– Не за тем, о чем вы подумали, – спешу добавить я. Что они добавили в чай? Я прикрываю глаза рукой. Сосредоточься. Мне нужно объяснить свое признание, не раскрывая того, что может вызвать подозрение. – Ее отец работал на архитектора много лет назад, но погиб. – Истина – самый легкий путь, поэтому я вступаю на него, выбирая слова так же осторожно, как срезаю розы с колючих кустов. – Магистр Томас хотел убедиться, что она ни в чем не нуждается, но… он уже давно не давал ей денег. – Слезы, навернувшиеся на глаза, настоящие. – Ее смерть так поразила его. Симон понимающе кивает. – Могу себе представить. – Он вздыхает и поворачивается к Ламберту. – Кузен, думаю, мисс Кэт пора домой. Можешь проводить ее? – Конечно. Я слышу, как Ламберт встает со стула, но все звуки доносятся будто со дна колодца. – Я вернусь через несколько минут, – говорит он Симону, помогая мне подняться на ноги. – Не торопись, – Симон зевает. – Я вряд ли буду сегодня делать что-то еще, очень устал. Ты, наверное, тоже. Ламберт выводит меня из комнаты и помогает спуститься по лестнице, держа за предплечье затянутой в перчатку рукой. Так мне удается преодолеть два пролета и выйти через парадную дверь, хотя кажется, что мои ноги совершенно не касаются земли. Ощущение, что я парю над Ламбертом, не покидает меня, даже когда мы оказываемся на улице. Но теперь его спокойствие становится моим якорем. Когда впереди показывается святилище, на моем лице расплывается улыбка. – Красиво, не правда ли? – спрашиваю я. – Если вам нравятся подобные сооружения, – отвечает он. – Нравятся, – признаю я. – А знаете, почему за пять лет на стройке не произошло ни одного несчастного случая? А? – И почему же? – в его голосе слышится веселье. – Потому что есть я, – торжественно говорю я. – Я ползаю по лесам, выискиваю, где что может сломаться. Для того и наняли. – А где вы работали до этого? – В аббатстве Солис. Ламберт кивает: – Ах да, Жулиана говорила, что вспомнила вас. Он ведет меня по тому же пути, по которому я пришла, – наверное, потому, что идти переулками с тяжело опирающейся на твою руку девушкой не очень прилично. Но мое внимание полностью сосредоточено на святилище, несмотря на яркий солнечный свет, отражающийся от его стен и окон. Оно великолепно. Я никогда не понимала, почему мать Агнес выступала против моей работы, ведь все мои труды – во славу Солнца. – Настоятельница расстроилась, когда я ушла, – озвучиваю свои мысли, заполняя повисшее молчание. – Раньше мы пили с ней чай раз в неделю, но уже давно не встречались. Я скучаю по ней. Признание даже для меня становится неожиданностью. Ведь, на мой взгляд, мать Агнес и виновата в этом. – Кто-то машет нам рукой, – говорит Ламберт. Мы выходим на открытую площадь, и я вижу, что к нам бежит Реми с хмурым выражением на лице. – Это ученик магистра Томаса, – радостно заявляю я. – Уже нет. Уже подмастерье, помнишь? – Не дожидаясь ответа, он спрашивает: – Что случилось, Кэт? – Ничего. Ничего такого. Ничегошеньки. – Я начинаю хихикать, хотя и сама не понимаю, почему эти слова такие смешные. – Она пьяна? – Реми тянет меня к себе, и я натыкаюсь на него. – Нет, нет. – Ламберт качает головой. – Она выпила немного чая, который должен был ее немного успокоить. Вопросы, которые мы задавали о прошлой ночи, оказались не очень приятными. – И что, во имя Солнечного света, вы добавили в этот чай? – восклицает Реми. – Сконию? – Не злись, – прошу я, прислоняя голову к его плечу. От него пахнет каменной пылью и потом. Запахом тяжелой работы. – Чай мне дал Симон. – Он еще ответит за это. – Реми хватает меня под руку. – Я отведу ее домой. Ламберт смотрит нам вслед – и я посылаю ему воздушный поцелуй на прощание, хотя внутри от этого что-то съеживается. Глава 9 Я сплю до следующего утра, и за это время Реми успевает рассказать магистру Томасу о моем возвращении. – Чай не должен был на меня так подействовать, – пытаюсь объяснить я. Почему-то мне хочется оправдаться за произошедшее, хотя, узнай архитектор, что в ту ночь за мной наблюдали, никогда больше не выпустил бы меня на улицу одну. – Как только они поняли, как на меня действует чай, тут же отобрали чашку. Я сделала всего несколько глотков. Реми протыкает свою сосиску ножом. – Не хотелось бы мне повстречать того, кто выпил все, – бормочет он. – Ты едва могла связать пару слов. – Потому что хотела спать, – огрызаюсь я. – Так что сразу же туда и пошла. – Знаю, котенок. Я сам отвел тебя. – Реми закатывает глаза, но затем косится на архитектора. – Вернее, проводил до дверей комнаты. Он никогда не пытался нарушить правило «Не заходить в спальню Кэт». В ответ на ненавистное «котенок» я скрючиваю пальцы, словно когти, и шиплю на него. – Хватит, – обрывает меня магистр Томас. – Что ты сказала венатре, Катрин? – Рассказала, как услышала крик, увидела бегущего мужчину и пошла посмотреть, не нужна ли кому-то помощь, но нашла тело. Больше ничего, магистр. – И не говорила, что Перрета приходила сюда? – спрашивает архитектор. От этого вопроса зеленые глаза Реми чуть не лезут на лоб. Ну, если придираться к словам, именно этого я не делала. – Нет, но я призналась, что мы знали ее, что вы иногда давали ей денег. И что уже давно их не давали. Магистр слегка выпячивает губы – явный признак того, что он недоволен. Реми проглатывает кусок еды и выпаливает: – Перрета приходила сюда? – Да, требовала денег, но, услышав отказ, закатила истерику и ушла, – говорит архитектор. – На этом все. – Закатила истерику? – Реми указывает большим пальцем на дверь мастерской. – Это она? Магистр устало кивает. – И молоток она стащила? Он вздыхает. – Да, после того как воспользовалась им. Я удивленно пялюсь на них: и не подозревала, что молоток пропал. Если она взяла его с собой, то мотивом для убийства могло стать ограбление. Вот только на инструменте выгравировано имя архитектора, так что его, скорее всего, переплавят для золочения. Магистр переводит взгляд на меня, и я вижу в его серых глазах невероятную печаль. – Венатре кого-нибудь подозревает? Я киваю. – Удэн сказал, что видел в ту ночь на площади святилища селенаэ. Думаю, венатре станет искать тех, кто еще его видел. Магистр Томас с отвращением бросает двузубую вилку на тарелку.