– Я доверюсь им ради тебя, – наконец шепчет она. – Спасибо. Обещаю, все будет хорошо. Афина берет мой локоть и тянет вверх, вынуждая меня встать. – Моя помощница принесет тебе бульон, сестра, – говорит она. – Не засыпай. – Скоро увидимся, – обещаю я, когда кузина выводит меня из комнаты. Грегора рядом нет – судя по шагам, он отправился на второй этаж. Афина подталкивает меня к кухне. – Сними плащ, – просит она. – Погости у нас чуть-чуть. Я расстегиваю плащ и вешаю его на спинку стула у камина, а затем осматриваюсь по сторонам. У разделочного стола девушка нарезает овощи. Ее лицо скрыто темными волнистыми волосами, спадающими на плечи. – Сестра-адрианка проснулась, Хира, – говорит ей Афина. – Прошу, отнеси ей немного бульона. Не говоря ни слова, Хира наливает в миску дымящийся бульон из котелка, стоящего на огне. – Это твоя дочь? – спрашиваю я, как только девушка уходит. – Вполне могла бы быть. – Афина завязывает фартук вокруг талии и принимается за работу, которую оставила Хира. – Она одна из многих, кто стал сиротами из-за беспорядков, вызванных твоим рождением. Хире едва исполнилось три, когда ее родителей убили прямо на ее глазах. С тех пор она не произнесла ни слова. Меня шокирует, что Афина говорит о погромах так, словно в них виновата я, но в ее голосе нет возмущения. Вот только… если в ее словах есть доля правды, вряд ли другие селенаэ столь же великодушны. Возможно, они изгнали меня. – Мама забрала ее к нам, – продолжает Афина, – считала, что сможет помочь ей заговорить вновь, но ей так и не удалось. Хире недоступна магия крови, поэтому мы не смогли научить ее целительству, но она прекрасная помощница, хоть и немая. Хира не взяла с собой фонарь, так что, видимо, способна видеть свет лунных камней. Значит, магия крови отличается от той, что дарует луна. И Грегор ею не владеет. – Врач, о котором говорил Грегор, мой отец? – спрашиваю я. Она кивает: – Они были близнецами. В ту ночь адриане спутали Грегора с твоим отцом. Впрочем, они нападали на всех без разбора и избили так много наших людей, что у нас не хватало камней крови на несмертельные раны. К тому же шрамы Грегора оказались полезны – больше никто не путал его с братом. – Отец умер той ночью? – Да. – Она косится на дверь, проверяя, не вернулся ли Грегор. – Ты действительно не знаешь, что произошло? – Ничего не знаю, – говорю я. – Хотя догадалась, что моя мать была галлийкой, или адрианкой, как вы говорите. – Да. – Афина сосредотачивает все свое внимание на нарезке овощей, но, скорее всего, ей просто не хочется смотреть мне в глаза. – Она родилась в богатой семье. Во время чумы твой отец помогал адрианам, которые позвали целителей. Когда он впервые оказался у постели твоей матери, мало кто верил, что она выживет, но ей удалось. А за то время, что он лечил ее, они полюбили друг друга. Я подхожу к разделочному столу, чтобы поймать взгляд Афины, но она не сводит глаз с овощей. – И как они смогли… быть вместе? – Ее семья уехала в загородное поместье, бросив ее умирать в Коллисе. А когда болезнь отступила, она все еще оставалась слишком слабой, чтобы куда-то ехать, поэтому осталась в аббатстве. Мать Агнес заработала немало денег, сдавая комнаты женщинам-путешественницам. На самом деле многие из них приезжали, чтобы тайно родить нежеланного ребенка. Как минимум половина подкидышей, с которыми я выросла, появилась на свет именно так. – Твой отец часто пробирался к ней по ночам, и они гуляли по саду, – говорит Афина. – Примерно через месяц она сказала настоятельнице, что чувствует себя достаточно хорошо и хочет уехать. Но отправилась не к родным, а сюда. Твои родители поженились и прожили вместе полгода, пока ее семья не поняла, что произошло. К тому времени твоя мать была почти на восьмом месяце беременности. – Кузина на мгновение поджимает губы. – Но все быстро превратилось в кошмар. Она с такой силой ударяет ножом по моркови, что кусочек отскакивает от доски. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, когда Афина продолжает: – Она хотела остаться здесь, но ее родители стали распускать слух, что мы отказались выпускать их дочь из квартала, пока они не заплатят за лечение. Конечно, они обманывали, считали ее побег позором, но слишком у многих в городе остались долги перед нами после чумы, и люди разозлились. Так что вскорости в Коллисе собралась толпа, чтобы напасть на твоего отца. Они убили и покалечили десятки людей в квартале. Мне не хочется, чтобы Афина заново переживала эти события, но у меня остались вопросы, на которые хочется получить ответы. – Как умерла моя мать? – Роды начались той же ночью, раньше срока. От испуга. Она еще не успела до конца восстановиться после болезни. – Афина бросает порезанную морковь в кастрюлю. – Родила она легко, ты оказалась довольно маленькой, но она слишком быстро встала с кровати, чтобы добраться до твоего отца, пока он жив. Показать ему тебя. Из-за комка в горле мне трудно вымолвить хоть слово. – Ей удалось? – Его лицо сильно распухло, он едва видел тебя, но ушел за пределы Света Солнца с тобой на руках. И счастливым. Я знаю это: целители умеют слышать последние мысли умирающего или умершего. Афина замолкает, чтобы сдержать нахлынувшие эмоции. – Он назвал Грегора твоим лунным отцом, не зная, что тот оказался так же близко к краю, как он сам. В той сумятице мы слишком поздно поняли, что твоя мать истекает кровью. Но ее последняя мысль была о том, как сильно она любит вас обоих. Но они любили друг друга и с нетерпением ждали тебя… Это все, что имеет значение. – Влюбленные глупцы, вот они кто, – доносится с порога хриплый голос Грегора, пугая нас. Быстро моргнув пару раз, он поднимает кожаный мешочек. – У нас всего час, пока луна не займет самое лучшее место на небе, Катарейн. Тогда лучше всего объяснять самые важные вещи. Поэтому ты должна пойти со мной прямо сейчас. Не дожидаясь ответа, он поворачивается и шагает к двери. Афина ободряюще кивает. – Иди с ним, Катрин, – говорит она. – Как только маленькая сестра вновь уснет, я присоединюсь к вам. Но я не спешу уйти, потому что, как только услышала свое имя из ее уст, у меня возник еще один вопрос. – Могу я спросить еще кое-что? Подняв кастрюлю с овощами, Афина несет ее к огню. – Только если коротко. – Имеет ли какое-то значение для селенаэ имя Катарейн? Почему меня так назвали? Она фыркает: – Твой дядя был прав, называя твоих родителей влюбленными глупцами. – Афина немного смягчается, а на лице появляется улыбка, когда она вешает кастрюлю на крючок вертела. – Это имя означает «невинная». Глава 44 Я выхожу на улицу, где встречаюсь со своим дядей – моим лунным отцом, как назвала его Афина. У галлийцев есть солнечные отец и мать, которые участвуют в духовном воспитании ребенка и становятся опекунами, если что-то случается с родителями. Скорее всего, лунный отец выполняет те же обязанности у селенаэ. Но, раз Грегор решил переложить свои обязанности на мать Агнес, я имею полное право решать сама. – Меня зовут Катрин, – выпаливаю я, прежде чем он успевает мне что-то сказать. – Вы сами отказались от права называть меня именем селенаэ, когда отправили меня в мир адриан. Грегор поднимает брови: – Именем Катарейн тебя наградили мой глупый брат и его жена-адрианка. – Вот они и будут меня так называть, когда я встречусь с ними за пределами Света Солнца, – говорю я. – Но не вы. Если вам не нравится «Катрин», можете звать меня Кэт. Дядя пожимает плечами, словно это не имеет для него значения, но в его глазах на мгновение вспыхивает боль. – Как пожелаешь, маленькая кошечка. Ну, хотя бы не «котенок». Он делает несколько шагов вперед, пока не оказывается в пятне лунного света. И у меня тут же возникает желание ощутить этот свет на собственной коже. Меня тянет к нему, как наркомана – к сконии. Эта аналогия вызывает в памяти воспоминание, как Грегор нечто подобное говорил архитектору. Тогда я подумала, что они обсуждали убийство Перреты и жажду крови убийцы. Но, судя по всему, они говорили обо мне и моем пристрастии к магии, которую всем селенаэ приходилось усмирять. Поэтому мы и не покидаем пределы квартала по ночам – так мы защищаем не только других, но и себя. Неужели, используя свои способности, я стану опасна для магистра Томаса, Реми и госпожи Лафонтен? Неужели от этого могла пострадать Маргерит? И Симон? – Пойдем. – Грегор жестом приглашает меня следовать за ним. Я сглатываю ком в горле и иду по извилистым улочкам. Каждый раз, когда луна появляется из-за крыш, меня накрывает волной звуков и запахов. По пути нам встречаются несколько селенаэ, спешащих по своим делам. К моему удивлению, их одежда выглядит совершенно по-другому в лунном свете. Ткань, днем невзрачная, сине-черная, сейчас обрела множество синих и фиолетовых оттенков, по рукавам и вокруг воротников вьется замысловатая вышивка, чаще всего – лунные цветы и фазы луны. – А вы не так просты, как притворяетесь, – бормочу я.