– Ну, парень, – сказал король, положив руку на плечо Оуэна, и шутливо толкнул его. – Ты непременно расскажешь мне, если у тебя будут другие подобные сны? – Если вам угодно, милорд, – сказал Оуэн, слегка поклонившись. – Именно так, Оуэн. Это меня очень порадует. Напомни, сколько тебе лет? – Ему восемь, – сказал Рэтклифф, он определенно был сильно взволнован. – Что с нашим планом, он остается неизменным? – Он благословлен Потоком, – усмехнулся Северн. – Проследи, чтоб все было сделано, Рэтклифф. Немедленно. – Затем он снова повернулся к Оуэну: – Ну, парень, наслаждайся завтраком. Когда король захромал дальше, Оуэн понял, что глаза всех в зале устремлены на него. Здесь находились слуги и дети, дворяне, которые пришли подать королю различные петиции. Он объявил о своем сне в зале, полном свидетелей. Многие из них начинали шептаться, указывая на него, откровенно любопытствуя о мальчике, рассказ которого привлек внимание короля. – Ты не сказал мне про свой сон, – сказала Эви, потянув Оуэна в сторону. – С тобой было такое раньше? Он покачал головой. – Это было впервые. Это было похоже на… видение. – Он чувствовал себя виноватым из-за того, что лгал ей, но, разумеется, не мог раскрыть правду без разрешения Анкаретты. Смысл истории Анкаретты полностью прояснился в то утро, когда лорд Асиломар с восточного побережья Кередигиона и его жена были привязаны к лодкам, спущены в реку на острове святилища Владычицы и погибли, разбившись при падении с водопада. Это была первая публичная казнь, которую увидел Оуэн. Они наблюдали с нижних стен дворца и даже на таком расстоянии видели тысячи людей, которые собрались, чтобы посмотреть, как лодки набирают скорость, прежде чем рухнуть с водопада. Когда оба суденышка достигли конечной границы и остановились, раздался общий вздох. Оуэн пристально смотрел, пытаясь понять, что ему это напоминает. Когда герцог Хорват вернулся от Владычицы, он что-то сжимал в руке. Знамя. Оуэн не видел герцога несколько дней. Он покинул дворец по поручению короля, что почти наверняка было связано с сегодняшним разбирательством. И тогда Оуэн понял. На знамени был изображен герб Дома Асиломар. Большая сосновая шишка, свисающая с хвойной ветки. Сосновая шишка упала в реку и пролетела через водопад. Как во сне Оуэна. – Оуэн! – воскликнула Эви, когда дед показал ей смятое знамя. Она удивленно смотрела, прежде чем повернуться к нему. – Ты видел это! Видел во сне! Глаза Хорвата сузились, его лицо было лишено выражения. – Все так говорят, – тихо сказал он. – Утверждают, что молодой Кискаддон может быть благословлен Потоком. – Конечно, дедушка, – ответила Эви с блеском в глазах. – Я всегда это знала. – Она схватила и крепко сжала руку Оуэна. Оуэн чувствовал, что ему не по себе. На его лице застыла робкая улыбка, но он ничего не сказал. Позже, когда он стоял на коленях на кухне, расставляя плитки, ему было трудно сосредоточиться из-за того, что сюда постоянно являлись люди, желавшие его увидеть. Они шептались между собой, и, хотя он старался не слушать, до него долетали некоторые слова. Лиона нашла время, чтобы объяснить посетителям, чем он занят. – Да, он каждый день на кухне играет с этими плитками. Мой муж Дрю нашел их для него. Он расставляет их, а затем сбивает. Нет, он выкладывает разные узоры. Иногда прямые ряды. Иногда круги. Это самое странное, что я видела. Уверяю вас, благослови меня Поток, ведь он приходит сюда каждый день. Он умный парень. Всегда был застенчивым и умным. – Не обращай внимания. – Эви лежала на животе, уперев подбородок в запястье. – Я всегда верила, что ты благословлен Потоком, Оуэн. Знаешь, какая это редкость? Однажды в Северной Камбрии был мальчик, благословленный Потоком, который мог разговаривать с волками. Он почувствовал, что страх колет его словно иголками. Из-за этого он уронил плитку, и башня, которую он строил, рухнула. Он нахмурился от гнева и начал строить снова. Общее внимание было приятно, но в то же время он лгал своей лучшей подруге. Он знал, что не был благословлен Потоком. Это был трюк Анкаретты. Он был не против обмануть короля. Или Рэтклиффа. Особенно Дансдворта. Но ему не нравилось обманывать ее. – Интересно, сколько наших детей будут такими, – мечтательно вздохнула Эви. Схватив плитку, она внимательно осмотрела ее, прежде чем положить обратно. – Это не невозможно – иногда дар могут получить несколько детей. Но обычно только один в семье. Особенный. У твоей матери было много детей, так что шансы на успех были лишь у одного из вас. Я думаю, что прядь белых волос, которая у тебя есть, – это знак избранности. Знамение от Потока. Терзающее чувство росло. Ему очень сильно хотелось рассказать ей. Это разъедало его. – Это почти такая же редкость, как выжить после водопада, – продолжила Эви. Она всегда болтала, даже когда ему не хотелось говорить. – Выживает примерно один из ста. Под водопадом всегда стоят солдаты, чтобы посмотреть, не спасся ли кто. Лорд Асиломар и его жена не спаслись. Oни утонули. – Это ужасно, – тихо сказал Оуэн, снова работая над башней. – Это наказание за предательство, Оуэн. Король не казнил их сына. У них был единственный сын, которому четыре года. Король отправил его к лорду Ловелу в Южный Порт. Я не хотела бы выйти за кого-то моложе меня. Это было бы неприятно. Я рада, что мы одного возраста. Оуэн был поражен тем, сколько людей в тот день появилось на кухне. Старый седовласый дворецкий, Бервик, заходил несколько раз и громко жаловался на шум и то, что еду не подавали вовремя из-за всех разговоров и глупостей. – Льзя ли думать, парень отрастил крылья и порхнул в небо, – резко сказал он. – Было б из-за чего шум разводить. Удачно совпало. Всем знамо, что Асиломар предатель. Он из Восточного Стоу! – Никто не знал об этом, – вызывающе ответила Лиона. – Быть с Востока – не делает кого-то предателем, Бервик. Попридержи язык. – Мне придержать? Эт ты должна держать язык за зубами! Цел день болтала со сторонними и все тако. Никакой честной работы весь день. Вас тута примолкнуть заставят. Вот узришь. – Мне не нравится Бервик, – тихо сказал Оуэн. – Мне нравится слушать, как он говорит, – ответила Эви. – Мне нравится наш северный выговор. Мой отец любил слушать, когда я так говорила. Оуэн посмотрел на нее: – Ты можешь так говорить? Она улыбнулась. – Глянь-ко, парень, но середь земляков инач нельзя. – Она подмигнула ему и вернулась к своей обычной манере речи: – По правде, так начинают говорить с малолетства. Мой дедушка молчалив, потому что он вырос на Севере, и его акцент проявляется чаще. Он научил меня говорить, как положено при дворе. Мне нравится слышать этот диалект. Он музыкальный. – Бервик всегда жалуется, – пробормотал Оуэн. – Все жалуются. – Она отмахнулась. – У тебя были другие сны, Оуэн? О нас? – Надежда в ее взгляде сделала чувство вины еще сильнее. Он покраснел и уставился на плитки, которые укладывал. – Я не управляю ими, – сказал он безвольно. – Если тебе приснится сон о том, как меня бросают в реку, ты должен сказать мне! – торопливо произнесла она. – Знаешь, некоторых людей приходится связывать, потому что они слишком напуганы. Я бы не хотела этого. Если бы я была обречена умереть такой смертью, я бы хотела, чтоб у меня было весло! Представь, как это могло бы быть! Мы бы спустились вместе, ты и я. Может быть, мы могли бы держаться за руки через борта лодок? Папа рассказывал, что у тех, кто выжил, обычно не гнутся пальцы, и они держатся прямо, как палку проглотили. Однако большинство погибает. Я вот думала, что было бы здорово пройти через водопад, привязавшись крепкой веревкой, и попросить кого-нибудь придерживать меня с моста. Но папа сказал, что удержать будет слишком трудно, и я разобьюсь на куски. Когда она рассуждала о своей возможной гибели при падении, вид у нее был мечтательный. – Тебе не кажется, что это ужасно? – Он понизил голос. – Что король пытается хитростью заставить людей быть ему верными? Она бросила на него любопытный взгляд. – Это просто сплетни, Оуэн. Король так не делает. – А я думаю, что делает, – сказал Оуэн. Ему было все более неловко. Он так хотел рассказать ей об Анкаретте. – Я спрошу дедушку, – сказала Эви, покачав головой. – Что, если это правда? – Оуэн нахмурился. Она безразлично пожала плечами: – Тогда я скажу королю, что он должен прекратить. И Оуэн ни минуты не сомневался, что она это сделает. * * * Когда дворец наконец погрузился во тьму и крепкий сон, Оуэн выскользнул из своей комнаты, чтобы навестить Анкаретту. Ему не терпелось увидеть ее снова, и он надеялся получить ее разрешение поделиться хотя бы частью своей тайны с Эви. Он прокрался, как кот, по темному коридору, и отодвинул задвижку, чтобы войти в одну из секретных дверей дворца. Он шел по коридору без свечи, потому что знал дорогу даже в темноте. Когда он достиг ступеней башни, он остановился, и его сердце заколотилось от страха. Из комнаты Анкаретты раздавались мужские голоса. Он осторожно подкрался к лестнице, пригнувшись и напрягшись. Он был готов бежать в любой миг. Неужели Рэтклифф нашел ее укрытие? Нет, это был не его голос. Когда он подобрался ближе, то услышал Анкаретту. – Это же так просто, Доминик. Я хочу, чтобы мальчик выжил. И мне нужна твоя помощь. Поделись со мной информацией. Чем-то таким, чего даже Рэтклифф не знает. Все равно что, только ничего такого, что может навредить тебе. Лишь то, что придаст правдоподобность слуху о том, что Оуэн благословлен Потоком. – Ты просишь меня, – прорычал Манчини, – рисковать жизнью, веря тебе на слово? – Она просит, – раздался третий голос, и Оуэн сразу же узнал дворецкого Бервика, – чтоб ты прекратил обжирать кухню и занялся тем, за что Рэтклифф те платит! Ты только глянь на ся, чел! Ты ж, прав слово, объешься до смерти! Его прервал голос Анкаретты: – Не ярись, Бервик. Невозможно уговорить человека, если это против его хотелок. Если наш друг хочет встретить свой конец, набивая желудок, я сочувствую ему. Но не осуждаю. – Из-за него расходы на продукты возросли вчетверо! – пожаловался Бервик. – Мелочь, – успокаивала его Анкаретта. – Когда он станет главой Разведывательной службы, это не будет иметь значения. – Это все еще твой план? – настороженно спросил Манчини. – Я, может, и толстый. Я, может, и ленивый. Но меня не часто называют дураком. Когда мальчик говорил о сосновых шишках, уж поверь мне, что все шпионы во дворце начали указывать пальцами друг на друга. Я поразился, что мое прикрытие оказалось правдоподобным. Я ничего не сказал мальчику! – И не будешь, – успокаивающе сказала Анкаретта. – Ты скажешь мне, а я скажу ему. Ты останешься в стороне и не пострадаешь. В конечном итоге это будет тебе выгодно. – Я не могу поверить, что меня так легко провели. – Манчини почесал бакенбарды. – Моя гордость страдает. – Твоя печень страдает, – съязвил Бервик. – Эта женщина – королевская отравительница. Она самая милая женщина в королевстве, сама благословленная Потоком! Я мног ей обязан и сколь лет хожу по этим ступеням. Когда она дает слово, так выполнят. – Чепуха, – проворчал Манчини. – Доверие – это яичная скорлупа. Пфе, я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Если бы я мог убежать, сбежал бы. К сожалению, мои ноги возражают.