* * * На следующее утро Оуэн раскладывал плитки на кухне перед завтраком, когда прибыла Эви, позже, чем обычно. На ней было темно-зеленое платье с широким плетеным поясом, подходившим, разумеется, к ее любимым сапогам. Оуэн узнал о ее приближении по стуку шагов, но и Лиона встречала ее словами: – Ах, вот и другая виновная. Благослови меня Поток, но вы, дети, были на волоске от больших неприятностей прошлой ночью. Проклятые перья теперь во всем дворце, вплоть до тронного зала, и все из-за вас. Король будет недоволен. Посмотри на себя, девочка, у тебя все еще пух в волосах! – Я сделала это нарочно, – ответила та без намека на угрызения совести. – У Оуэна белая метка на волосах, и у меня теперь тоже. Он вскинул голову и от удивления чуть не опрокинул башню, которую тщательно возводил. Лиона рассмеялась и покачала головой, затем вернулась к работе. Эви взяла два пышных маффина со стола и направилась к Оуэну. Общая тайна заставляла блестеть ее глаза. Она положила маффины на скамейку. Оуэн вернулся к своей башне, пытаясь завершить ее, дабы потом разрушить. Он заметил белое перо в волосах Эви над левым ухом. Она заплела небольшую косичку и воткнула перо. – Нас почти поймали, – заговорщически прошептал Оуэн. – Не помню, чтобы я так сильно смеялась, – ответила она с усмешкой. – Никогда не забуду лицо Рэтклиффа. Этот венец из перьев, прилипший к его лысине! Меня все еще пробивает смех, когда я об этом думаю! – Она на мгновение задержала дыхание, заразительно улыбнувшись. Оуэн добавил еще один ярус к башне. Это была одна из самых высоких построек, которые он возводил, и она уже начинала раскачиваться. Это был плохой признак. – Что сказал Рэтклифф после того, как выволок тебя? Он сделал тебе больно? Оуэн пожал плечами. – Да нет. Я думаю, он ожидал, что она… будет с нами. – Он аккуратно положил следующую плитку, и башня пока не рухнула. – Когда она вытащила кинжал, – прошептала Эви, – я на миг испугалась. Но какая блестящая идея! Я не против собрать все перья. Оно того стоило. – Она коснулась руки Оуэна. – Спасибо, что рассказал, – прошептала она. – Ты мой самый лучший друг. Он еле заметно улыбнулся ей и начал расставлять последние плитки. Выкладывая их, двигался очень медленно и с кропотливой осторожностью. Это заняло довольно много времени, и Эви подошла к нему, протянув маффин. Сама взяла другой и откусила. – С тыквой… мой любимый! Я люблю тыквенные маффины, тыквенный суп и тыквенные пироги. А ты пробовал устричное рагу? Устрицы редки, но у нас на Севере они есть. Мидии тоже. Мы обычно собираем их осенью. Наша повариха готовит тыквенные пироги, и мы едим устричный суп из больших деревянных мисок. – Она мечтательно улыбнулась, откусив от своего маффина. – Ты готов обрушить башню? – Давай ты, – сказал Оуэн, отступая от башни. Он установил последний ряд плиток, которые вели прямо к нему. – Щедрый джентльмен! – похвалила она его. Прожевав еще один кусочек, она положила маффин на скамейку и встала на колени, с восхищением глядя на постройку. – Ты знаешь, где она живет? Оуэн кивнул. – Я… я отведу тебя туда как-нибудь. Джуэл ворвалась на кухню с кислым выражением лица, что-то бормотала о двух детях, отчаянно нуждающихся в порке. Лиона начала повторять историю их ночных приключений. Казалось, весь дворец слышал об этом. – Как бы я хотела, чтобы Джуэл ушла. Она толстая, и от нее несет, как… как из нужного чулана. Тьфу. Я собираюсь попросить папу отослать ее. Оуэн уставился на нее: – Ты имеешь в виду – дедушку? Ее палец остановился, прежде чем коснулся плитки. – Да. Я именно это хотела сказать. – Ты скучаешь по своей маменьке? – мягко спросил Оуэн. Она поморщилась. – Мама все еще… грустит. Она устала от моей болтовни. Хотя я только пыталась помочь. Дедушка решил, что лучше мне уехать с ним во дворец. Я думаю, что она благодарна, что я в отъезде. Она слегка подтолкнула плитку для того, чтобы та заколебалась, а затем все строение обрушилось дождем плиток. Эви захлопала в ладоши с упоением, ее улыбка рассеяла тень на лице, которая была там мгновение назад. – Мне нравится, когда они падают! – выдохнула она. – Опять они за свое, – застонала Джуэл. – Оуэн-с-сумкой и Эви. Говорю тебе, Лиона, я не могу угнаться за ними. Пожалуй, навещу кузнеца Брэда, одолжу несколько пар ножных кандалов, чтобы приковать их к месту. – Она такая грубая, – прошептала Эви, лукаво глядя на Оуэна. – Может, запрем ее в нужнике? – Наживем себе еще больше неприятностей, – сказал Оуэн. Они начали собирать плитки и складывать их в сумку. Пришло время завтрака с королем и его выговора за судьбу подушек. – Тебе нравится твое прозвище? – спросила она его, складывая плитки. – Я хотела спросить еще в цистерне. Мне нравится, но если тебе нет, я не буду тебя так звать. Он бросил на нее озадаченный взгляд: – Оуэн-с-сумкой? Она энергично кивнула. – Что, ты думаешь, я имела в виду – Киска? – Никогда не называй меня так. Пусть другие называют меня Оуэн-с-сумкой. – Для меня ты всегда будешь Оуэном Кискаддоном. Элизабет Виктория Мортимер Кискаддон. Это звучит очень торжественно. Оуэн улыбнулся и вздохнул. – Что? – Ты уже привыкла к «Эви»? – спросил он. – Только когда ты это говоришь. – Я единственный, кто так говорит! Она опустила руки на колени. – Я ненавижу, когда меня называют леди Мортимер. Это титул моей матери. Я не леди какая-нибудь прямо сейчас. У меня никогда не было прозвища. До сих пор. Я всегда заставляю людей произносить мое полное имя. – Когда я был совсем маленький, сестра называла меня Фуфуэн. Дома меня все еще так дразнят. Она хихикнула над прозвищем. – Уж это всяко лучше, чем «Киска»! Но у людей есть ласкательные имена друг для друга. Когда мы станем старше, ты можешь называть меня милой или дорогой. Ты знаешь, что означает «Анкаретта»? Он удивленно посмотрел на нее: – Нет. Она кивнула с энтузиазмом. – Это северное имя. Оно происходит от другого языка. Анкаретта – это то, как мы произносим его в Кередигионе, но оно произошло от атабирионского имени Ангарад. Давай я тебе повторю по слогам. Ан-ГАР-ад. Это значит «самая любимая». Это женское имя. Оно такое милое. – Она протянула руку и коснулась его белой пряди волос. – Где те бедокуры? Тут ли, еще пакость змышляют? Еще безобразье? – Это был голос Бервика, и он был полон гнева. – Подь сюда вы оба! О, Поток, что за беда! Поспешайте! Сорвиголовы! Я весь по уши в пухе из-за ваших бедокурств! Оуэн и Эви посмотрели друг на друга, чувствуя, как их пробирает смех из-за его странной речи. Лицо Бервика выражало злобное возмущение, он, казалось, готов был метать громы. – Подите, вы двое, – проворчал он, возвышаясь над скамейкой. Только тогда Оуэн заметил, что за маской злости таится страх. – Идем со мной немедля. Ни минуты нельзя терять! Их улыбки исчезли. Эта весть застанет всех во дворце врасплох и наверняка обеспечит мальчику статус благословленного Потоком. Все в королевстве знают о деконее города Эли, Джоне Танморе. Он был членом тайного совета при короле Эредуре. Этот человек был рожден, чтобы управлять Разведывательной службой, но никому, кто посвятил себя служению Потоку, этого не дозволено. Он хитер, умен и холоден, как зимний лед. Король Северн отправил его в цепях в башню Бракенбери в Западной Марке за соучастие в заговоре с целью помешать Северну получить корону. Он, несомненно, участвовал и в заговоре, который привел к битве на Амбионском холме. И теперь он пойман Разведывательной службой. Осмелится ли Северн казнить через утопление служителя Потока? Мне любопытно. Доминик Манчини, шпион при дворцовой кухне Глава двадцать седьмая