– При правильном освещении можно прочитать про остальную часть запасов, – тихо говорит Симон. – Ты хочешь сказать, что убийца зашел в дом торговца зерном и украл пергамент, зная, что ты поймешь, откуда он? – Вот именно. И нашел время, чтобы соскоблить его и хорошенько отжать. Показать, насколько терпелив. – Он замолкает на мгновение. – Как думаешь, что это означает? Вполне очевидно: угрозу. Но… не только. – Это вызов, – шепчу я. – Он насмехается над тобой, давая понять, что знает все, что ты делаешь и что разузнал. – Согласен. – Симон засовывает фальшивую записку под стопку, а затем аккуратно складывает настоящую и прячет ее в карман. – Он полностью контролирует ситуацию. Или думает, что контролирует. Поэтому я сомневаюсь, что он нападет, пока меня не будет, ведь наблюдать за моим барахтаньем намного интереснее. И… – И – что, Симон? Он колеблется. – Так бы я точно оказался вне подозрений. Несколько секунд я обдумываю его слова. Никто ни в чем не обвинял Симона, но мне становится не по себе от того, что он не только задумывался об этом, но и спокойно воспринимает подобную возможность. Мне кажется, единственный, кто, помимо Симона, обладает подобной терпимостью к другим, – сам убийца. И вряд ли понадобится много времени, чтобы другие увидели подобную взаимосвязь. А Реми уже увидел. – Он дождется твоего возвращения, – бормочу я. Во взгляде, обращенном на меня, читаются и гордость, и печаль. – Да, – говорит он. – А значит, ему придется сдерживаться, пока ты не вернешься, – добавляю я. Симон кивает. Но тут мне в голову приходит еще одна мысль: – А сколько времени тебе на самом деле нужно, чтобы добраться до Мезануса? – Примерно неделя, – признается он. – Но я должна говорить всем, что ты вернешься только через две. – Мне все становится понятно. – Ты сказал, что убийца считает, что контролирует ситуацию, но чем дольше ты будешь отсутствовать, тем труднее ему будет сохранять контроль, – говорю я. – Ты дразнишь его. Симон молча смотрит на меня. – А когда ты вернешься раньше, чем ожидалось, он сорвется, – продолжаю я. – И, вполне возможно, совершит ошибку, – улыбаясь, заканчивает Симон. Но мне не до улыбок. – Неужели ты позволишь ему убить еще кого-то? – кричу я, так резко вскакивая на ноги, что скамейка опрокидывается. – Неужели не попытаешься остановить? Он смотрит на меня несколько секунд. – А что еще я, по-твоему, могу сделать? – Раньше ты говорил, что тебе нужна еще одна жертва, чтобы узнать об убийстве больше, – напоминаю я. – А теперь утверждаешь, что не справишься без третьей! – Ты и сама пришла к такому же выводу, – спокойно говорит он. – Я пришла к выводу, что ты больше думаешь об этом чудовище в теле человека, чем о женщинах, которых оно убивает! Я вылетаю из комнаты и несусь к лестнице, но не успеваю пройти и половины коридора, как Симон догоняет меня. – Нет, Кэт, подожди! – Он хватает меня за левую руку. – Ты мне нужна! – Зачем? – Я поворачиваюсь к нему. – Ты и сам во всем прекрасно разбираешься. Зачем тебе я? Симон обхватывает второй рукой мой правый локоть, не давая отвернуться вновь. – Дело не только в этом. Я… – Он опускает подбородок на грудь и тяжело вздыхает. – Именно поэтому я нуждаюсь в тебе. Мне нужен человек, который вернет меня к реальности. Который напомнит, что на кону на самом деле. Что цена моей неудачи – жизни людей. И вдруг я понимаю, что мы вновь стоим так же близко, как в ту ночь на крыше святилища. А может, еще ближе. И при виде страдания в глазах Симона моя злость отступает. – Симон, – строго говорю я, хотя в голосе почти не осталось грубых ноток. – Я еще поверю, что некоторые могли позабыть об этом, но ты? – Я и не собираюсь забывать, Кэт, – тихо говорит он. – Но если я окунусь в ужас происходящего, если не смогу относиться к расследованию хладнокровно, убийца так и будет разгуливать по городу. Так вот как он справляется с этим. – Ты блокируешь эмоции, – шепчу я. – Стараешься отрешиться от происходящего. – Верно. – Он отпускает мои руки, но не отстраняется. – И чем больше я буду глушить их, тем сложнее окажется их вернуть. – Губы Симона начинают дрожать. – Вот почему твое участие в расследовании так важно для меня. Не уверен, что без тебя я могу отыскать убийцу и остаться человеком. Я качаю головой: – Симон, ты едва меня знаешь. Он отступает на шаг, чего мне совершенно не хочется. – Зато знаю, что… – Симон замолкает и делает глубокий вдох. Через несколько секунд я понимаю, что он не собирается продолжать, поэтому выдыхаю: – Что? Симон медленно подносит руку к моему лицу и склоняется чуть ниже, отчего его светлые кудри касаются моих волос. – Знаю, что могу доверять тебе, – шепчет он. – Ты единственная, кому нечего скрывать. Его слова наполняют меня чувством вины, но всколыхнувшееся желание заглушает его. Желание того, чтобы Симон поднял мой подбородок и прижался губами к моим губам. Желание ощутить на языке мяту, которую я чувствую в его дыхании. Желание дать понять, что я стану думать о нем каждый день, пока он будет в отъезде. – Симон? – голос Жулианы эхом разносится по лестничной клетке. Он тут же вскидывает голову и осматривается по сторонам, но она пока еще не поднялась на наш этаж. Как только раздается скрип ступенек под ее ногами, Симон прикладывает палец к губам – и тихо уводит меня обратно в комнату. И, как только мы оказываемся внутри, указывает на упавшую скамейку и молча просит поднять ее, а сам подходит к шкафу в углу. – Я здесь, Жулиана, – зовет он, а затем открывает дверку шкафа и наклоняется вперед, чтобы скрыть свое раскрасневшееся лицо. Едва я успеваю поднять скамейку, как в дверях появляется Жулиана. Сегодня она выглядит намного лучше, чем вчера. – Лошадь оседлана и готова. Ты собрал вещи? – Почти, – доносится приглушенный голос Симона из шкафа. Жулиана замечает меня и хмурится. – Не знала, что ты здесь, Кэт. – Пришла попрощаться, – говорю я. Интересно, как Жулиана относится к тому, что Симон едет в Мезанус, ведь она не знает, почему он так уверен, что в его отсутствие ничего не случится. – Рассказывайте всем подряд, что я вернусь через две недели. – Симон отходит от шкафа со спокойным, отрешенным выражением на лице и ставит портфель на стол, не обращая внимания на разлетевшиеся в стороны листы. – Но я буду от силы через десять дней. Жулиана поджимает губы, а я невольно их закусываю. – Что нам делать все это время? – спрашивает она. – Ты сказал, у тебя есть для нас задание. Симон ничего мне не говорил, и остается надеяться, что мы слегка отвлеклись. И, хотя он поделился своими самыми мрачными выводами, во мне просыпается ревность из-за того, что Жулиана знает то, чего не знаю я. Желая скрыть чувства, я принимаюсь собирать рассыпавшиеся наброски, пусть и не в том порядке, в котором они лежали. – Верно. – Симон достает из шкафа саквояж и, встряхнув его от пыли, внимательно осматривает, нет ли в нем дырок. – Я хочу, чтобы вы поискали возможных жертв до Перреты. Он уже несколько раз озвучивал эту идею. – И с чего нам начать? – спрашиваю я. – С записей моего отца, – уверенно отвечает Жулиана. – Он хранит их во Дворце Правосудия. Я хмурюсь. Когда проходил суд над торговцем зерном и дошло до убийств, всем озвучили только, кто умер, где и в двух словах – как. «От удара ножом» или «От потери крови» – слишком расплывчатые формулировки. Да и род занятий женщин не озвучивался. – Вы думаете, он записывает достаточно деталей, чтобы определить это?