. Реми встает со сломанного колеса и поворачивается ко мне: – Почему ты здесь, Кэт? – Потому что забочусь о тебе, – говорю я. – И не собираюсь злорадствовать. Даже мастера-архитекторы совершают ошибки. Главное – учиться на них. Его зеленые глаза расширяются: – Ты считаешь, что в этом виноват я? Если Реми планирует выставить виноватой меня, как выставил, когда магистра Томаса посадили в тюрьму, у него ничего не получится. Я указываю пальцем на покрытые трещинами и сломанные камни для сводчатых арок, которым мастера придавали нужную форму несколько месяцев. – Главный архитектор запретил тебе делать это. – Поднимаю руку, указываю на расколотые опоры наверху. – Потому что ожидал подобного! Видимо, мои слова никак не задевают Реми: он со спокойным лицом дергает мою поднятую руку: – Пойдем, я кое-что тебе покажу. Он направляется к боковой двери святилища, таща меня за собой так упорно, что я спотыкаюсь и запинаюсь об обломки, – но не выходит наружу, а сворачивает к лестнице, ведущей в южную башню. Эти ступеньки мне знакомы так хорошо, что я могла бы подняться по ним с закрытыми глазами, но Реми так тянет меня, что я несколько раз отбиваю пальцы. Когда мы добираемся до уровня крыши, он подводит меня к арке, из которой видно восточную стену. Последние лучи заходящего солнца пробиваются на горизонте, окрашивая небо в оранжевый, розовый и фиолетовый. Я бы полюбовалась этой красотой, если бы не обломки внизу. – Что ты видишь, Кэт? – выдавливает сквозь зубы он и указывает на внешнюю стену, второй рукой продолжая удерживать мое запястье железной хваткой. – Аркбутаны, – отвечаю я. – Предназначенные для перераспределения веса потолка и переноса его со стен на землю. – Возможно, я и не обладаю обширными знаниями о строительстве, как Реми, но понимаю, что как работает. – Верно, – выплевывает он. – А теперь покажи мне, где они не выдержали? Я открываю рот, чтобы ответить, но понимаю: колонны и каменные арки стоят идеально прямо и неподвижно, как и стена. Но это невозможно. – С другой стороны аркбутаны выглядят точно так же, – добавляет Реми. – Их построили достаточно крепкими, чтобы выдержать вес потолка. И я в этом не сомневался. – Он отпускает мое запястье, и я поворачиваюсь к нему лицом, пытаясь собраться с мыслями. А в его глазах плещется боль. – Ты действительно решила, что я бы подверг всех опасности? – Но тогда почему… – Произошел обвал? – перебивает меня Реми. – Мы поднимали камни на платформу и укладывали их в стороне, чтобы приступить к установке завтра утром. Колесо уже тянуло последний груз, когда раздался треск. Даже центральные балки, установленные для усиления сверху, не помогли. Не представляю, что могло так их повредить. Пока я не увидела аркбутаны, я считала, что они не выдержали, так как раствор не укрепился из-за того, что Реми слишком рано начал ставить арки потолка. Но они не пострадали, да и, судя по его словам, рабочие просто поднимали камни на верхний ярус лесов… Я качаю головой: – Но леса должны были выдержать такой вес. Реми скрещивает руки на груди: – Но не выдержали. Внутренние леса обвалились. – Несколько секунд между нами повисает молчание, пока я пытаюсь осознать, что он имеет в виду. – А чья обязанность осматривать строительные леса, Кэт? Я практически ничего не ела сегодня, но, кажется, сейчас расстанусь и с этими крохами. – Моя, – шепчу я. – Кто поставил свое имя на плане, кто подтвердил, что все балки целы и продолжать работы безопасно? – не отступает он. – Я. – Кто сказал, что выполнил всю работу, лишь бы его отпустили на бессмысленную беготню по Дороге удовольствий в погоне за призраками? Кто провел последние два дня, флиртуя с сыном градоначальника? А вот этого ты лучше бы не говорил… – Я ходила проведать магистра в тюрьме! – Пока я продолжал работать над делом его жизни без твоей помощи! – рычит он. – Люди умирают, Реми! – кричу я в ответ. – Люди, которые мне дороги! И я хочу сделать хоть что-то, чтобы остановить это! Как только слова вылетают изо рта, я осознаю, что сказала, и зажимаю рот руками. Но уже поздно. Реми поднимает брови: – Ты права. Люди умирают. Боль разрастается в груди, но я изо всех сил стараюсь сдержать ее. Но Реми наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и добивает меня: – А что касается дорогих тебе людей, думаю, ты и сама понимаешь, что убийца нацелился на них по той же причине, по которой подставил магистра. У меня подкашиваются колени, и я падаю на землю в окружении мокрой юбки, под его взглядом. – Реми, прошу! – рыдаю я в ладони. – Ты же понимаешь, что я не хотела, чтобы случилось подобное. Мной двигало желание защитить магистра Томаса! Еще две ночи назад Реми защищал меня, но сейчас он даже и не думает сделать это. – Суп и извинения не помогут ему, Кэт, – холодно говорит он. – Ему требовалась твоя помощь здесь, с тем, для чего тебя наняли. – Реми всхлипывает. – Мне требовалась твоя помощь. Я не знаю, что ему ответить. Да он и не ждет. Он разворачивается и направляется к лестнице, скрываясь с моих глаз вместе с последними лучами солнца. * * * Не знаю, сколько я просидела на том же месте, где меня оставил Реми. Дождь начинается вновь, заливая меня сквозь открытые арки башни, но я не двигаюсь. От фасадной башни доносится колокольный звон, призывающий священнослужителей на полуночную службу, и вскоре из разбитых окон льются навязчивые песнопения. Через несколько десятков минут голоса стихают, и альтум отпускает всех на отдых. Судя по хрусту под ботинками, двое священнослужителей проходят по святилищу и запирают все двери на ночь. А затем уходят и они. Наконец я остаюсь совершенно одна. Конечно же, заслужила. Даже луна отказывается составить мне компанию, прячась за густыми облаками. Как я это допустила? Последние часы я мысленно взбиралась по рухнувшим лесам, платформам и балкам, пытаясь отыскать, понять, что же упустила. Да, мне хотелось выполнить работу поскорее, но я же пометила места, на которые требовалось обратить внимание! И не подписывала планы Реми, пока все не поправили. Да, я выполняла работу быстро, но тщательно. По крайней мере, мне так казалось. Нужно понять, где я ошиблась. Суставы и мышцы ноют, когда я вскакиваю на ноги, а голова начинает кружиться. Когда я ела в последний раз? Помню, мы разгребали завалы, нам передавали булочки и воду, но на вкус они напоминали опилки. А с утра я съела всего полтарелки каши. Да и вчера – почти ничего. Удивительно, что я еще могу стоять на ногах. Но я не уйду отсюда, пока не получу ответы. Без света луны практически ничего не видно, но у меня в кармане лунный камень. Я вытаскиваю мешочек и открываю его. Внутри – перегородка, разделяющая два камня. Я осторожно вынимаю лунный камень и кладу на ладонь. Исходящий от него свет очень слаб, но этого хватает, чтобы слегка усилить мои чувства. Афина предупреждала, что камень практически израсходован, но это лучше, чем ничего. Прихрамывая, я пересекаю башню и спускаюсь по винтовой лестнице, по которой Реми тащил меня наверх несколько часов назад. Несмотря на помощь камня, видно плохо, поэтому я забираю канделябр со свечами, стоящий на алтаре, когда прохожу мимо. Вряд ли Солнцу жалко свечей, а альтум ничего не узнает. Но даже так мне не разглядеть места разломов балок снизу, поэтому я осматриваю те, что упали на пол. Все беды начались с деревянного колеса, поэтому я начинаю с него, представляя, как оно крепилось к центральной балке под потолком. Несколько толстых опор валяются неподалеку. Это одна из причин, по которым Реми страшится завтрашнего дня. После падения они треснули по всей длине, а значит, в работу негодны. Вот только эти балки нам доставили из лесов за двести километров отсюда, поэтому их замена обойдется дорого – не только по деньгам, но и по времени. Я рассматриваю не покрытые смолой участки, где балки соединялись друг с другом. Они гладкие, словно их распилили. Но, как я и ожидала, есть трещины, из которых торчат щепки. Трудно судить, как должен выглядеть разлом на таких массивных балках, особенно в темноте, но, по мне, есть в этом что-то… неправильное. Такой обвал должен был вызвать слишком много повреждений. Может, все дело в том, что эти балки упали последними? А первыми обрушились леса, которые тянулись вверх внутри здания. Завалы, впрочем, уже перемещали, поэтому трудно предположить, что откуда взялось. В поисках тех, кто оказался погребен под камнями и лесами, обломки перекидывали с места на место. Поэтому мне предстоит все перелопатить, чтобы понять, что где было. Несколько столбов и перекладин раскололись – какие-то полностью, какие-то немного, но трудно сказать, когда появились трещины: до обрушения, во время обвала или после удара о мраморный пол. Даже спустя час не находится ничего, что могло бы подсказать причину произошедшего. Сжимая в руке лунный камень, я опускаюсь на колени рядом с кучей обломков и смотрю на крышу над головой, не сдерживая слез. Как мастер-архитектор нашел в себе силы продолжать работать после такой неудачи? Мне хочется взобраться повыше и прыгнуть вниз. Подходящий конец. Именно этого я и заслуживаю. Нет. Я закрываю глаза и кладу руки на колени. Если бы магистр Томас услышал мои мысли, у него бы сердце остановилось. Я не могу так с ним поступить. И если он смог вынести тяжесть своих прошлых ошибок, то и у меня получится. Я встану и выйду отсюда, как вчера, в тюрьме. Именно этого он хотел бы от меня. Дрожа от усталости и голода, я прячу лунный камень в мешочек. Заставляю себя подняться на ноги. Наклоняюсь, чтобы поднять канделябр со свечами, которые почти догорели. Но тут мой взгляд привлекает нечто, торчащее из-под кучи мусора. Что-то похожее на веревку… или на волосы… Решив, что нашла еще одного погибшего, я наклоняюсь и отбрасываю несколько камней в сторону. Но вскоре понимаю, что ошиблась. Длинная коса намотана на балку, словно ее специально привязали туда. Держа в левой руке свечи над головой, правой я разматываю толстую косу из белых волос, примерно в метр длиной. Это волосы Маргерит. Послание. Которое специально оставили здесь, чтобы его нашли. Не знаю, как убийце удалось это сделать, но в сегодняшнем обвале, убившем несколько человек, виновата не я, а он.