– Возможно, акустика здесь такова, что стены не дают распространиться звуку на улицы, и он поднимается вверх. – Симон замолкает на мгновение. – Ты понимаешь, о чем я? – Конечно, – отвечаю я, ощущая снисходительное отношение. – Акустика играет важную роль при проектировании святилища. Я не смогла бы сделать подробные расчеты, но зато понимаю суть. Именно углы и изгибы стен отвечают за то, чтобы голос священников у алтаря разносился по всему зданию. Здесь я отметила тот же эффект, когда подслушивала разговор с Жулианой с крыши, но не рассказываю об этом. Кстати, раз Симон знает об акустике и понимает язык врачей, образован он не хуже Реми, а то и лучше. Поняв, что последнюю дверь нам так никто и не откроет, мы возвращаемся в переулок. – Давай начнем с самого начала, – говорит Симон. – Что ты увидела, когда заглянула сюда той ночью? И тут мой взгляд натыкается на пару серебристых глаз, подведенных тушью, на другой стороне улицы. Я замираю – но они исчезают прежде, чем мне удается осознать увиденное. – Катрин. Лицо Симона так близко, что изъян в его глазу выделяется так же сильно, как темный сучок на дубовой доске. – Что? – вздрогнув, говорю я. – Что-то не так? Человек пропал… если он мне не привиделся. – Нет, ничего, – быстро отвечаю я. У Симона такое лицо, что сразу понятно: он не особо верит моим словам. – Что ж, ладно. – Он указывает на переулок. – Что ты видела той ночью? – Темноту, – просто отвечаю я. – И все равно пошла туда? – Да… – Я замолкаю на мгновение, чтобы воскресить в памяти тот момент. – Лунный свет освещал стену, и я заметила грязные следы, тянущиеся к выходу из переулка. А в нос ударил сильный запах крови. Симон приподнимает бровь, глядя на меня. – И ты все равно пошла в переулок? – медленно повторяет он. Я ощетиниваюсь: – Сомневаешься, что я говорю правду? – Сомневаюсь в твоем здравомыслии, – проходя в переулок, бормочет он. Я осторожно следую за ним, вспоминая ощущение удушья, которое охватило меня, стоило сделать пару шагов в темноте. Симон останавливается у пятен крови на стене, размытых сильным дождем. – Их ты увидела первыми? Меня охватывает дрожь. Я сначала увидела пятна не здесь, а на стене святилища. – Да. Луна светила прямо на них. – А затем? – Затем… – Я колеблюсь, вспоминая, как меня охватило желание узнать, совпадает ли ощущение в моих видениях с реальностью. – Мне показалось, что эти полосы похожи на следы пальцев, поэтому я протянула руку, чтобы дотронуться до них. Вот что вылетело у меня из головы: я потянулась к стене. И, как только мои пальцы коснулись шершавой поверхности, освещенной лунным светом, внезапно увидела все. Не просто увидела, но и услышала звуки и запахи, которые вдруг стали невероятно интенсивными. Даже смогла прочитать мысли Перреты, словно они повисли в воздухе вместе с ароматом ее духов… и крови. Хотя до этого ничего подобного не ощущала. Я услышала крики Перреты, увидела ее кровь на стене, словно свою, почувствовала, как пальцы скользят по шершавой стене, услышала ясный голос селенаэ, увидела лицо женщины в окне – все это происходило при лунном свете. Это луна. Она что-то сделала со мной. Я понимаю, что замерла с протянутой рукой, как и той ночью. Симон осторожно кладет ладонь мне на локоть, и я невольно вздрагиваю. В складках его лба читается сожаление. – Именно в тот момент ты увидела ее? – спрашивает он. Я с трудом сглатываю. – Да. – Много ли ты увидела? – Все. Я опускаю руку, прижимая ее к боку. А когда сожаление на лице Симона сменяется недоумением, хватаюсь за первое, что приходит в голову. – В небе сверкнула молния. И осветила переулок на несколько мгновений. – А-а, – Симон понимающе кивает. Вот только переулок освещался дольше пары секунд, да и гроза к тому моменту еще не добралась до города. И никакая молния не объяснила бы того, что я услышала. Всему виной магия. Другого объяснения нет. – На самом деле очень легко восстановить то, что произошло. – Симон подходит к стене и поднимает руки так, словно собирается схватить невидимого человека. – Можно с уверенностью сказать: он перерезал ей горло сзади. Ничего не помешало крови, когда она брызнула в стороны. – Сжав одну руку в кулак, Симон проводит ею поперек воображаемого горла, слева направо. – Закричала Перрета, скорее всего, перед этим, – тихо продолжает он. – Потому что после этого она вряд ли вообще смогла бы кричать. Симон прав, осознаю я с невероятной уверенностью, и это настолько шокирует меня, что по телу расползается дрожь. – Но она продолжала бороться, – шепчу я. Именно это он сказал Жулиане в ту ночь. Но не стану же я признаваться! – Да. И, скорее всего, именно поэтому он несколько раз ударил ее ножом. – Симон опускает кулак к животу («абдоминальная область», вряд ли я забуду…) и несколько раз замахивается невидимым ножом, а затем указывает на стену почти у самой земли. – Скорее всего, убийца запаниковал. Но это объясняет, откуда там кровь. Я снова понимаю, что он прав, но не могу сказать об этом. Попятившись, Симон приседает на корточки и скрещивает руки, словно тянет что-то тяжелое. – А потом он притащил ее сюда. – Венатре останавливается у темного пятна на утрамбованной земле и выпрямляется. – Но зачем? – Уголки его рта опускаются, а взгляд устремляется вдаль, словно он пытается вписать эту деталь в какую-то видимую только ему картину. – Ведь там было достаточно места для того, что он хотел сделать. На самом деле здесь его намного меньше. И я понимаю, в чем дело. – Он перетащил ее в пятно лунного света. Симон поворачивается ко мне, а его рот слегка приоткрывается. – Верно. Хотел рассмотреть, что сотворил. – Его голос опускается до шепота. – Но она тоже смогла его разглядеть, и убийце это не понравилось. Из всего сказанного Симоном больше всего пугали именно последние слова. – Ты же говорил, что она была мертва, когда он выколол ей глаза, – выпаливаю я и тут же понимаю, как облажалась. Ведь он не знает, что я слышала их разговор с Жулианой над телом. Но Симон, кажется, этого не замечает. – Так и было. – Симон поднимает руку к подбородку и потирает челюсть, отчего сухожилия на его запястье заметно напрягаются. – А еще он разбил ей лицо чем-то тяжелым, но я не понимаю чем. Солнце и Небеса, молотком! Перрета забрала молоток архитектора, им и воспользовался убийца. Когда инструмент найдут, подозрение тут же падет на магистра Томаса. Я отступаю назад и осматриваюсь по сторонам, пытаясь разглядеть золотой блеск в грязи. Хотя… скорее всего, уже нашли бы. – Кэт? Все в порядке? Наверное, он решил, что я сейчас упаду в обморок. И, возможно, это недалеко от истины – при том, как у меня закружилась голова. Когда мои колени подгибаются, Симон одной рукой обхватывает мне талию, а второй обнимает за плечи, чтобы то ли вытащить, то ли вынести меня из переулка. В нашу сторону тут же поворачиваются лица с подведенными тушью глазами. Или там один человек, а у меня просто двоится в глазах? Я моргаю, но лицо – или лица – исчезают. А в следующий момент Симон разворачивает меня и усаживает на стоящую поблизости бочку. – Катрин? – зовет он, прижав ладонь к моей щеке, чтобы я не поднимала головы. – Кэт, – поморщившись, поправляю я. – Означает ли это, что ты не теряла сознания?