Оставь меня. Вставай. Не могу. Не можешь? Так же, как не смогла заставить Борху перестать вести себя как тряпка? Так же, как не можешь вовремя приезжать домой, чтобы самой укладывать сына? Так же, как не можешь добиться того, чтобы отец любил тебя больше, чем твою сводную сестру? Хватит, мама! Карла плачет. Но уже не от жалости к себе и не от ярости или отрицания. Она сама толком не понимает, отчего эти слезы, которые даже не могут зародиться в ее обезвоженном вспотевшем теле и вытечь из сухих глаз. Вставай. Карла подчиняется. Впервые после ухода Эсекиэля она пытается подняться. Мышцы ног и рук одеревенели и не слушаются. Ее сковывают судороги, и боль в носу возобновляется с прежней силой, словно и не было этих нескольких часов (или месяцев, или минут). Вместе с болью к Карле возвращаются остатки рассудка и воли. Этого хватает, чтобы попытаться встать на ноги. Но распрямиться не получается: плечи ударяются о потолок. Каменный. Холодный на ощупь. Шероховатый. Угрожающий. Карла вновь падает на пол. Неожиданно низкий потолок вызывает новую паническую атаку, которая длится несколько минут. Придя в себя, Карла внезапно чувствует холодную сырость на внутренней стороне бедер и в трусах. Она обмочилась. Но это не самое страшное. Самое страшное – это то, что она ничего не видит. Если бы на прошлой неделе какой-нибудь приятель спросил ее, чего она боится, Карла составила бы список обычных взрослых страхов: старости, неудачи в любви, некомпетентности правительства. Но она ни за что бы не призналась ему в том, в чем от ужаса призналась Эсекиэлю несколько дней (часов, месяцев) назад. Карла панически боится темноты. Когда ей было три года, она начинала кричать, как только в ее комнате выключали свет, и кричала до тех пор, пока мама вновь не зажигала лампу. До тринадцати лет она могла засыпать только с зажженным ночником. Без него уснуть было невозможно. А когда ей было тринадцать, в ее комнату как-то вечером зашла сводная сестра и выключила голубую подсветку на стене. – Ты ведь уже не маленькая, – сказала она тогда. Роза не плохой человек, нет. Просто она никогда особо не любила Карлу. Мать Розы умерла, когда той было восемь. Отец женился вновь, и родилась Карла. Для Розы это было двойным предательством памяти ее матери. Возможно, поэтому она всегда относилась к Карле с некоторой долей суровости. А возможно, это была просто взаимная физическая неприязнь. Карла тоже недолюбливала свою сводную сестру – полнотелую косоглазую девицу с клочковатыми взъерошенными волосами. Роза постоянно читала книги и ходила странной, тяжелой походкой – словно раненый зверь. А на Карлу, на эту воздушную белокурую девочку, которая всем нравилась и которой все пытались угодить, она смотрела как на муху в супе. Наверняка, когда она выключила свет, в ее глазах был лишь холод. А может, и ненависть. Карла протестовала, умоляла, но все тщетно. Если мать еще готова была пойти у нее на поводу, то отец нет. Он растил Карлу как свою будущую преемницу – ведь Роза не хотела ею быть. Роза училась на врача. До торговли текстилем ей дела не было. Так что Карле, по мнению отца, следовало закалять характер. Но характер Карлы не закалился, по крайней мере, в том, что касается темноты. Она специально разбрасывала вещи по полу, чтобы у нее была отговорка на тот случай, если отец зайдет к ней в комнату и увидит зажженную лампу. Это чтобы мне не споткнуться, если я встану с кровати, говорила она. А потом еще стала подкладывать полотенце под дверь, чтобы свет из ее комнаты не просачивался сквозь щель. В темноте тебя подстерегают чудовища. Неуловимые, жаждущие твоего мяса и склизкого костного мозга; готовые на все, лишь бы заполучить твои кости и разгрызать их своими острыми зубами. Может, ты их и не видишь, но зато они тебя видят прекрасно. Карла всегда так думала. И оказалась права. Теперь Карле приходится противостоять темноте, которой она так боится. Приходится искать способ как-то с ней управляться, адаптироваться к условиям. Но рассудок не хочет ей в этом помогать. Ведь чудовища вернулись. Правда, теперь у них другой вид. Человек в светоотражающем жилете, человек с ножом. Карла представляет, что он сейчас здесь, по эту сторону металлической двери: он притаился во тьме, держа наготове нож, и как только она вытянет руку, тут же вонзит лезвие ей в ладонь. Начни с простого. Встань на колени. Карла пытается следовать совету. Что ей еще остается? Она сильно дрожит, но все-таки ей удается расправить тело из позы зародыша, повернуться и опереться коленями о пол. Затем и ладонями. Наконец она приподнимается. Сначала потянись вверх. Она поднимает руку, медленно-медленно, едва шевелясь. Как только ее ногти слегка касаются потолка, она тут же отдергивает руку, словно обжегшись о раскаленную сковороду. Она пробует вновь и на этот раз дотрагивается до потолка подушечками пальцев. С третьей попытки ей уже удается его пощупать. Когда Карла сидит на согнутых коленях, потолок примерно в двадцати сантиметрах у нее над головой. Видимо, высота где-то метр двадцать? А сейчас будет самое сложное. Сейчас нужно будет двинуться с места. Она не ждет, что ей это скажет голос. Она и сама это знает. Ей нужно понять, где она находится и есть ли в ее распоряжении какое-нибудь орудие. Она долго думает, как именно ей передвигаться. Наконец решает ползти на четвереньках. Первым делом она определяет, где находится металлическая дверь, служащая входом в ее тюрьму. Прислоняется к ней бедром, одной рукой опирается о пол, другой принимается шарить перед собой, стараясь не думать о шустрых ползающих существах, которые могут тут обитать. Она вытягивает пальцы. Она ищет. Прощупывает. Так ей удается определить дверные границы. На верхней части двери есть нечто вроде вентиляционного люка со множеством маленьких отверстий. Она пытается посмотреть сквозь одно из них, но ничего не видит. И тем не менее сквозь эти отверстия проходит поток свежего воздуха, хоть и очень слабый, но все же ощутимый. Карла прикидывает, что ширина двери должна быть метра два. Нужно исследовать остальную часть пространства. Карла это понимает, но вместе с тем отдалиться от металлической двери не так просто. Ведь это в какой-то степени значит отдалиться от выхода на свободу. Она долго не может решиться. Ты должна продолжать. Тебе нужно понять, где ты находишься. И она продолжает исследовать место тем же самым образом. Прислоняется плечом к стене и ползет на четвереньках, вытянув руку перед собой. Долго ползти не приходится. До противоположной стены только полтора метра. Теперь весь мир Карлы ограничивается тремя квадратными метрами. В углу она обнаруживает нечто вроде выгребной ямы. А вот, похоже, и туалет. Когда-то, миллион лет назад, во время их с Борхой медового месяца, она выкрикнула ту же самую фразу, стоя на одном конце бунгало площадью полторы тысячи квадратных метров на островах Фиджи, в то время как на другом конце ее новоиспеченный муженек вручал портье безумные чаевые, лишь бы тот поскорее смылся. Контраст между этим воспоминанием и реальностью настолько велик, что Карла прыскает со смеху. Она смеется безудержно, истерично. Раскатисто. Хохочет до слез. И тут она слышит, что за стеной кто-то зовет ее. 6 Местоположение Инспектор Гутьеррес никогда не любил вести ночной образ жизни. Ему больше по душе засыпать в пижаме на диване во время просмотра сериала где-нибудь около полуночи. Можно всхрапнуть пару раз прямо в гостиной, а когда начинается новая серия и на экране всплывает логотип Netflix с фирменным хлопающим звуком заставки, пора ковылять в спальню. Но увы, нехорошие люди обычно выбирают именно ночь для своих нехороших делишек. Так что ночной образ жизни – это его рабочая обязанность, раз уж он выбрал такую профессию. Я ее вообще-то не выбирал. Это она меня выбрала. Когда учеба закончилась и нужно было выходить во взрослую жизнь, Джону было страшно. В этом он Ментору не соврал. Но было кое-что еще: в душе у него горел огонь, но не простой огонь, не тот, после которого остаются лишь угольки. Для такого состояния нет точных названий. И из-за этого внутреннего огня Джон оставил 874 песеты вместе с заявкой на прохождение конкурса. Явился в срок, прошел проверку физической подготовки (он, конечно, не то чтобы толстый, но все же пришлось чуток поднапрячься) и был зачислен в Национальную академию в Авиле, стал носить полицейскую форму и оружие, а вскоре начал помогать патрулировать улицы. Год в Памплоне, затем пару лет в Ла-Риохе. Ему даже не пришлось выдавать удостоверения личности, хотя он говорил своей маменьке, что именно этим и занимается, а она притворялась, что верит. А потом он вернулся в Бильбао, стал инспектором, и его профессия к тому моменту уже настолько глубоко внедрилась в душу, что вырвать ее было невозможно. И его огонь, несмотря на все то дерьмо, что ему приходилось видеть, продолжает гореть мерным пламенем в его сорок с небольшим лет. Этот огонь и поддерживает изнуренного за последние три дня инспектора Гутьерреса, когда вместе с Антонией он возвращается к машине и заводит мотор. Приложение «Найти айфон», открытое с аккаунта Карлы, указало им точку на карте, и теперь они движутся по направлению к ней. – Телефон выключен, – говорит Антония. – И кое-что меня удивляет. Ведь у Карлы Ортис наверняка есть ноутбук.