Глава 29 Я падаю на землю, ударяясь даже головой, и из груди невольно вырывается стон. На несколько мгновений все мысли разлетаются, оставляя после себя звенящую пустоту. – Проклятая ночь! Хочешь, чтобы тебя убили? – кричит Симон мне в ухо. Его тяжелое дыхание касается моей шеи. Это так напоминает то, что я ощущала в своем видении, что я с визгом отталкиваю его. Откатившись в сторону, Симон садится, откидывает плащ и пытается восстановить дыхание. – Он был здесь! Я видела его! – кричу я. Перед глазами все двоится, пока я пытаюсь сесть ровно. Два Симона бросаются ко мне, но только один обхватывает меня руками и прижимает к груди. Его сердцебиение заполняет мои уши, пока он гладит меня по волосам, прижавшись щекой к моей макушке. – С тобой ничего не случилось, – шепчет он снова и снова, и кажется, что он уверяет в этом не меня, а себя. – С тобой ничего не случилось. Когда перед глазами все медленно сливается в одну картинку, я замечаю мужчину, сидящего на корточках на краю поляны и наблюдающего за нами. Странно, но я могу даже различить очертания его глаз – темные провалы, в которых блестит серебро. – Там кто-то есть, – оттолкнув Симона, заявляю я. – Где? – Он отпускает меня и оглядывается по сторонам. Едва собравшись указать на мужчину, я осознаю, что он исчез, будто и не было. Кто знает – может, и действительно не было, показалось… На улице, ведущей на север, виднеется дрожащий свет фонаря. – Городская стража, – говорит Симон и вскакивает на ноги, чтобы помахать стражникам, призывая поскорее подойти к нам. Пока мужчина добирается до нас, Симон протягивает мне руку. Нахлынувшее головокружение вынуждает на секунду приникнуть к нему. И его губы прижимаются к моему лбу, но я не уверена, что это не случайно. – Что, во имя Солнца, ты здесь делаешь, Катрин? Ты обещала остаться дома. Я ничего такого не обещала. – А где пропадал ты? – требовательно спрашиваю я. – Ты сказал, что отправишься к мадам Эмелин. – Там я и был, – огрызается он. – Мы услышали твой голос у входной двери. Как, по-твоему, мне удалось добраться сюда так быстро? Задыхаясь от бега, стражник останавливается рядом с нами и поднимает фонарь. Симон щурится от яркого света, но мужчина все равно узнает его. – Венатре! Что случилось? – Еще одно убийство, – объясняет Симон. – Поднимайте тревогу и будите градоначальника. Только отдайте мне свой фонарь. Мужчина выполняет просьбу и уходит. А затем, сняв рожок с пояса, дует в него. Потерев глаза свободной рукой, Симон поворачивается ко мне. – Давай взглянем на тело, пока сюда не набежали зеваки. – Это слишком. Я не смогу, – упираясь, бормочу я. Но Симон хватает меня за руку и тащит к фигуре, распростертой на земле. – Нет, ты посмотришь. Ведь именно за этим ты примчалась сюда, не правда ли? Я не могу рассказать ему, что мне хватит и одного взгляда, чтобы вновь пережить произошедшее, и что я могу подтвердить его предположения о том, как она умерла. К тому же мне понятен его гнев. Без единого угрызения совести Симон сжимает мою руку сильнее и тащит вперед, не обращая внимания на слезы. – Что ты видишь? – спрашивает он, занося фонарь над телом. Я вытираю щеки дрожащими руками. – Она лежит на спине, но ее перевернули после того, как перерезали горло. Лицо разбито… – Я изо всех сил стараюсь сдержать горечь, подступающую к горлу. – Чем-то тяжелым. Симон кивает. – Рядом нет ничего, чем можно было бы нанести такие раны, так что убийца, скорее всего, снова забрал орудие с собой. – Он бросает взгляд на людей, выходящих из домов, чтобы посмотреть, из-за чего суматоха. У нас не так много времени до того, как соберутся зеваки. – Что еще? – Ей вырезали глаза, как Изабель. А… а ее плечи выглядят странно, словно ее ударили по спине. Возможно, она пыталась сбежать. Услышав это, Симон наклоняется над телом, пытаясь разглядеть, почему я сделала такие выводы. – Не понимаю, с чего ты это взяла, – говорит он. – Но, возможно, я соглашусь с тобой, когда осмотрю ее позже. – Он замолкает на мгновение. – Что еще, Катрин? Он просто вынуждает меня сказать это. – Ее юбки задраны до талии, – выдыхаю я. – На виду… все. К моему облегчению, Симон отдергивает подол, натягивая его до колен. – Это доказывает надругательство, – говорит он. – После смерти? Мне казалось, нет ничего ужаснее того, что произошло перед этой смертью. Колени подгибаются, и я едва успеваю отвернуться, прежде чем меня рвет. Невольно я оказываюсь в том же положении, что и убитая, перед тем как ее прижали к земле. Поэтому, когда Симон опускается на корточки рядом со мной и кладет руку мне на спину, меня захлестывает паника. Я отшатываюсь в сторону и опускаю одну из ладоней в пропитавшуюся кровью траву. «Даже не представляла, что это можешь быть ты», – проносится знакомая мысль в голове. Я задыхаюсь. Хватаюсь за горло, чтобы убедиться, что оно не перерезано. Размазываю кровь по коже. Даже не представляла… Даже не представляла… Симон придвигается ко мне, а в его кристально-голубых глазах плещется беспокойство. – Кэт? …Что это можешь быть ты. Я отползаю назад, подальше от кровавого пятна, пока не упираюсь в основание статуи. Затем поворачиваюсь, обхватываю квадратный постамент как единственную опору и прижимаюсь щекой к прохладному мрамору. Симон медленно подходит ко мне и кладет руку на плечо. – Он сделал это не в первый раз, верно? – спрашиваю я. – Он поступил так же с Перретой и Изабель. Просто ты не сказал нам об этом. Симон кивает: – Прости, Катрин. Мне не хотелось облекать это в слова. – Он наклоняется и осторожно обхватывает мое плечо. – Соберись. Тебе нужно встать. Мы еще не закончили. Я позволяю ему поднять меня на ноги. Несколько человек с фонарями и свечами уже собрались вокруг. Среди них есть и стражники. Кто-то просто пялится на тело, кто-то пытается отогнать подальше людей, которые замерли, словно стадо овец, высматривающее новое пастбище. Симон обходит тело, держа фонарь почти у самой земли, будто выискивает что-то. – Их здесь нет, – сделав полный круг, бормочет он. А затем садится на колени, опускается практически до самой земли и наклоняет разбитую голову несчастной вбок. – Но волосы отрезаны, – еле слышно говорит он, чтобы лишь я могла его услышать. – Ты искал волосы Изабель, – наконец-то поняв, говорю я. Симон снова встает и подходит ближе. – Да, – понизив голос, подтверждает он. – Думаю, оставить волосы предыдущей жертвы у тела новой – его навязчивая идея. Как ты сказала, «отбросить старое». – Он хмурит брови, а из-за теней, отбрасываемых фонарем, это выражение смотрится еще суровее. – Если это так, то в произошедшем нет ничего хорошего. Разумеется, в произошедшем нет ничего хорошего, но, думаю, он говорит о чем-то другом. – Почему? Симон указывает на тело: – Ты спугнула убийцу до того, как он закончил начатое. Я чувствую, как кровь отливает от лица. – Думаешь, он снова кого-то убьет? Симон кивает: – Возможно, даже сегодня вечером. Я приваливаюсь к мраморному пьедесталу. Это моя вина. Лежащей здесь женщине я бы ничем не смогла помочь, но если бы привела стражу, а не бежала по улице, истошно крича, то, возможно, нам бы удалось схватить убийцу. Вместо этого я подтолкнула чудовище к поиску новой жертвы его болезненных потребностей. – Нужно выяснить, кто она, – глухо говорю я. – Скорее всего, мадам Эмелин ее знает.