– Был, но он ушел на пенсию три месяца назад. Хороший мужик. Очень остроумный. А в «Скрэббле»[17] – так вообще Криштиано Роналдо. Я по нему скучаю. – У тебя есть парень? – Сейчас нет. А у тебя? – Муж. И ты знаешь, где он. – И сколько он уже там лежит? – Три года. – Так долго. А тебе сколько лет? Тридцать… с чем-то? – Да, с чем-то, – отвечает Антония, бросая в него скомканную жирную салфетку. – Ну ясно. Небось время от времени тело требует ночной жизни. Антония мгновенно краснеет. Эффект просто поразителен: ее щеки за секунду становятся пунцовыми. Джон видел такие в последний раз у Хайди, а это как-никак была девочка из мультика. – Подумать только… Надо же, сеньорита Скотт… Значит, ты иногда находишь себе на ночь развлечение. Тем лучше для тебя, – говорит Джон, приподнимая и слегка наклоняя в ее сторону бутылку пива. Антония открывает рот, чтобы возразить, но тут же понимает, насколько это глупо. – Тут нечего отмечать. Это не повод для гордости, – сухо отвечает она. – Детка, если тело требует… – Сейчас тело должно требовать только одного: продолжения работы. Джон глядит на нее настороженно. Переводит взгляд на часы. И снова смотрит на Антонию, еще более настороженно. – Я вообще-то думал, что мы пару часиков поспим. Твой друг Ментор забронировал для меня номер в четырехзвездочном отеле. Он, конечно, мудак, но при этом шикующий мудак. И я валюсь с ног от усталости. – Ты неправильно думал. Бери свое пиво, и пойдем за тот дальний столик. Джон следует за ней, и они пересаживаются подальше от остальных клиентов. Антония вытирает руки о штаны, избавляясь от остатков жира, и достает из сумки айпад. – Мы должны быть осторожны еще по одной причине, Джон. Мне совсем не понравился разговор с Рамоном Ортисом. В его взгляде я увидела страх. – Ему страшно за свою дочь. Это логично, – отвечает Джон, пытаясь понять, к чему она ведет. – Логично, – повторяет Антония и замолкает. – Что же ты такого особенного заметила? – Я, конечно, не лучший толкователь человеческих эмоций. – Ну, это понятно. Но… – Но в подобных случаях страх выражается в трех формах: тревога, сомнение и шок. Шок, по идее, должен быть выражен сильнее. А вместе с ним и потребность в защите. – Тут мы имеем дело не с обычным случаем. Все-таки речь идет о миллионере, о начальнике сотен тысяч людей. – Я знаю. Но это не отменяет того, что он отец этой женщины. Джон делает большой глоток. – Ты в какой-то книге все это вычитала? Антония задумчиво кивает в ответ. – А я вот не очень много читаю, но моя интуиция подсказывает мне то же самое. Этот человек нам врет. – Он что-то скрывает. И как раз то, что он недоговаривает, и есть самое важное. – И что нам делать? – Нам нужно продвинуться немного дальше, чем Парра и прочие, чтобы делать какие-то выводы. Для начала определим местонахождение телефона Карлы. – Ой, ну вообще, – отвечает Джон, произнося ваще. – Для этого необязательно быть гением. Парра первым делом позвонит в Apple и запросит у них информацию. – И на это уйдет несколько дней. Сейчас он, наверно, пытается зайти в аккаунт Карлы с ее рабочего компьютера, но для этого ему нужен ее пароль от Айклауд. А пароля у него нет. – Конечно, нет, а ты что, можешь его вычислить? – спрашивает Джон, допивая пиво. – Могу попытаться, – отвечает Антония. Она поднимает крышку айпада и начинает печатать. – Это бред, Антония. Нужно испробовать миллионы комбинаций. – А точнее, шестьсот сорок пять триллионов. С лишним. – Ну что ж, поскольку ты, видимо, не очень скоро закончишь, я пока возьму себе еще пивка. – Только безалкогольного, а то тебе еще вести машину. Ну разумеется, думает Джон, поднимаясь с места и направляясь к барной стойке. Только следующее направление будет – кровать. А то я как выжатый лимон. Он забирает свое пиво и к нему несколько оливок с частично слитым рассолом (в этом баре очень щедры к посетителям) и возвращается к столу. Антония уже не печатает и ждет его, скрестив руки на груди. – Что, все, решила сдаться? – Нет. Просто уже нашла. От удивления Джон чуть пиво не роняет. Но все-таки не роняет: чтобы баск уронил пиво, он должен уж очень сильно удивиться. – Врешь! Антония поворачивает к нему айпад, показывая открытый аккаунт Карлы Ортис. – Как ты это сделала? – Немного базовой психологии, – серьезным тоном отвечает Антония. – Если хочешь вычислить чей-то пароль, нужно поизучать биографию этого человека, подумать, какие ключевые слова он мог бы использовать с большей вероятностью, затем добавить к ним год его рождения, либо год рождения его сына, отца, домашнего питомца; год, в котором он закончил университет… Вот так и пробуешь различные комбинации. Несколько минут – и готово. Джону, который и так стоял с открытым ртом, теперь остается разве что челюсть с пола поднять. И он так бы и продолжал стоять, если бы Антония не сказала: – Пароль был написан на листочке для заметок и приклеен к стенке ящика ее письменного стола. Я нашла его, когда выходила в туалет. Что ж, посмотрим, удастся ли нам теперь определить местоположение ее телефона. Карла Только вот никто за ней не приходит. Карле кажется, что проходят минуты, часы, месяцы. Точно знать невозможно, ведь время исчезло. Все, что у нее есть, – это «сейчас», а «сейчас» – это темнота. И никто не приходит. Никто не придет. – Это всего лишь вопрос времени. А пока я просто полежу еще пять минут, – шепчет она. И проходит целый век. Или минута. Точно знать невозможно. А затем она начинает плакать. Ее неожиданно наполняет грусть – такая же мощная и неистовая, как ярость или отрицание действительности. Карле безумно, бесконечно жаль Карлу. Может, она что-то и сделала не так и чем-то заслужила это наказание, но теперь уже это все не важно. Небо рухнуло, и свет погас. Музыка, объятия, смех, справедливость – все обратилось в прах. По ту сторону металлической двери больше ничего нет. Мир исчез. Нет больше других людей в других городах и странах, никто больше не работает, не играет, не обедает, не смеется, не занимается любовью. Если бы они были, Карле пришлось бы их ненавидеть. Лучше думать, что всех их унесла волна, и самой унестись следом. Хватит нести чушь.