Афина усмехается: – А поможет ли тебе, если я скажу, что лунный свет – это солнечный, который отразился от поверхности луны? Грегор говорил Марге что-то подобное: луне дарован тот же свет, что и всему остальному, просто она отдает обратно то, что получает. – Ты хочешь сказать, что магия на самом деле исходит от Солнца? – спрашиваю я и, дождавшись ее кивка, продолжаю: – Тогда почему мы используем отраженный свет, а не прямой? – Магия Солнца слишком сильна, – отвечает кузина. – Его сияние ошеломляет. – Она наклоняется вперед. – Что происходит с яркими красками и рисунками, которые слишком долго находятся на солнце? – Они выцветают, – отвечаю я, понимая, в чем дело. Афина кивает: – А что происходит с тестом или мясом на сковороде, которую поставили слишком близко к огню? Это мне известно по собственному опыту. – Подгорает. – Верно. – Она откидывается на спинку стула. – Луна подобна неотшлифованному зеркалу, которое отражает лишь часть света, но его достаточно, чтобы использовать магию. – Она указывает на толстые черные линии вокруг глаз. – Вот почему мы рисуем их. Наши глаза чувствительны к свету, а сурьма поглощает часть солнечного сияния. Теперь понятно, почему у меня слезятся глаза и начинает болеть голова, когда на улице светит яркое солнце. Но это не сподвигнет меня обводить глаза сурьмой и вставать с восходом луны. – Как давно селенаэ могут пользоваться магией? – Благодаря ей наши предки построили империю более двух тысяч лет назад, – отвечает Афина. – Воины селенаэ никогда не ограничивались светом луны и с легкостью побеждали тех, кто видел лишь днем. – Она замолкает на несколько секунд, а затем на ее лице появляется ироничная улыбка. – В те времена магия крови ни у кого не вызывала удивления. В наших летописях нет никаких подтверждений этому, но, думаю, она оказалась особенно полезной во время допросов. В империи селенаэ практически не было преступности – никому не удавалось скрыть вину. Люди могут лгать, но кровь всегда говорит правду. Афина замолкает снова, но в этот раз не спешит продолжать, а просто смотрит на полупустую чашку перед собой. – Что произошло? – спрашиваю я. – Как пала империя? Ведь как-то же она пала… – Магия стала подводить селенаэ, – тихо говорит кузина. – Магия крови стала проявляться все реже и реже, а магию луны становилось все труднее обуздать, словно с каждым поколением мы становились все меньшими сосудами, и она переполняла нас. – Афина смотрит на Грегора. – Мы научились справляться с этим, используя камни пустоты и другие способы. В том числе – запретили браки с чужими, чтобы сохранить то, что имели. Тех, кто нарушал правило, изгоняли. Но магия крови продолжала ослабевать, даже когда мы оборвали все контакты с империей Адриана, которая обрела силу и заняла наши земли. Дядя складывает руки на груди. – Моя племянница верит, что, смешай мы кровь с адрианами, это помогло бы раскрыть магию в нашей крови. Не сомневаюсь – идея кажется ему нелепой. – И мой отец решил проверить? – спрашиваю я. – Твой отец повелся на хорошенькое личико, и его не волновало, что оно принадлежало адрианке. И, не будь целители столь редки среди нас, а их способности столь востребованны, его бы опустошили. Опустошили? Мне не нравится, как это звучит. – В этом предположении есть своя логика, – настаивает Афина. – Чистые металлы редко бывают такими же прочными, как сплавы. Бронзу делают из меди и олова. Сталь – из железа и древесного угля, латунь – из меди и кадмия. Даже золото лучше сохраняет свою форму, если сплавлено с другим металлом. Но из-за одержимости селенаэ чистотой крови мы заржавели, как чугун. – Вот только если ты ошибаешься, то мы потеряем те крохи, что имеем, – возражает Грегор. Афина поджимает губы: – Нам уже нечего терять. Катрин – доказательство моей правоты. Она не только владеет магией крови – ее проявления сильнее, чем у меня и, вероятно, у ее отца. И то, что она не только открылась для магии, но и смогла ею воспользоваться и даже отчасти овладеть, говорит само за себя. Я краснею. – Ты меня переоцениваешь. – Думаешь? – Афина поднимает бровь. – Когда ты впервые услышала кровь той женщины, которую убили в переулке? Где ты находилась, когда она воззвала к тебе? – В святилище, – говорю я. – Я услышала ее крик, но… вряд ли она могла произнести хотя бы звук. Ей перерезали горло. Грегор хмурится: – Это невозможно. То, что он так считает, беспокоит меня. Я воспринимала умение видеть и слышать то, что недоступно другим, как способности, дарованные магией всем селенаэ. Но, судя по его словам, это не так. Афина поднимает руку, прося дядю помолчать. – Заметила ли ты какие-то еще знаки? – спрашивает меня она. Я несколько секунд обдумываю, признаваться или нет. – Синяки. На животе. Сначала я решила, что они появились из-за страховочной веревки. Но их было ровно семь, и они совпадали с ножевыми ранами Перреты. Я никому об этом не говорила. Даже Афину это удивляет: – Может, ты что-то еще видела и ощущала на расстоянии? Руки дрожат так сильно, что чашка дребезжит о блюдце, поэтому я опускаю их на колени. – В ту ночь, когда убили третью девушку. У статуи. – Что ты увидела, Кэт? Кузина наклоняется вперед, чтобы накрыть мои руки ладонью. Она изумлена, но все равно сочувствует мне. Я делаю глубокий вдох: – Я наблюдала за заходом луны – и вдруг стала той девушкой. Видела и чувствовала все, что ощущала она, пока ее убивали. – У меня перехватывает дыхание, а на глазах выступают слезы, когда вспоминаю ее ужас и ощущение крови, стекающей по груди. – Это… это обычно для селенаэ? – Нет, – тихо отвечает Афина. – Необычно. – Не убирая ладони с моих рук, она поворачивается к Грегору. – Ты когда-нибудь слышал о таком, дядя? Я уверена: она и сама знает ответ на этот вопрос. – Существуют легенды, – бормочет он. – Древние, как империя. Что существовали воинственные короли и королевы, которые умели пересекать мост света, чтобы проникнуть в разум другого человека. Но никто не сомневался, что это выдумки. Просто россказни. – По-видимому, нет, – говорит Афина. А затем встает со стула и обнимает меня, пока я всхлипываю. Глава 46 Когда кузина склоняется над моим стулом и обнимает меня, я прижимаюсь лицом к ее жилетке из лунной ткани. Вряд ли Афине удобно, но она не возражает. Грегор молча наблюдает за нами. Через несколько секунд я отстраняюсь, не желая испачкать одежду кузины своими соплями. – Прости, – бормочу я и вытираю лицо руками и рукавом. Афина с улыбкой возвращается на свое место. – Мне не впервой успокаивать тебя. Правда, с тех пор ты немного подросла. Я оглядываюсь по сторонам, внезапно осознав, что вокруг по меньшей мере десяток селенаэ, которые могли слышать нас. И все смотрят на меня. Возможно, нам не стоило вести этот разговор на публике лунной ночью. – В квартале все знают, кто я? – спрашиваю я, понизив голос, хоть и понимаю, что это бессмысленно. – Практически все, кто старше двадцати лет, – отвечает Афина. – Из-за того, что произошло, когда я родилась, – говорю я, и она кивает. Я на мгновение прикусываю губу. – А многие из них возлагают на меня такие же надежды, как ты? Афина смотрит на селенаэ, которые, не стесняясь, подслушивают нас. – Честно говоря, до недавнего времени они вообще не думали о тебе. Селенаэ не беспокоятся о посторонних, лишенных магии. – Она вздыхает. – А что касается «надежд» – мне просто хотелось, чтобы ты обладала достаточным уровнем магии, чтобы доказать, что не только чистая кровь может сохранить ее. Но я даже не мечтала… – Она замолкает и взмахивает рукой в мою сторону. – Правда, вопрос в другом, – успокоившись, продолжает Афина. – Твои способности вновь возродят в селенаэ надежду, но может оказаться так, что ты уникальна. Нельзя заранее определить, какие черты родителей передадутся их детям, поэтому братья и сестры могут отличаться как внешностью, так и способностями. Так что не удивлюсь, если даже спустя несколько поколений нам не удастся «создать» кого-то, равного тебе. А если и получится, ребенок обретает так много сил, что никто из нас не сможет научить его ими пользоваться. – Несколько секунд кузина молча смотрит на нашего дядю. – Но я уверена: и ты, и другие дети от смешанных браков – вы спасете нашу магию от исчезновения. По крайней мере, ты – живое доказательство того, что в этом нет ничего плохого. – Не согласен, – возражает Грегор. – Катрин – живое доказательство того, насколько опасно такое смешение. Пятнадцать селенаэ, включая моего брата, погибли от рук толпы. – Он указывает на свои шрамы. – Я чуть не умер, потому что похож на брата. И все потому, что адриане подумали, что одну из их дочерей осквернили.