А Лизе этого не хотелось. Ей хотелось узнать все о нем, о его дочери, о той истории, что имела место много лет назад… Однако обстоятельства складывались, увы, не в ее пользу. — Ну, что ж… «По крайней мере, теперь можно подослать и Сашку. Может быть, эта рыжая «кудряшка Сью» сумеет растопить арбузовское каменное сердце…» — Ради бога, простите нас. — Ничего. У меня такая работа. Она вздохнула, развела руками и сделала шаг в сторону двери. — Папа! — Простите, — остановил он ее. — Дочь… Не успев открыть дверь, он быстро исчез в комнате. Лиза услышала, как тонкий голосок спросил: — Кто там, папа? Почему ты не пригласил их? Тот что-то ответил — Лиза не смогла разобрать его слов, как ни силилась. — Нет! Нет, папа! — горячо протестовала девочка. — Мне же скучно! Пожалуйста, ну, папочка! — Хорошо, — ответил Арбузов и снова показался на пороге комнаты. — Моя дочь приглашает вас на чашку чая, — со вздохом явного сожаления проговорил он. * * * Он стоял и пялился на меня. Этот чудный парнишка мне настолько не нравился, что просто озноб по коже… Зато я ему, судя по этому застывшему взору, очень понравилась. Он даже причмокнул губами, и в глазенках его зажегся похотливый блеск. — Мама, — проговорил он неожиданно тонким голосом и облизнул губы. — Почему ты не приглашаешь девушку на чашку чая? Кто это вообще? — Леша, девушка… Тамара Николаевна посмотрела на меня с такой тоской, что я догадалась: она очень хочет, чтобы я испарилась. И как можно быстрее. — Девушка спешит, — закончила она фразу. Конечно, этот тип не относился к моему идеалу, но в то же время… Ах, какой любопытный образчик! Во всяком случае, я не собиралась уходить с пустыми руками. И прямое нежелание нашего близкого знакомства со стороны его матери будило во мне любопытство. Да и сам «крошка Цахес» будоражил воображение, а в глубине души появилось странное чувство, что общение с ним по каким-то пока еще непонятным причинам может оказаться далеко не бесполезным! Конечно, мой внутренний голос немедленно начал бухтеть, что я снова ввязываюсь в сомнительные приключения, но это только подогрело меня. — Нет, я передумала, — обаятельно улыбнулась я. — У меня появилось время на чашку чая… * * * Лиза остановилась на пороге небольшой, но очень чистой и уютной комнаты и застыла как завороженная. Девушка в кресле, укрытая старым шерстяным пледом, была так красива, что у Лизы перехватило дыхание. Эти огромные глаза, такие странные и прозрачные, голубовато-бирюзовые, приковали к себе Лизин взгляд. — Здравствуйте, — девушка протянула ей узкую, изящную руку с длинными пальчиками. Жест получился царственный, как у инфанты во время приема званых гостей. — Здравствуй, — мягко ответила Лиза. — Меня зовут Лиза… — А меня Ася, — откликнулась девушка. — Папа вас не пускал, потому что вам не верит. — Как это? Лиза беспомощно оглянулась на Арбузова. Но тот стоял, глядя мимо нее. Все его внимание забирала дочь, равно как и любовь. — Ну, вот так… Папа, можно я ей все расскажу? — Ася! — попробовал остановить ее Арбузов, но Ася отмахнулась: — Нет, папа! И потом, чего ты так боишься, ведь мы с тобой ни в чем не виноваты! И следила за тобой какая-то рыженькая девушка, а вовсе не эта! Она снова повернулась к Лизе и выпалила: — Понимаете, Лиза, папа считает, что вы частная сыщица и вас наняли наши враги… Представляете, какой у меня глупенький папочка? Глава 11 Все время, пока шло наше «светское общение», Тамара Николаевна нервничала. Ее драгоценный Леша, напротив, явно наслаждался моментом, причем мне показалось — его радует тот факт, что его маменьке не по себе. «Бог ты мой, ну и тип!» — думала я, пытаясь не смотреть на этого маленького, сморщенного уродца. Я не отношусь к людям, у которых чей-то физический недостаток вызывает отвращение. Но в случае с Лешей Дындой мне начинало казаться, что господь хочет посредством его нетривиальной внешности предупредить всех, кто общается с ним, об изъянах души. Сразу могу сказать, что у Леши никаких комплексов относительно внешнего облика не было. Он, нисколько не смущаясь, буравил меня своими глубоко посаженными глазенками, явно считая меня осчастливленной его вниманием. То есть Леша был личностью примечательной и отталкивающей одновременно. Я не могла бы сказать, что беседа с ним была неувлекательной и скучной, — наоборот! У парня был неплохо развит интеллект, он явно много читал и отличался оригинальным суждением по поводу искусства. Но… Нередко это суждение было чересчур оригинальным. Итак, я сидела, тщетно пытаясь расслабиться, поскольку желание расслабиться под таким пристальным взглядом можно смело назвать утопическим. Он не то чтобы раздевал меня взглядом — нет, это было бы слишком просто! Он пытался раздеть мою душу, понимаете? У меня возникло такое ощущение, что он снимает покров за покровом, пытаясь определить слабые ее стороны. Нет, его не интересовала как таковая моя любовь к Вийону, которого он неплохо знал! Он, как психоаналитик, пытался найти в этом моем увлечении некое низменное начало. Но если от подобных попыток со стороны психоаналитика появляется ощущение гадливости, насмешки и желания подняться и уйти, послав его вместе с господами Юнгом и Фрейдом подальше, то тут в моей душе образовался странненький такой симбиоз чувств — мне, во-первых, стало страшно. А во-вторых… Мне было интересно, понимаете? Как в боксе — раунд! Кто выиграет? Моя душа или этот странный тип, явно пытающийся добиться от меня отвращения к самой себе? — «Всю ночь ловите до рассвета поклонников любого сорта — желанны вы лишь в дни расцвета». Процитировав Вийона, он замолчал, с многозначительным видом откинувшись на спинку кресла, в котором он смотрелся, как карла на троне в царстве великанов. — И что? — поинтересовалась я, продолжая поглощать салат из мидий. Наш спор, неслышный для посторонних ушей, понятный только нам, длился уже около часа. С виду же все это напоминало невинную беседу о поэзии. — Странно, что вас интересует поэт, так рисующий женщину… — Вы вырываете строфу и, забывая, что героиней оного стихотворения является «прекрасная оружейница», то бишь падшая женщина из простонародья, переносите ее отношение на ни в чем не повинного Вийона. А поэт именно тем и хорош, что рисовал образ. Или вы считаете, что все обязаны произносить только свои собственные мысли? — Ну, — хихикнул он. — Я и сам в некотором роде… художник. Он ожидал моего вопроса. — Леша! — одернула его мать.