Это невозможно. Хотя сейчас я понимаю, что стена, увиденная мной в тот момент, была не безупречно гладкой, как в святилище, а неровной и запачканной. Как грубо отштукатуренный плетень. Один участок, примерно посередине, выглядит иначе – словно кто-то пытался ухватиться за стену мокрой рукой. Кончики пальцев на левой руке слегка болят, словно это их след я вижу. Как загипнотизированная, я протягиваю ладонь, чтобы понять, отличается ли реальность от воспоминания. Когда до стены остается всего несколько сантиметров, переулок внезапно озаряется светом, словно рядом зажгли тысячу свечей. И все вокруг становится видно, как днем: стены, ящики, бочки, кучи мусора, снующие крысы… и тело женщины на земле. Она лежит навзничь, ногами ко мне. Из-под измятой юбки выглядывают бледные икры и поношенные туфли на деревянных каблуках. Вместо живота – месиво из разорванной ткани и внутренностей, которые я раньше видела лишь у забитых животных. Кровь, словно темные чернила, растекается вокруг головы и плеч. Ее так много, что притоптанная земля пропиталась ею, а на поверхности все равно осталась неглубокая лужа, в которой отражаются звезды и плывущие облака. Открывшаяся мне картина ужасна, но ужаснее всего другое. Нижняя челюсть женщины отвисла в беззвучном крике, видно, что половины зубов нет. Лицо вдавлено, вместо глаз – темные провалы с месивом из разодранной кожи и мышц. Из окровавленных глазниц, словно слезы, стекают струйки крови – вниз, мимо родинки на щеке. Стоит вдохнуть поглубже, как у меня перехватывает дыхание: я узнаю цветочный аромат, который смешался с плотным запахом крови. И понимаю, кто передо мной. Перрета. Глава 3 Рука застывает в воздухе, так и не коснувшись стены, пока я смотрю на залитый ярким светом переулок. Сейчас здесь светло, как днем, а то и светлее: вряд ли сюда часто заглядывает солнце. Я и раньше видела мертвые тела. Видела смерть от болезней, несчастных случаев, насилия. Но ни одна из тех смертей не сравнится с этой. Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите мне. Влага пропитывает носок одного из моих кожаных ботинок. Осознав, что наступила правой ногой прямо в лужу крови, я невольно отшатываюсь назад – и в тот же миг переулок снова окутывает темнота. Лишившись возможности что-то рассмотреть и сориентироваться в пространстве, я пытаюсь сбежать подальше, но запинаюсь о собственные ноги и падаю. Помогите мне… От удара о землю зубы резко стучат друг о друга, а покрытую синяками поясницу сводит от невыносимой боли, но мне на это плевать. Меня волнует лишь то, что сейчас пропитывает землю и мою одежду. Поэтому, перекатившись, я поднимаюсь на четвереньки и ползу к входу в переулок. …Кто-нибудь… Крики эхом отражаются от стен, и лишь спустя несколько мгновений, когда выбираюсь на улицу, я понимаю, что они лишь усиливаются – и что это я кричу. Рухнув на мостовую, я извергаю содержимое желудка на булыжники. Меня рвет, пока я не чувствую себя опустошенной. Я тяжело дышу, я рыдаю – но никак не удается избавиться от воспоминаний о том, что осталось у меня за спиной. Собравшись с силами, я сажусь на корточки, и в этот момент на втором этаже в нескольких зданиях от меня с грохотом открывается ставень. Из окна выглядывает женщина, которую я вижу невероятно четко. Под ее глазами – темные круги, платье свободно болтается на теле. Из-за ее спины доносится тихий плач. – Заткнись, пьяница, – кричит она. – Только уложила дочку! Прежде чем я успеваю отреагировать, она захлопывает ставню, оставляя меня в одиночестве. Я оглядываюсь по сторонам. Кажется, больше никого не беспокоят мои вопли, но, полагаю, раз никто не обратил внимания на крик женщины, которую убивали, вряд ли стоит удивляться. Судя по вкусу крови во рту, я прикусила язык, падая. Поднимаю руку, вытираю лицо тыльной стороной ладони – алый след тянется по ней от запястья до костяшек пальцев. Что мне делать? Перрета мертва. И ей никто не может помочь, но и оставлять ее здесь кажется неправильным. Уверена, магистр Томас знал бы, как поступить. Благодатный день! Узнай хоть кто-то, что Перрета приходила сегодня вечером к магистру, он станет подозреваемым. И не имеет значения, что он невиновен. Из-за его связи с ней даже тень сомнений может стоить ему должности главного архитектора. А значит, необходимо его предупредить. Первые грозовые облака наконец добираются до луны, ненадолго гася ее свет. Холодный ветер приносит первые капли дождя, роняя их на землю передо мной. Я опускаю руки, чтобы помочь себе подняться, и случайно касаюсь пропитанного кровью ботинка. Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите мне. – Хорошо! – кричу я в небо. Мой голос перекрывает раскат грома. Я старательно вытираю пальцы, оставляя на короткой юбке кровавые разводы. Неподалеку отсюда – Дом мадам Эмелин. Наверное, она одна из немногих, кто не отмахнется от случившегося с Перретой. Я поворачиваюсь и бегу по улице, когда луна вновь скрывается за облаками, окрашивая мир темными приглушенными красками, – и больше не появляется. Но, к счастью, ливень настигает меня в тот момент, когда я подхожу к дверям. Открывает сама Эмелин, и я быстро протискиваюсь внутрь, успев немного промокнуть. – Перрета, – выдыхаю я, когда она закрывает за мной дверь. – Здесь не работает, – заканчивает мадам. Ее обесцвеченные до желтоватого оттенка волосы завиты и слегка выбились из прически, на лице – несколько слоев косметики. В свете свечи помада еще больше подчеркивает ее тонкие губы. Она поднимает свечу, чтобы рассмотреть меня, – и ее раздражение быстро сменяется беспокойством. – Что с Перретой? – Она мертва. Я нашла ее тело, – сообщаю я. Беспокойство Эмелин слегка стихает. – Ты уверена, что она не отключилась от сконии? Это происходит не впервые. Голос самой мадам звучит хрипло. Виной тому все та же скония – дешевая дрянь, которая вызывает эйфорию, если поджечь и вдохнуть пары. – Уверена. Ее… – Я втягиваю воздух, чтобы успокоиться, и мне удается закончить: – Это ужасно. Эмелин вздыхает: – Скажи ночным стражам. А они сообщат градоначальнику. Она поворачивается к лестнице в дальней части комнаты. – Я… ну, не смогла найти никого до начала ливня, – говорю я, хотя никого и не искала. – Поэтому пришла сюда. Мадам оглядывается через плечо: – Тогда нам повезло, что двое стражников сейчас наверху. * * * Мадам Эмелин уверяет стражников, что не расскажет, где те проводили время, если они поднимут тревогу. Стражники, к ее радости, это и делают, всполошив весь район, несмотря на грозу. Один стражник отправляется во Дворец правосудия, второй до прибытия товарищей безуспешно пытается удержать зевак подальше от переулка. Немногие «счастливчики», которым удалось заглянуть туда, принимаются рассказывать всем об увиденном, и с каждым пересказом описание становится все более жутким. Почти все люди толпятся под небольшими навесами и в дверных проемах, но я медленно брожу рядом, прислушиваясь к сплетням, чтобы узнать, куда Перрета ходила вечером. Выяснить ничего до сих пор так и не удалось. Мадам Эмелин стоит у входа в переулок, скрестив руки на груди. Ее налитые кровью глаза горят от ярости: офицер все еще не появился. Я переживаю, что магистр отправится искать меня, но пока не решаюсь уйти. Пальцы ног онемели от холода. Приходится сменить позу. От этого в ботинках чавкает, и из них тонкими струйками начинает вытекать кровь, образуя лужу под подошвами. …Помогите мне… Мольба эхом отдается в голове, и я стискиваю челюсти. Призрачный голос Перреты не ослабевает, как и дождь, струи которого стекают по моему лицу. Я подняла тревогу. Разве этого не достаточно, чтобы оставить меня в покое? За час гроза стихает, и на западе небо с редкими облаками сияет в свете полной луны. Несколько человек сворачивают с соседней улицы, и среди них выделяется высокая фигура в плаще, при виде которой у меня замирает сердце. Но, в отличие от мужчины, которого я увидела с лесов святилища, у этого плащ невзрачного серого цвета, а одежда под ним – такая темно-синяя, что кажется черной. Он скользит от тени к тени, словно сам является их частью, пока не замечает меня и не замирает, подняв одну ногу для следующего шага. – Вот ты где. Незнакомец слишком далеко, чтобы я могла расслышать его хриплый шепот, но тот все равно доносится до меня. И этот голос мне знаком. Я слышала его раньше, когда стояла на крыше с Пьером: «Иди домой, маленькая кошечка». Желудок сжимается в кулак, когда мне удается рассмотреть радужки с серебристым кольцом, сверкающие даже в тени темного капюшона. Это селенаэ. Я бы не сказала, что боюсь их, скорее опасаюсь, как и любой другой житель Коллиса. Селенаэ – одни из самых искусных целителей, многие считают их волшебниками. Только самые богатые горожане могут оплатить их услуги, но, говорят, они берутся за дело, только если человек на грани смерти. Правда, если верить слухам, они же и распространяют сконию, которую многие используют, чтобы хоть как-то терпеть ужасную жизнь. В этой закрытой секте ориентируются по времени луны, а не Благословенного Солнца. И не всегда чтут законы Галлии, порой преступая их. Но у Детей ночи два нерушимых правила: не выходить за пределы квартала ночью и не браться за дела, которые не связаны с селенаэ. Что-то заставило этого мужчину пренебречь и тем и другим. Судя по его действиям, это что-то – я. Я продолжаю стоять, словно статуя из святилища, пока его взгляд скользит по моему телу. Он снова смотрит мне в глаза – едва заметно кивает. Широкие плечи расслабляются, серебряная цепочка на его шее слегка сдвигается, блеснув в лунном свете. Несмотря на темноту, я вижу, что скрытое под капюшоном лицо испещрено шрамами, а нос перекошен. Не избегай селенаэ любого насилия, я бы предположила, что он раньше воевал или, по крайней мере, часто дрался в баре. Не сводя с меня пристального взгляда, мужчина в плаще отступает назад, глубже в тень. – Иди домой, – шепчет он. Как и раньше, его слова больше похожи на предупреждение, чем на угрозу, и я даже подумываю послушаться, пока не вижу графа Монкюира. Судя по внешнему виду, градоначальник действительно торопился: его одежда измята, а на рыжеватую бороду и усы не попало и капли масла, поэтому они топорщатся в разные стороны. За графом следует высокий незнакомый человек – он еще растрепаннее, хотя наряд пошит из дорогой ткани по его долговязой фигуре. Мужчина – как и большинство присутствующих – явно только поднялся с постели. Его тусклые светлые кудри примяты с одной стороны, торчат – с другой, а выражение лица такое, будто он в трансе. Эти двое проносятся мимо селенаэ, словно не видят его. Возможно, так оно и есть, потому что, стоит им перекрыть мне обзор, как незнакомец исчезает. А когда я вновь отыскиваю его – успевает пройти половину квартала, удаляясь от меня так же тихо, как и пришел. Теперь у меня ни единого шанса вернуться домой. Поэтому я сливаюсь с толпой, которая увеличилась благодаря появлению градоначальника и поутихшему дождю. На всех лицах явно читается облегчение. Пришел назначенный королем вершитель правосудия, а значит, скоро воцарится порядок. – Что здесь происходит? – громко вопрошает граф Монкюир, вкладывая в голос всю мощь собственной власти.