– Властью, дарованной мне, как венатре Коллиса, – говорит он таким серьезным голосом, какого я никогда у него не слышала, – приказываю вам немедленно покинуть помещение, чтобы я мог изучить улики. Сестры послушно проходят мимо него, оставляя несколько свечей в комнате. Магистр Томас сжимает мою руку и отстраняется. – Пойду проведаю сестру Маргерит. Я захожу вслед за Симоном внутрь, а Ремон замирает в дверях, скрестив руки на груди и наблюдая за мной с непроницаемым выражением на лице. Симон трет щеки и вновь вживается в роль венатре, к чему я уже привыкла. – Соболезную твоей утрате, Кэт. Знаю, она много для тебя значила. – Он тяжело вздыхает. – Ты хорошо знаешь ее и аббатство. Как думаешь, что здесь произошло? Как убийца смог попасть сюда? Я обвожу взглядом комнату. Единственное, что стоит не на своем месте, – стул, о который я запнулась. Ноги матери Агнес прикрыты простыней, но сквозь нее видны очертания сандалий. Да и ключи висели у нее на поясе под рясой. Я всегда опасалась, что это может случиться. – Она полностью одета, – говорю я. – И находится недалеко от двери. Думаю… думаю, она сама впустила убийцу. – Ты хочешь сказать, она знала его? – спрашивает Реми. – Она давно ослепла, – огрызаюсь я. – И ее легко могли обмануть, особенно если она кого-то ждала. Остается лишь молиться, чтобы только Маргерит знала, что настоятельница ждала магистра Томаса. Симон приподнимает простыню, чтобы взглянуть на тело. – Убийца использовал то же оружие, – тихо говорит он себе под нос. – Но не тронул ни волосы, ни глаза. – Он приподнимает ткань повыше. – Кто-нибудь нашел… а-а! Симон протягивает руку и вытаскивает косу, которая упала на пол. На свету сразу становится видно, что она сплетена из крашеных рыжих волос Эмелин. – Что ж, это подтверждает мои предположения, хоть мне и непонятно, почему он не закончил свой ритуал. – М-может, его спугнула сестра Маргерит, – заикаясь, говорю я. – Она лежала так, словно уползала от кого-то. И у нее отрезаны волосы. Симон бросает взгляд на Реми, а затем вновь смотрит на тело матери Агнес. – С нею еще что-нибудь сделали? – еле слышно спрашивает он. – Нет-нет. – Я качаю головой. – Только ударили сбоку по голове. Возможно, убийце помешала кромешная темнота в комнате и неожиданное появление Маргерит. – Как думаешь, почему он не… – Я даже не могу закончить фразу. – Еще не знаю, – отвечает Симон. Он опускает простыню и, поднявшись на ноги, рассеянно растирает кровь по тыльной стороне ладони. – Возможно, это другой убийца. Возможно, кто-то узнал о волосах. – Ты сказал – он переключится на других женщин, – напоминаю я. Он кивает: – Да, и с учетом того, что настоятельницу убили похожим оружием, я практически уверен, что это его рук дело. Мне просто хотелось бы знать, что он использовал. – Возможно, вот это. Мы поворачиваемся к Реми, и он кивает в сторону стола матери Агнес. На нем поверх бумаг и бухгалтерских книг лежит знакомый предмет. Он весь в крови и кусочках плоти – даже рукоятка, – но все равно видно знакомый блеск золота. Благословенное Солнце и скрытый тьмой Ад, только не это! Симон протягивает мне косу и быстро направляется к столу. – Кэт, запомни, как он лежит, – просит он, а затем принимается изучать молоток с нескольких ракурсов. Уверена, этот момент я запомню не хуже, чем могла бы Жулиана. Симон слегка подталкивает молоток. – Тяжелее, чем я предполагал, – бормочет он и осторожно берет молоток в руки, чтобы вынести на более яркий свет. – Кажется, покрыт… золотом? – Симон крутит его в руках, изучая малейшие детали. – Никогда не видел ничего подобного, но размер совпадает с ранами. Убийца мог его использовать при всех убийствах. Возможно, даже в первый раз. Реми прислоняется плечом к дверному косяку, не сводя с меня зеленых глаз. Я встречаюсь с ним взглядом, молю сделать или сказать что-нибудь, чтобы остановить этот кошмар. Но его губы беззвучно произносят фразу, которую архитектор говорил нам бесчисленное количество раз: «Что посеешь, то и пожнешь». Происходящее сейчас – лишь моих рук дело. – На этой стороне что-то выгравировано. – Симон приподнимает молоток, чтобы показать мне, а в его голосе звучат нотки возбуждения. – Запоминай все, Кэт. Жулианы сейчас нет, поэтому придется записывать все по нашим общим воспоминаниям. Да и ты, – он кивает Реми, – тоже сможешь подтвердить состояние молотка. Я даже кивнуть не могу, а вот Реми кивает – правда, натянуто и коротко. Симон подходит к кувшину на маленьком столике у стены. Он не полный, но воды как раз хватает, чтобы очистить золотую головку. Опустив кувшин на место, венатре вытирает кровь рукавом. И все это тянется так долго, словно само время замедлилось. Симон наклоняет молоток к свече, и я закрываю глаза, не желая видеть, как изменится выражение его лица. – Вручается… – начинает он и резко замолкает. «Вручается магистру Томасу из Искано, Шестому мастеру-архитектору святилища Коллиса. Да будет благословенна его работа Всеосвещающим Солнцем». Но Симон не читает надпись вслух, позволяя повиснуть молчанию. И в этой непрерываемой тишине мое сердце разбивается на тысячи осколков. Глава 37 Зажмурившись и сжав губы, я опускаю голову ниже. – Кому-то из вас знаком этот молоток? – наконец спрашивает Симон. Я так сильно сжимаю челюсти, что не могу выдавить ни слова. – Да, венатре, – отвечает Реми, впервые произнося его титул с уважением. – Знаком. Вновь воцаряется тишина – не менее чем на двенадцать ударов сердца. – И у вас есть какие-нибудь предположения о том, как он здесь оказался? – Он пропал, – говорит Реми. – Его украли у архитектора. – Когда? – допытывается Симон. – При каких обстоятельствах? Я смотрю на Реми мокрыми от слез глазами. «Прошу, – безмолвно молю его я. – Не говори ничего. Не рассказывай ему». – Меня не было дома в ту ночь. – Реми переступает порог комнаты и направляется ко мне. – Спроси у той, кто был. Возможно, он считает, что таким образом дает мне шанс искупить свою вину, но это больше походит на предательство. Симон сосредотачивает взгляд на мне. – Катрин? Я медленно поворачиваюсь к нему. От боли в его глазах кажется, будто кто-то вонзил кинжал в мое и без того разбитое сердце. Реми подходит и кладет руку мне на поясницу. – Меня тоже там не было, – хрипло признаюсь я. Это правда, даже если и звучит как ложь. Но Симона не провести. – Кэт, – тихо говорит он. – Что ты недоговариваешь? Я сжимаю губы, не желая губить двух самых важных для меня людей. А Реми не выдерживает и нарушает молчание. – Его украла Перрета, – говорит он. Единственное, что меня утешает, – му́ка в его голосе. – Она пришла к магистру Томасу в ночь своей смерти, и они поссорились. Тогда Перрета схватила молоток, разбила модель святилища, а затем ушла, забрав инструмент с собой. – Реми останавливается, чтобы вздохнуть, а затем продолжает: – По крайней мере, мне так сказали. Симон не сводит с меня взгляда. – Понятно. – С молотка, который он сжимает в руке, капает на пол вода с кровью, тут же просачиваясь между камней. – Ты знала об этом, Кэт?